Перуновы дети - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Гнатюк, Юлия Гнатюк cтр.№ 40

– К сему случай такой припоминаю, – поднял палец вверх Мечислав. – Один грек, Леоном звали, торговал в Киеве своим крамом, как то дозволялось по хартии, уложенной ещё князем Игорем с царями греческими. Да уличён был как-то гость сей в обмане, за что был бит плетьми, лишён товара и на означенный срок к землекопным работам приставлен. Да только эллин, он и есть эллин, вскорости начальствовать над землекопами стал, потом в обозные начальники перешёл, глядишь, через годок-другой опять Леон лавки вернул, да ещё и двор заезжий для гостей византийских открыл. Потом к княжескому двору приблизился, лучшие товары поставлять подрядился. В первый раз я с ним встретился, когда приехал он к князю Святославу с каким-то посланием от княгини Ольги. Заодно и товар прихватил: упряжь конскую, уздечки да сёдла, серебром-златом отделанные, камнями самоцветными обложенные, сапоги самой мягкой кожи, рубахи шёлковые, пояса узорчатые, сосуды питейные – да всё такое искусное, работы тонкой, невиданной. Загорелись очи у многих военачальников, обступили гостя, товару дивятся. А грек самих наших воев, как товар, разглядывает, за плечи и руки щупает, языком цокает.

«Добрые, ох добрые воины! – восклицает. – Каждый из вас за свою службу мог бы получать плату щедрую. Вот тебя, – взглянул на меня Леон сливовидными очами с поволокой, – как нарекают, друг?»

«Мечиславом», – ответствую.

«А в чине каком состоишь?»

«Полутемником».

«А одет ты, прости, как незнатный воин. А у нас таксиарх, тысяцкий по-вашему, больше вашего князя имеет. Слышал, он на голой земле спит и грубую пищу ест? Не бережёте вы своего архонта. Разве не заслужил он достойного воздаяния за храбрость и смелость?»

В это время Святослав, закончив чтение послания, направился к дружинникам. Воины расступились, и Леон, увидев князя, стал подобострастно кланяться. Он и вовсе простёрся бы ниц, как это положено делать в Византии перед сановниками и вельможами, не говоря уже о василевсе, однако, зная, что на Руси это порицается, ограничился низкими долгими поклонами. Князь зорким оком окинул товар и лица своих дружинников. Грек, продолжая выражать глубокую учтивость, щёлкнул пальцами, и его подручный вынес какой-то свёрток. Торговец лёгким движением тронул узелок, и свёрток раскрылся, заструившись огненным пурпуром, подобно реке на закате. Ещё одно быстрое мановение – и на полусогнутые руки Леона, опадая широкими складками, лёг великолепный плащ с золотым шитьём по вороту и подолу и золотой пряжкой на левом плече, изображавшей львиную голову с перекрещёнными лапами. Изнутри плащ был подбит тончайшим зелёным шёлком.

«Прими, великий князь, скромный дар от купцов наших, не почти за дерзость». Леон застыл в долгом поклоне.

Святослав бросил быстрый взгляд на плащ, на Леона, на столпившихся вокруг дружинников и изрёк:

«Ни к чему мне сей дар, гость греческий. От дымных костров да горячих угольев скоро испортится. Мы спим на сырой земле под открытым небом и малым довольствуемся. Оттого русы сильны, могучи и выносливы. Думаешь, не приметил я, как ты на воев моих заглядывался? Мечтаешь небось перекупить, товарами соблазнить и к царю своему на службу спровадить?»

В голосе князя зазвучали угрожающие нотки. Смуглое лицо Леона побелело, он готов был тут же рухнуть на колени и вымаливать пощаду у русского владыки. Но князь неожиданно улыбнулся в усы и предстал совсем ещё молодым мужем, почти юношей.

«Поведай там, в Византии, о воинах наших. Помнят небось ещё Игоря и Олега Вещего? И мы не посрамим Отечества! Нам вдругорядь иной товар привези: холстин крепких да рубах белых. А сей врагам нашим продай, чтоб мы издалече их по блеску драгоценному да плащам пурпурным распознать могли и даже среди ночи кромешной звяканье побрякушек золотых и серебряных услышали. Пущай мягко спят и сытно едят враги наши, разжиреют, обабятся и не смогут поднять копья длинного и щита тяжёлого, и в бою скоро выдохнутся, и на землю падут от слабости. Добрая в том будет подмога!»

Воины, внимавшие словам князя, разразились дружным смехом.

Святослав опять повернулся к растерянному Леону:

«Ну, прощай. Пусть передадут матушке, что скоро буду».

И ушёл своей быстрой, лёгкой походкой.

– Хоть молод был Святослав, однако заветы пращуров крепко чтил, – закончил своё повествование старый воин, бывший княжеский соратник.

– На том зиждется один из великих Поконов божьих, – ответствовал Велимир. – Что лишнее, то не надобно. Ибо от лишнего жена портится, сыны гуляют, работу бросают, дочки расходятся по чужим людям, и от лишнего человек остаётся один сам с собою, всем лишний…

Светозар затаив дыхание слушал речи волхвов, стараясь уловить суть в том, что было ему не совсем понятно.

– Оттого и разор нынче пошёл, – продолжил Мечислав, – что князья наши да бояре спокусились на злато греческое и византийцам Русь поработить способствуют. «За золотые монеты захотите продаться врагам», – как верно сказано. Когда князья избирались своими людьми на Вече, они старались служить честно, ибо неугодные тотчас отлучались от власти. А потом нам стало лень радеть о делах Родов, и порешили: пущай князья надо всеми вопросами голову ломают. И платить им стали поболе, чем прежде. И сквозь пальцы глядели, как они попадают «в рабство золотых монет», как власть становится не избираемой, а наследуемой: от деда к отцу и внуку. И ежели дед честью и храбростью славен был, то внук зачастую не имел тех достоинств, а обретал власть токмо благодаря имени, от деда полученному. Так позволили мы власти народной Рады подпасть под власть единоличную, княжескую. А ведь мы полторы тысячи лет правились Вечем на земле нашей! И не могли завоевать нас ни персы, ни греки с ромами. А как пошла междоусобица, стали нападать на нас готы и гунны. А коли Вече утратили, так «пояли» нас хазары. А теперь вот греки, коих бивали многажды, в самое сердце целят руками наших же вождей. Вот и пожинаем жатву полынную, горькую. Уже горит вокруг земля Русская, кумиров низвергают, людей насильно огречивают. Повсюду рыщут истребительные сотни и тысячи, не сегодня завтра тут будут! Боголесье осквернят, жертвенники разобьют, Святилища сожгут…

Согбенный Велимир вскочил, ударил дланью по столешнице и воскликнул, дрожа от возмущения:

– Не посмеют! Это Священная роща, тут веточки никто взять не может, цветка сорвать, Великий Дуб тут хозяин, а не князья и бояре. Никто не посмеет войти сюда с худым!

– Посмеют, отче, – горько сказал Мечислав. – Ты ведь слышал, о чём молвят беглецы, укрывшиеся в нашей слободе от злого насильства? Это в нашем лесу пока тихо, а в градах и весях что творится? Нет у слуг княжеских ни жалости, ни почитания святынь отцовских-дедовских…

Снова тяжёлое молчание повисло у Великого Дуба. И хотя ясен был день, но мрачные тучи раздумий тревожили души детей Перуновых.

Старый жрец вдруг выпрямился, сказал спокойно и твёрдо:

– Давайте у Богов испросим, Предков, в Сварге пребывающих, что будет с Русью в года грядущие…

Они подошли к Дубу. Велимир возложил на ствол свои руки. Светозар подивился: как схожи кора дерева и руки старика! Жрец приник к дереву и замер. Светозар был уже не новичок в подобных делах и знал, что так старец испрашивает разрешения у Священного Дуба, Отца леса, на разговор с Богами. Наконец Велимир открыл глаза и пошёл в Святилище, жестом пригласив следовать за ним.