Тайна генерала Багратиона - читать онлайн книгу. Автор: Алла Бегунова cтр.№ 42

Новенькое ландо, в котором сидела красавица, катилось по деревянному мосту через одно из ответвлений полноводного Дуная. Этот мост соединял Пратер, весьма фешенебельный район Вены, с городской усадьбой русского аристократа.

Мост Разумовский построил на свои средства и подарил австрийской столице. Кроме того, вокруг дворца он выкупил все земли и благоустроил территорию, создав парковую аллею и площадь, окруженную красивыми домами. [17]

Дворец вставал за площадью, как чертог великого чародея. Он казался выше, чем есть на самом деле, благодаря множеству белых колонн, украшавших фасад здания. Они поднимались над первым этажом, как бы соединяя в единое целое второй и третий этажи и упираясь в двускатную металлическую кровлю, крашенную белой краской. Тридцать позолоченных Атлантов, сгибаясь словно от непосильной ноши, поддерживали ажурные арки над венецианскими окнами между колоннами. Голубые стены, белоснежные колонны, золотые фигуры древнегреческих богов придавали жилищу графа Андрея вид роскошный и торжественный.

Всякий раз подъезжая к нему, Екатерина Павловна невольно сравнивала дворец Разумовского с Хофбургом, поскольку многие их архитектурные детали совпадали. Однако Габсбурги создавали свой дворцовый ансамбль на протяжении пятисот лет. Андрей же Кириллович уложился в шесть годков. Пусть он и подражал имперскому стилю, но выбрал-то из него самое лучшее, интересное — вот что значит русская смекалка, русская сила и, конечно же, русские деньги!

Дворецкий провел княгиню Багратион в тот кабинет его сиятельства, который именовался «античным». Там находились гипсовые копии с двух статуй Праксителя, потрясающей красоты «Отдыхающий Сатир» и «Афродита Книдская», горка с золотыми сосудами из Спарты и книжный шкаф, в коем хранились манускрипты (правда, Екатерина Павловна полагала, будто это — списки с них) древнегреческих драматургов Софокла, Эсхила и Еврипида, а также сочинения историков Геродота и Фукидида.

В кабинете Андрей Кириллович пребывал не один. Он позировал для Антонио Кановы, скульптора из Рима, которому заказал свой мраморный бюст. Мастер делал карандашные наброски то в анфас, то в профиль, изучая лицо знатного клиента и одновременно — его характер, каковой должен был непременно отразиться в камне.

Княгиня Багратион слышала о знаменитом скульпторе, видела некоторые его работы — они находились в особом зале дворца Разумовского, — но доселе с ним самим не встречалась. Граф представил их друг другу. Итальянец, бросив профессиональный взгляд на русскую аристократку, сразу оценил идеальные пропорции ее фигуры. Он подарил ей комплимент, витиеватый, преувеличенно восторженный. Екатерина Павловна ответила ему по-итальянски. Мастер удивился, ответил ей вежливым поклоном и вернулся к своей работе.

Антонио Канова находился в зените своей славы. Сын бедного рабочего-каменотеса к пятидесяти годам достиг известности и богатства, занял пост директора Художественной академии имени Святого Луки в Риме, завел собственную мастерскую и учеников. Его творения как будто переносили образы современников в Античный мир, строгий, спокойный и прекрасный. Статуе Наполеона Бонапарта он придал облик древнеримского бога Марса-Миротворца, а черты богини любви Венеры — статуе его сестры, Полины Бонапарт, в замужестве Боргезе.

Заказы посыпались, как из рога изобилия. Царственные особы, европейская феодальная знать, нувориши-миллионеры — все хотели, чтоб Канова запечатлел их подобным же образом в неподдающемся тлению белом мраморе. Воспоминания о голодной, бездомной юности отступили прочь, и мастер стал выбирать заказчиков по своему усмотрению. В их список попал русский вельможа.

Во-первых, Андрей Кириллович довольно сносно владел итальянским. Во-вторых, умел увлекательно рассказывать ваятелю о достоинствах и недостатках — совсем незначительных! — его произведений. И, наконец, в художественных коллекциях, собранных графом, скульптор находил вдохновляющие его предметы, и они вдвоем часами беседовали об истории искусства. Потому, когда Разумовский заказал Канове собственный мраморный бюст, тот охотно приехал из Рима в Вену.

Екатерина Павловна села на деревянное кресло с подлокотниками, но без спинки и начала прислушиваться к их разговору. Он касался особенностей обработки камня, применявшихся Праксителем. Древний грек умело придавал мрамору теплоту человеческой кожи.

— Ваше сиятельство, — вдруг обратился к ней по-русски Разумовский, — какие у вас новости?

— Да, новости у меня есть, — подтвердила молодая женщина. — Они касаются пребывания здесь персидско-французской дипломатической миссии.

— Неужели господин Утрей из Парижа встретился вам в любимой кондитерской «Демель» и подошел, чтобы засвидетельствовать почтение? — шутливо предположил граф.

— Вы почти угадали. Только не в «Демель», а в магазине восточных товаров, и не француз Утрей, а молодой перс по имени Игарри.

— Не знал, что вы говорите по-персидски.

— Не я, — она пожала плечами. — Мой муж.

— Вот как?

— Оказывается, генерал изучал фарси в детстве, поскольку его отец вырос в Исфахане.

— Значит, они беседовали на своем языке, а вы ничего не понимали?

— Нет, не так. Игарри — переводчик посла и в совершенстве владеет французским. Он даже одет, как европеец. Был очень мил и любезен со мной.

— Ну, сие не удивительно, — констатировал Андрей Кириллович, по просьбе Антонио Кановы поворачивая голову налево.

Ваятель спрятал в папку изрисованный лист и взял в альбоме чистый. Его карандаш вновь заскользил по бумаге. На белом поле возникал черный профиль человека с высоким лбом, хорошо выраженными надбровными дугами, длинным прямым носом, полными, чувственными губами. Сходство с портретируемым бросалось в глаза.

— Я пригласила переводчика на сегодняшний вечер к себе домой, — тихо произнесла Екатерина Павловна. — Думаю, я поступила правильно.

— Безусловно, — согласился Разумовский. — А ваш дражайший супруг?

— Он поддержал меня. Еще он сказал, что мы должны что-то предпринять.

— Что-то предпринять. — в задумчивости повторил Разумовский и, забыв о скульпторе, повернул голову к Екатерине Павловне.

Итальянец, наблюдая за графом и его гостьей, прекратил работу. Он почувствовал напряжение долгой паузы в их разговоре, а также увидел, как сдвинулись к переносице темные густые брови русского вельможи, от ноздрей к углам рта пролегла резкая складка. Лицо, прежде добродушное, вдруг стало сосредоточенным и серьезным. Канова лихорадочно заработал карандашом снова. Не этот ли облик есть точное выражение характера графа, который пока не открылся мастеру?

— Пожалуй, сегодня вечером я приеду к вам, друг мой, — сказал Андрей Кириллович.

— Отлично! — княгиня Багратион поднялась с места. — Не буду больше мешать.