Азазель - читать онлайн книгу. Автор: Юсуф Зейдан cтр.№ 31

В ожидании речи Гипатии мое сердце заколотилось так бешено, что я испугался, как бы сидящие рядом не услышали его гулких ударов. Гипатия — почтенная и красивая женщина, даже очень красивая. Быть может, самая красивая во всей вселенной. Ей было около сорока. И все в ней казалось идеальным — и нос, и рот, и волосы, и глаза. А когда она заговорила, красота ее раскрылась и заиграла. Намного позже я узнал, что Гипатия сызмальства занималась наукой, обучаясь у своего отца — знаменитого математика Теона. А когда подросла, стала помогать ему готовить комментарии к работам Клавдия Птолемея {53}, автора книг «География» и «Великое построение» [7] .

Гипатия… Когда пишу это имя, я как будто вновь вижу ее перед собой, стоящей на кафедре в просторном зале. Она — словно небесное создание, спустившееся на землю с божественных высот, дабы возвестить человечеству милостивую Господню волю. Обликом Гипатия напоминала Иисуса Христа, каким его обычно изображают: сочетание утонченности и величия. Внимательный взгляд серо-голубых глаз, широкий лоб, неуловимое изящество в одежде и позе, достоинство, которым Господь награждает истинную красоту. Из какого светоструйного материала была сотворена эта женщина? Она была совсем не похожа на других людей! Из какой прекрасной глины сотворил ее бог Хнум, каким небесным бальзамом напитал он эту женщину? О Господь мой, я богохульствую…

* * *

Оглядев притихшую аудиторию, Гипатия начала читать лекцию, которую я попытаюсь здесь отчасти воспроизвести.

«Друзья, недавно с острова Родос я получила несколько писем, в которых обнаружила замечания и отклики на свои предыдущие лекции, где объясняла некоторые положения достопочтенного Диофанта {54}, изложенные в его замечательном труде и касающиеся неизвестных количественных величин. Ввиду особой специфичности этой темы, я полагаю, мы сможем обсудить ее по окончании лекции, чтобы не нагружать присутствующих здесь неспециалистов в математике. Хотя я убеждена, что философия, о которой многие из собравшихся сегодня хотели бы поговорить, может основываться исключительно на математических постулатах. Да будет вам известно, братья и сестры, что великий Платон {55} велел написать на дверях своей школы в Афинах такую фразу: «Да не войдет сюда тот, кто не знает геометрии!»»…

Я просто пожирал Гипатию глазами, и она пару раз посмотрела в мою сторону, что привело меня в совершеннейший восторг. Я много лет изучал философию в Ахмиме, но не слышал там ничего подобного тому, о чем говорила эта женщина. На прекрасном греческом языке она объясняла нам, как человеческий разум может постигать скрытые тайны вселенной и проникать в суть вещей, а затем различать их акциденции и меняющиеся свойства… С ее уст слетали фразы, разъясняющие философские принципы, которые я слышал и раньше, но в ее исполнении они проникали в мое сознание и прочно оседали в голове. Даже такой известный афоризм пифагорейцев, как «Весь мир — гармония чисел» {56}, открылся мне по-новому. Благодаря Гипатии, я постиг многие изречения философов, смысл которых ранее был для меня темен.

Мне захотелось стать учеником Гипатии, или даже ее слугой, и до конца дней следовать за ней тенью. Еще я подумал о том, что, может быть, вернусь к Октавии и постараюсь вымолить у нее прощение за то, что три дня обманывал ее. Я признаюсь Октавии, что боялся потерять ее, и поэтому так долго молчал. И она простит меня и примет, и мы будем жить вместе. Я позабуду свои видения, смущавшие меня и вынуждавшие впадать в неосознанный грех… Познакомлюсь с ее хозяином-сицилийцем, когда он вернется из путешествия, и лучше узнаю Гипатию. Я займусь медициной и добьюсь небывалых высот на этом поприще и, возможно, найду лекарство от болезни «гаг»… Меня так захватили эти мечты, что я не заметил, как закончилась лекция.

Но я прекрасно запомнил, что сказала в тот день Гипатия: «Понимание, мои дорогие, бывает не только рациональным, но еще и духовным. Истины, к осознанию которых мы приходим логическим путем или путем вычислений, если не усваиваются нашим духом, остаются сухими фактами, и мы при этом совершенно не способны постичь их красоту… Вот уже несколько часов я беседую с вами и понимаю, что моя лекция слишком затянулась и я утомила вас, за что прошу прощения. Спасибо вам, что пришли сегодня. Через полчаса я вернусь, чтобы поговорить о математике Диофанта, и с удовольствием пообщаюсь со всеми, кому это интересно, но при условии, что они разбираются в вычислениях или, во всяком случае, не испытывают к ним отвращения, равно как и ко мне».

Собравшиеся заулыбались, а некоторые даже хохотнули и стали прощаться с педагогом. Я остался сидеть, где сидел, как камень, втиснутый в пирамиду, как неколебимые выбеленные отроги на нильских берегах моей родины. А куда мне было податься?

Ряды слушателей поредели, остались лишь самые усердные, которые перебрались поближе, на первые ряды. Префект, его свита и несколько слушателей столпились возле длинного стола, стоящего за дверями. Он был уставлен блюдами с разнообразными сластями, о которых упоминал издевавшийся надо мной глашатай в первый день моего пребывания в Александрии. Я не люблю сласти и не стал их пробовать, хотя живот так сводило от голода, что я чуть не падал в обморок. Я скромно удовольствовался лишь последней парой фиников, нашедшихся в моей торбе. Через полчаса префект со своей свитой удалились, а Гипатия вернулась в сопровождении небольшой группы коллег и учеников самого разного возраста. Как и в первый раз, стоило ей подняться на кафедру, зал затих. Нас осталось не больше двадцати человек. Я по-прежнему сидел на своем месте в третьем ряду. Внезапно Гипатия обратилась ко мне:

— Ты можешь пересесть на первый ряд, если хочешь.

— Нет, моя госпожа… Мне и здесь удобно. Ты очень любезна.

— Очень любезна!.. Чудно ты изъясняешься, чужеземец!