Стамбульский оракул - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Дэвид Лукас cтр.№ 11

День был по-зимнему яркий, холодный, хотя довольно приятный. Запах горящего угля смешивался с ароматом сосны, в доках царила обычная суета. Вереница портовых грузчиков перетаскивала сундуки из повозки на борт судна. Слезы и пожелания доброго пути сменились возмущенными криками возницы, разглядевшего полученную плату. Кроме доков, Констанца напоминала о себе только двумя холмами да парой дюжин серых домов из камня, гнездившихся по периметру ничем не примечательной площади. Джеймс глубоко вдохнул, вынул сигарету из кармана пиджака и прикурил не без некоторого изящества. Констанца не так уж и ужасна, если ты никогда не знал ничего лучшего. Климат тут довольно приятный, и, если он не ошибался, город сыграл, кажется, довольно важную роль когда-то во времена Римской империи. Преподобный затянулся и стряхнул пепел, прежде чем вспомнить: ну да, ведь Овидий провел здесь несчастливые годы на склоне жизни и ведь было у этого городишки еще другое название — Томы. «Последний приют на окраине мира» — так он называл Констанцу. И ничем иным она и не могла быть для этой нежной, тонкой души, оказавшейся в изгнании.

Преподобный Мюлер докурил сигарету и посмотрел на необычную птицу, которая сидела на перилах совсем близко от него. Она походила на удода, хотя такого необычного оперения преподобному никогда не приходилось встречать: удод был светло-пурпурный, с яркими белыми полосками на крыльях и грудке. Удоды не слишком-то дружелюбны, но эта птица просто не отводила от него взгляда, можно было подумать, что она требует чего-то. В ответ преподобный уставился на пурпурное пятно над тонким заостренным клювом, но птица почти сразу же перелетела к двум другим, что притулились на крыше повозки, которая ждала очереди на разгрузку. Джеймс выкинул окурок в воду и облокотился на деревянный поручень, наблюдая за тем, как грузчики под присмотром плотного мужчины с густой черной бородой вытаскивали сундуки из повозки. Торговец, без сомнения. Похоже, еврей. Якоб Коэн? А может, какой другой еврей. Когда последний сундук был благополучно погружен на пароход, бородач взошел на палубу, а удоды полетели к холму.

Преподобный Мюлер выпрямился, вздрогнул и поплотнее запахнул пальто. Почти полгода его не было в Стамбуле, наверняка скопились горы работы. А следующий семестр начнется через четыре дня после прибытия. Приступят к работе трое новых преподавателей. Кроме всего прочего, надо написать приветственную речь. Вдобавок к обязанностям в Робертс-колледже «Педагогический журнал» ждет от него статью, а вице-консул — отчет о положении религиозных меньшинств при теперешнем капитуляционном режиме. Да и начальники из военного департамента им недовольны: уже несколько лет он не мог установить ничего определенного о германском влиянии на Стамбул. Это тревожило его больше всего. Он умел писать отчеты, натаскивать неопытных преподавателей, готовить статьи к печати, но вот вести агентурную работу — увольте. Никогда он не был шпионом — по крайней мере, никто не учил его. Он готов был признать, что успех его миссии в Бейруте был не чем иным, как удачным стечением обстоятельств, но шишки в департаменте приняли откровенность за скромность, и что же? Он обязан им своим местом в Робертс-колледже и при этом не в состоянии доставить им необходимые сведения.

Он закурил вторую сигарету и мысленно перенесся в ласковую Ялту, к продуваемым ветрами эспланадам и меланхолическим фасадам опустевших летних дач. Ялта была превосходной передышкой между нескончаемой чередой стамбульских интриг, партийных игр и предательств, но приходилось возвращаться. Он стряхнул пепел на поручень и равнодушно посмотрел на кучку новых пассажиров, которые поднимались на борт, сопровождаемые отчаянными прощальными взмахами платков. Пароход чихнул, и они отошли от причала. Он уже сожалел, что не поплыл прямым рейсом из Севастополя в Стамбул. Этот же пароход останавливался по крайней мере раз в день, и, что более существенно, на нем совершенно не с кем было поговорить. А ведь Новый год, чего доброго, придется встречать на борту, подумалось ему тем утром; тут ведь все живут по юлианскому календарю. Джеймс ухмыльнулся, вспоминая любимую максиму своей матушки: «Все, что нам остается, — извлекать пользу из положения, в котором мы оказались по воле Господа». Постукивая пальцами по нагрудному карману, он послал сердечное, хотя и несколько сардоническое последнее «прости» немногочисленным провожающим и спустился вниз знакомиться с попутчиком.

Господин Якоб Коэн оказался именно тем бородатым субъектом, за которым преподобный Мюлер наблюдал с палубы. Вернувшись в каюту, он увидел там человека, который распаковывал потрепанный чемодан.

— Добрый день.

Господин Коэн обернулся и протянул руку:

— Господин Мюлер?

— Называйте меня Джеймсом, — ответил преподобный. Он всегда делал так в тех случаях, когда собеседник опускал его титул. — Или, если пожелаете, преподобным Мюлером.

— Якоб Коэн, — представился попутчик, и они обменялись рукопожатием. — Я еду в Стамбул.

— В таком случае, — улыбнулся Джеймс, — могу уверить вас, что вы не ошиблись судном.

Господин Коэн сносно говорил по-английски, по-французски и даже владел начатками русского. Но после того, как они перепробовали все доступные им языки, было решено остановиться на турецком. Господин Коэн распаковывал вещи, а Джеймс уселся за стол в углу каюты, и они заговорили о том, кто куда едет. Предположение, что господин Коэн направляется в Стамбул в качестве коммерсанта, подтвердилось. Он торговал коврами и намеревался избавиться от излишков товара, залежавшегося на складе. Хотя Констанца больше не находилась под контролем империи, Стамбул многое значил для экономики региона. В особенности в том, что касалось торговли текстилем, пояснил Якоб. Да и коренные жители Констанцы, и русские, так же как и остальные европейцы, порой покупали восточные ковры, но самые изысканные изделия легче было продать в Стамбуле, — по крайней мере, он надеялся на это.

Преподобный Мюлер был приятно удивлен, обнаружив в господине Коэне куда более знающего и словоохотливого собеседника, чем казалось на первый взгляд. Большую часть юности господин Коэн провел в путешествиях по Центральной Азии и Ближнему Востоку: в наследство ему досталась лишь крошечная сумма, однако он очень умело распорядился ею. Он объехал десятки стран, был начитан и подкован в различных областях знаний ничуть не хуже преподавателей Робертс-колледжа, хотя формально его образование закончилось в тринадцать лет. Они продолжили бы беседу и после обеда, если бы на господина Коэна вдруг не накатила тошнота. Он бросился к умывальнику, принялся многословно извиняться и объяснил, что страдает от морской болезни, потом замахал руками, отклоняя предложенную помощь, и сказал, что лучшее лекарство — полежать, пока море не успокоится.

Джеймс воспользовался случаем и пошел в библиотеку написать пару писем. Когда незадолго до ужина он вернулся в каюту, господин Коэн лежал на верхней койке, повернувшись спиной к двери. В каюте остро пахло потом и рвотой. Джеймс подошел к койке, положил руку на плечо господина Коэна и тихонечко позвал:

— Господин Коэн, с возвращением в мир живых.

— Господин Мюлер, — пробормотал тот, перекатываясь на спину.