Призрак Перл-Харбора. Тайная война - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лузан cтр.№ 85

Напряжение, появившееся в действиях конвоя, невольно передалось Павлу.

«Похоже, допрос предстоит у начальства», — подумал он и не ошибся.

Коридор закончился, и они вошли в просторную приемную. Вышколенный офицер принял арестанта у конвоя и завел в кабинет. В глаза Павла бросился огромный, почти во весь рост, портрет Вождя.

Его беспощадный взгляд гвоздил «врага народа» к полу. Многоликий образ коммунистического «бога» преследовал Павла с первых шагов по советской земле: на дальней погранзаставе, на военном аэродроме, в кабинетах и на гигантских плакатах, занимавших целые фасады домов. Он, великий и непогрешимый, властвовал над жизнями миллионов людей. Вознесенный на недосягаемую высоту созданной им чудовищной пирамиды власти, Вождь снисходительно взирал на суету человеческого муравейника. Местечковые вожди, живущие и благоденствующие всецело от его щедрот и милостей, готовы были растерзать любого, на кого укажет «божественный» перст.

Павел опустил глаза. Под портретом в кресле восседала моложавая и невыразительная копия Вождя. Щеголеватая щеточка усов а-ля Сталин. Холеное и пресыщенное лицо, модная прическа никак не говорили о тяжком бремени забот, лежащих на плечах комиссара госбезопасности второго ранга Богдана Кобулова, заместителя наркома внутренних дел СССР, давнего и испытанного соратника Лаврентия Берии.

Цепкий и колючий взгляд темных, на выкате глаз обдал Павла холодом. Лицо Кобулова излучало неприкрытую угрозу. Он повелительно махнул рукой, и помощник покинул кабинет. Вместо него вошел плотный, крепко сбитый, русоволосый майор и занял место за приставным столом. По описанию Хосе, Павел догадался: Лев Влодзимирский, начальник следственной части по особо важным делам НКВД СССР — один из самых жестоких следователей.

«Выходит, дела мои плохи», — поежился Павел, но не дрогнул и смело посмотрел на Кобулова.

Тот пододвинул к себе дело, и толстые, густо поросшие волосами пальцы зашелестели страницами. Бегло просмотрев постановление об аресте, Кобулов вскинул глаза на Павла, прошелся по модному пиджаку и сквозь зубы процедил:

— Ишь, вырядился, буржуй недорезанный!

Павел опешил, такого начала он не ожидал.

— Чего молчишь? Язык проглотил? Ну, ничего, и не таких раскалывали, — с презрительной усмешкой произнес Кобулов.

— Там лаптей и косовороток не продают, — огрызнулся Павел, и в нем заговорила злость.

Усы описали замысловатую дугу и встали дыбом. В голосе Кобулова отчетливо зазвучал южный акцент:

— Ах, ты гныда! Над органами издаваться! Да я тэбя в порошок сотру, японская ты подстилка! Завалил резидентуру и еще пасть разэваешь!

— Я? Резидентуру? — Павел потерял дар речи.

— Я, что ли? Контра ты недобитая!

— Абсурд! Бред! — пришел в себя Павел.

— Что?.. Лэв, ты пасмотры на эту мразь! У него хватает наглости вякать, — прорычал Кобулов. — Брэд? Да тут, — его палец трепал страницы, — столько написано, что тэбя, сука, на тот свет можно хоть сейчас отправить!

— Свидетелей тоже хватает, — подал голос Влодзимирский.

Под градом нелепых обвинений Павел вскипел, но разум взял верх. Он вспомнил советы Хосе — к нему, судя по всему, применили тактику силового давления и решили сломать на первом же допросе.

Кобулов продолжал бушевать, сквозь смуглую кожу проступил румянец, аккуратно уложенные волосы растрепались и свалились на лоб. Брюзжа слюной, он яростно кричал:

— Это ты сдал Свидэрскую!.. Это ты вывел японцев на конспиративную квартиру!.. А почему не убрал Люшкова?.. Сучье вы племя! Мало мы вас покрошили в восемнадцатом. Хватит крутить, Олшэвский! Признавайся!

Павел пытался протестовать, но Кобулов не слушал. Потеряв терпение, энкавэдэшник схватил его за ворот пиджака, ткнул в протокол допроса и заорал:

— Мерзавец! Читай!

Павел стер кровь с разбитой губы и склонился над исписанными знакомой рукой листами. Буквы плясали перед глазами. Нет, он не мог ошибиться! Это был почерк Сергея Смирнова: плотный, убористый, с характерно выписанными «в» и «д».

— Олшэвский, запираться бэсполэзно! Смирнов во всем сознался. Здесь черным по бэлому написано, кто тэбя вербовал. Какие задания японцев ты выполнял. Читай! Читай! Хотел нас вокруг пальца обвести. Не вышло! — злорадствовал Кобулов. — Органы — это всевидящее око партии и ее карающий меч. Как говорит товарищ Сталин…

Но Павел уже ничего не слышал, показания Сергея потрясли его. «Зачем? Как такое ты мог написать? Ты, кому я доверял, как самому себе? Так чего же стоит наша дружба?»

— Партия и органы беспощадны к врагам, но они готовы простить тех, кто раскаялся и намерен искупить свою вину, — долдонил Кобулов.

Павел тряхнул головой, пытаясь избавиться от кошмарного наваждения. Вождь на портрете ожил, но в его глазах не было ни капли жалости и сострадания. Лица Кобулова и Влодзимирского расплывались бледными пятнами, на месте ртов зияли черные дыры, из которых неслись брань и угрозы.

— Это ложь! Я не виноват! Не виноват, — как заведенный твердил Павел и упрямо мотал головой.

— Вижу, сегодня толку не будет, — с досадой произнес Кобулов и распорядился: — Лэв, берись за него и раскручивай на полную катушку. Хватит миндальничать. Дело на эту японскую шайку надо закрыть до февральских праздников.

— Сделаю, Богдан Захарович. Расколю до самой жопы! — самоуверенно заявил Влодзимирский.

— Коли! Но не забудь — двадцатого мне лично докладывать Лаврентию Павловичу. Вопрос находится на особом контроле, — закончил допрос Кобулов и нажал на кнопку звонка.

В кабинет вошел конвой. Павла вывели в коридор и тут же припечатали лицом к стене. Навстречу под перестук ключа надзирателя по бляхе ремня двигалась очередная «двойка». Хлопнула дверь в приемную Кобулова, и коридор снова опустел.

— Вперед! — приказал надзиратель.

Павел возвратился в камеру. Несмотря на глубокую ночь, Хосе не спал. Он с тревогой посмотрел на него и с облегчением произнес:

— Сегодня пронесло.

Павел ничего не сказал, без сил рухнул на нары, схватился руками за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, стонал:

— Как он мог? Как? Я — предатель?.. Я…

Хосе подался к нему. Дверной глазок открылся и надзиратель рыкнул:

— До подъема запрещено подниматься и разговаривать!

— Ложусь, — буркнул Хосе и возвратился на место.

Потрясенный предательством Смирнова, Павел так и не смог уснуть.

«Почему, почему они уничтожают тех, кто преданно служит?» — думал он.

Еще какому-то объяснению поддавалось то, что произошло с ним, Хосе и теми, кто годами вел тайную войну во вражеских штабах и в министерских кабинетах противника. Войну, в которой под личиной врага скрывался соратник и друг. Войну, где истинную правду не дано было узнать никому — ее уносили с собой в могилу связники и резиденты.