Княжна Тараканова. Жизнь за императрицу - читать онлайн книгу. Автор: Марина Кравцова cтр.№ 23

– Августа, глазам своим не могу поверить! Это невозможно… Вы не помните меня?

Красавица смотрела на него, не отрываясь, и лицо ее медленно заливала краска.

– Ошеров, – прошептала она. – Сергей Ошеров…

И протянула ему обе руки…

– Княжна! – бормотал Сергей, забывший, что сам вымаливал у Бога эту встречу. – Этого… нет… не может быть… это чудо! Я всегда говорил, что вы – моя принцесса из сказки.

– Сказка? Нет, – задумчиво улыбнулась княжна Тараканова. – Милый мой, это судьба. Судьба. Суд Божий…

Как она изменилась! Сергей глядел на нее, наглядеться не мог и изумляться не переставал. Совсем другая… Вытянулся овал похудевшего лица, и вся она стала тоньше, нежней, грациозней – и… стала меньше походить на покойную императрицу. Фея! Явилось в ней что-то и впрямь нереальное, словно ускользающее… Ни тени былой детской гордости – движения, слова, жесты, хоть и величавы, но одновременно мягки и осторожны, словно принцесса боится ступить лишний шаг, разбить что-то хрупкое. Красота и та стала какая-то странная, словно бесплотная, будто девушка едва оправилась от тяжкой болезни. Но светло-серые глаза с голубым отливом были прежние – ясные, ласковые, светящиеся.

Что-то забурчал важный старый слуга.

– Не узнаешь, Василь? – улыбалась Августа. – Впрочем, куда тебе его узнать! Вы изменились, Сергей Александрович…

– Вы тоже, княжна.

– Что же мы здесь стоим? Спросим отдельную комнату, посидим, поговорим… Вы мне все, все расскажете. Вы в Париж? Из России? Боже, как я соскучилась по России!

– Я уезжаю из Парижа, – объявила княжна Сергею, когда они вдвоем сели за стол.

Юноша молча глядел на нее с затаенной нежностью. Казалось, ему не надо слов, не надо никаких рассказов – достаточно нежданного счастья видеть ее. Но Августа чувствовала, что весь он полон ожиданий, вопросов, надежд и предчувствий.

Он вновь обратила к нему свое милое лицо, внимательно, смело взглянула прямо в глаза. Казалось удивительным и нереальным, что он все еще может любить ее, что его полудетские чувства обернулись чем-то настоящим и сильным.

– Вы путешествуете? – спросила девушка, лишь бы что-то сказать.

– По долгу службы, – ограничился Сергей кратким ответом. Даже своей фее он ни за что бы не открыл сущности своего секретного, хотя, в общем-то, бесхитростного поручения.

– Расскажите о России, – попросила княжна. – Я уехала с тетушкой за границу по высочайшему повелению почти сразу же после нашего расставания. И с тех пор ни разу не была на родной земле. Сейчас царствует государыня Екатерина. Здешние газеты противоречивы на ее счет, и порой меня мутит от бессовестной лжи. России завидуют, Сергей Александрович!

– Насколько мне известно, государыня Екатерина Алексеевна не раз говорила, что прозревает великое будущее нашего Отечества, – ответил Ошеров. – «Россия – это вселенная!» повторяла она в частных разговорах с моим другом графом Орловым.

Княжна бросила на него любопытный взгляд.

– Орлов – ваш друг?

– Алексей Григорьевич. Достойнейший человек.

– Расскажите мне все, – еще раз, почти по-детски умоляюще попросила Августа.

Сергей с удовольствием откликнулся на эту просьбу, воспоминания о перевороте, в котором он таким жаром принял участие, возбудили в нем вдохновение. Августа слушала, боясь проронить слово. Когда он окончил долгий рассказ и, застенчиво улыбнувшись ей, замолчал, девушка вздохнула.

– Я хотела бы вернуться, да видно, не судьба, – княжна заговорила тихо, заламывая тонкие бледные пальцы. – И Париж… Боже, сколь пережито, сколько слез выплакано, – вдруг вырвалось у нее с жаром. – Едва-едва успела попривыкнуть, освоиться… И вот опять…

– Что случилось? – робко спросил Сергей. Августа молчала. Смотрела на него с грустью, раздумывала. А когда, наконец, заговорила, он не узнал ее голоса. Заговорила она почему-то по-французски, как-то странно, причудливо, будто читала книгу. Отведя взгляд, вглядывалась в пространство пред собой, словно видя в нем что-то чуждое и неотступное.

– …Засыпал тихий сад моего поместья в окрестностях Парижа, – слушал Сережа, – и я выходила гулять под покровом сумрака. По ночам меня тяготило молчание моего огромного готического замка, становившегося черным внутри, а из сада, в свете звезд, он казался хрупким и всеми своими линиями устремлялся ввысь в едином порыве… Звезды над Парижем иные, чем над Черниговом, Сережа. Но те же звезды видят и Россию… Я часами могла ходить по лабиринту дорожек, вслушиваться в ночные звуки и тут же забывать о них, потому что сбивалась череда воспоминаний, в которых путались странные тяжелые мысли, наполняя душу – как ни старайся бороться! – живой, острой болью. Не знать, кто ты, зачем ты… Страшно. Сладким сном спала в эти часы Марья Дмитриевна, а Василь стоял на входе в сад, в воротах, оберегая меня. Только в эти часы я могла быть собой, могла, не стыдясь самой себя, плакать по Родине, по матери, которая умерла, которую я не знала и уже не узнаю, по отцу, которого, наверное, больше никогда не увижу… А днем… С утренним светом возвращалась ложь. Я вновь была высокородной русской княжной, богатой, свободной – ведь я сама выпросила для себя эту свободу у покойной государыни, заплатив за нее возможностью жить на Родине… Весь мир мог быть у моих ног! Я красива, у меня счета в итальянских банках, я знатна, хотя тайна моего рождения никому не известна… как мне казалось… В моем уединенном замке, приобретенном на деньги русской царицы, под взглядом с башен которого на далекие расстояния разбегаются зелено-голубые поля, деревенские домишки французских пейзанов – в этом замке, который я полюбила и возненавидела, меня каждый день посещали учителя, ведь я сама этого хотела. С одним из них, месье Мерье, сморщенным старичком с чисто французским обаянием, одиноким и несчастным философом, я сильно сдружилась, и мы спорили с ним до хрипоты… Вы знаете, что французам Россия интересна не менее, чем нам – Франция? Французский всегда был моим любимым языком, а здесь я изучила его едва ли не в совершенстве, так что сами парижане весьма удивлялись. О, я была очень популярна в высшем парижском свете! Мои редкие появления на вечерах, званых ужинах вызывали восторг. Я играла до самозабвения роль северной девы, недоступной никаким соблазнам.

А по ночам мой садик стали наполнять звуки музыки, доносившиеся снаружи. Сильный мужской голос чарующе пел романсы, и журчание французского сливалось со звучным аккомпанементом. Он не уставал, он пел часами, и я часами могла его слушать. Я не видела его. Мне казалось, что поет душистый воздух, пропитанный ночной свежестью, поют звезды, поет дивная грация стройных черт моего замка… Это был маркиз де Монтемар. Как он узнал, что я люблю гулять в саду по ночам? Для меня это до сих пор загадка. Я слушала его… А едва светало, он уже мчался на горячем коне по дороге к Парижу. Однажды пораньше поднявшись на башню замка, я увидела, как лихо он мчится прочь. Мне казалось – в отчаянии… Изредка встречаясь с ним в свете, я делала вид, что ничего не происходит. Он не ухаживал, не подходил, он лишь грустно и выразительно глядел на меня прекрасными черными глазами, и в его взгляде я читала благоговейную мольбу… И вновь играла роль…