Тысяча осеней Якоба де Зута - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Митчелл cтр.№ 64

— Настоятелю Эномото — но — ками, — женский хор, — нашему духовному поводырю…

Орито представляет себе, как она плюет на уважаемого коллегу ее покойного отца.

— …чья мудрость ведет за собой храм на горе Ширануи…

Настоятельница Изу и экономка Сацуки замечают застывшие губы Орито.

— …мы, дочери Изаназо, воздаем благодарность сытого ребенка.

Ее протест пассивный, тщетный, но у Орито нет возможности выразить его более явно.

— Настоятелю Генму — но — ками, чья мудрость оберегает Дом сестер…

Орито смотрит на экономку Сацуки, и та стыдливо отворачивается.

— …мы, дочери Изаназо, выражаем благодарность за справедливое управление нами.

Орито переводит свой взгляд на настоятельницу Изу, которая добродушно принимает ее неповиновение.

— Богине Ширануи, Фонтану Жизни и Матери Даров…

Орито смотрит поверх голов монахинь, на развешанные свитки.

— …мы, сестры Ширануи, предлагаем плоды наших чрев…

На свитках рисунки времен года и цитаты синтоистских текстов.

— …чтобы плодородие снизошло на Киогу и чтобы голод и засуха покинули эти места…

На центральном свитке — список сестер, расставленных по рангу в соответствии с количеством родов.

«Совсем как, — с отвращением думает Орито, — в команде борцов сумо».

— …и пусть колесо жизни крутится сквозь вечность…

Деревянная табличка с надписью «ОРИТО» лежит крайней справа.

— …пока не выгорит последняя звезда и не сломается колесо времени.

Настоятельница Изу вновь бьет в гонг, завершая сутру. Экономка Сацуки закрывает двери Молитвенного зала, пока Асагао и Садае разносят рис и суп мисо из примыкающей кухни.

Когда настоятельница Изу бьет в гонг, сестры приступают к завтраку.

Разговоры и перегляды запрещены, но подругам разрешается наливать друг дружке воду для питья.

Четырнадцать ртов — Яиои сегодня отсутствует — жуют, чавкают, проглатывают.

«Какие деликатесы ест сейчас мачеха?» — ненависть бушует в душе Орито.

Каждая сестра оставляет несколько зерен риса для духов ее предков.

Орито тоже так делает, полагая, что в этом месте ей нужны любые союзники.

Настоятельница Изу бьет в цилиндрический гонг: завтрак закончен. Пока Садае и Асагао собирают посуду, красноглазая Хашихиме спрашивает настоятельницу Изу о больном аколите Джирицу.

— Его лечат в келье, — отвечает настоятельница. — У него трясучая лихорадка.

Несколько сестер прикрывают рты и тревожно шепчутся.

«Зачем жалеть, — очень хочется спросить Орито, — одного из ваших тюремщиков?»

— Грузчик из Курозане умер от этой болезни: бедный Джирицу, может, вдохнул в себя его дыхание. Учитель Сузаку попросил нас молиться о выздоровлении аколита.

Большинство сестер энергично кивают и обещают молиться.

Настоятельница Изу переходит к дневным поручениям.

— Сестры Хацуне и Хашихиме продолжат ткать, как и вчера. Сестра Кирицубо подметает коридоры. Сестра Умегае скручивает лен на складе в бечевки с сестрами Минори и Югири. В Час Лошади они идут в Большой Храм натирать полы. Сестра Югири может быть освобождена от этого, если пожелает, из‑за своего Дара.

«Какие отвратительные, лживые слова, — думает Орито, — в которые облекаются уродливые мысли».

Каждая голова в комнате оборачивается на Орито. Она снова озвучила свои мысли.

— Сестры Хотару и Савараби, — продолжает настоятельница, — вытирают пыль в Молитвенном зале, затем чистят общие уборные. Сестры Асагао и Садае, конечно, будут на кухне, а сестра Кагеро и наша самая новая сестра… — более жесткий взгляд на Орито, говорящий: «Посмотрим, сможет ли наша утонченная дама работать так же, как ее слуги», — …идут в прачечную. Если сестра Яиои будет чувствовать себя лучше, она может присоединиться к ним.

В прачечной, длинной комнате рядом с кухней — два очага для нагрева воды, две огромные ванны для стирки и ряд бамбуковых шестов, на которых сушится белье. Орито и Кагеро носят ведра с водой из бассейна посередине двора. Чтобы наполнить каждую ванну, нужно сходить 40–50 раз за водой, и потому они не разговаривают друг с другом. Поначалу дочь самурая уставала от работы, но сейчас ее ноги и руки окрепли, и волдыри на ладонях сменила толстая кожа. Яиои следит за огнем в очагах.

— Скоро, — начинает дразниться Жирная Крыса, балансируя на борту тележки с отходами, — твой живот станет таким же, как у нее.

— Я не позволю этим псам дотронуться до меня, — бормочет Орито. — Меня здесь уже не будет.

— Твое тело — больше не твое, — ухмыляется Жирная Крыса, — а Богини.

Орито поскальзывается на кухонной ступеньке и разливает ведро.

— Уж и не знаю, как бы мы, — холодно говорит Кагеро, — справлялись без тебя.

— Пол все равно надо помыть, — Яиои помогает Орито протереть тряпками пол.

Когда вода в котлах становится теплой, Яиои выливает ее на одеяла и ночные рубашки. Деревянными щипцами Орито переносит их, отяжелевшие, капающие водой, в прачечные тиски — наклоненный стол с прижимной крышкой, которую закрывает Кагеро, чтобы отжать воду из белья. Потом Кагеро развешивает мокрое белье на бамбуковых шестах. Через кухонную дверь Садае делится с Яиои сном прошлой ночи. «Послышался стук в ворота. Я вышла из моей комнаты — происходило все летом — но не чувствовалось, лето это, или ночь, или день… Наш Дом опустел. Стук продолжался, и я тогда спросила: «Кто там?» И мужской голос ответил: «Это я, это Иваи».

— Сестра Садае получила первый Дар, — Яиои объясняет Орито, — в прошлом году.

— Родила в пятый день пятого месяца, — добавляет Садае, — в день Мальчиков.

Дата вызывает у женщин воспоминания о развевающихся флагах в форме карпа и праздничных невинных играх.

— И настоятель Генму, — продолжает Садае, — назвал его Иваи, в честь празднования.

— Семья пивоваров в Такамацу, — говорит Яиои, — по фамилии Такаиши, усыновила его.

Орито скрыта облаком пара.

— Понимаю…

— Саткнитесь, — прерывает их Асагао, — ласкасы фай о сфоем сне, сестла…

— Ну, — продолжает Садае, отскребывая корочку сгоревшого риса, — я удивилась, что Иваи вырос так быстро, и заволновалась, что его накажут, раз он нарушил правило не возвращаться на гору Ширануи. Но… — она смотрит в сторону Молитвенного зала и понижает голос, — …я отодвинула засов внутренних ворот…

— Сасоф, — спрашивает Асагао, — гофолишь, был с тфоей столоны фолот?

— Да, именно. Тогда я не обратила внимания. Значит, ворота открываются…