Битва веков - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прозоров cтр.№ 36

— А кто безгрешен? — пожал плечами Андрей.

— Митрополит безгрешен должен быть, — ответил царь. — И ведомо мне, есть такой в державе. Об игумене монастыря Соловецкого Филиппе худого слова ни разу ни от кого не слышал. Был спор недавно у него со старцем Зосимой, но и в том на соборе церковном его правота утверждена. Набожность же Филиппа и чистота столь велики, знаю, что на месте уединения его, в пустыни, куда он отшельничать уходил, родник в его присутствии забил, дабы отшельник жажду меж молитвами утолять мог [16] .

— Филипп Колычев. — Андрей тоже слышал бродящие средь простого люда слухи о святом иноке. — Он, если не ошибаюсь, из рода бояр Колычевых, что матушкой твоей почти все за измену казнены. Уцелел лишь потому, что из Москвы бежал вовремя.

— Коли он и вправду столь чист, как сказывают, мстить не станет. Посему намеки свои, княже, оставь. А излишне строг окажется… Так совесть таковой быть и должна.

— Вижу, поблажек ты не ищешь.

— Что проку от поблажек, коли Господь все едино любое прегрешение видит? — искренне удивился Иоанн. — Жить так надобно, чтобы гнева Божьего не опасаться. Грех спрятанный все едино грехом останется.

— Кто знает? — пожал плечами Андрей. — В сем деле мои советы бесполезны.

— Я знаю, делам церковным ты чужд, — согласился Иоанн. — Потому и призвал. Знаю, кто-то о просьбе Афанасия слышал и архиепископа казанского Германа в митрополиты зовет. Герман же Полевой из бояр рязанских выходит и Басмановым близкий родственник.

— Ух ты! — настала очередь рассмеяться князю. — Слуги решили прибрать к рукам хозяина? Ты избавляешься от удельных бояр, которые хотят твоей власти, а вместо них растишь опричников, которые хотят того же самого?

— Опричники в отличие от бояр не замышляют моего смертоубийства и не ищут пути моего свержения. — Иоанн ответил столь быстро, без раздумий, что стало ясно: те же мысли посещали и его самого. — Они ищут лишь влияния на мои думы и желания. И происходит сие лишь от излишнего усердия и желания сохранить свое место на моей службе. Однако опасаюсь я, что духовник усердный и преданный не принесет пользы душе моей, ибо хвалить станет деяния не добрые, а полезные страстям моим, хулить дела не бессовестные, а вредные для власти моей и интересов слуг моих избранных. Что мне проку от духовника, который беспокоиться станет о мирских хлопотах моих, а не о сохранении души моей бессмертной? Мирские заботы я могу решить и сам…

— Ты так и не сказал, государь, в чем служба моя состоять будет при этих хлопотах? Духовным сложностям я чужд совершенно.

— Не прибедняйся, чародей. Красть души ты умеешь получше многих. — В этот раз обвинение не прозвучало в устах царя как упрек. — Поручение же к тебе будет весьма простым. Желаю я, князь Андрей Васильевич, чтобы отправился ты в Соловецкий монастырь и именем моим призвал в Москву игумена тамошнего Филиппа, доставив сюда в целости и сохранности.

— Ты называешь меня чародеем и посылаешь привезти митрополита? — вскинул брови Зверев.

— Слуги мои, опасаюсь, в усердии своем, — вдумчиво подбирая слова, ответил царь, — излишне жаждут митрополита мне преданного и им родственного, нежели честного. У тебя же в вопросах сих интереса нет. Для того и надобны властелину подданные разные и непохожие, чтобы каждому по плечу и разуму дело посильное находилось. Опричникам моим сие, боюсь, не по силе выйдет. Могут не довезти…

В тишине защелкали костяшки четок, Иоанн отвернулся к окну. Возможно, думая над тем, что у любого, самого лучшего деяния есть оборотная сторона. Опричники, созданные как опора трона и поставленные в обстоятельства, когда падение повелителя неминуемо разрушит жизнь каждого из них — оказались готовы в любой миг преступить волю своего царя ради сохранения его же покоя и власти.

— Я сделаю сие, не сомневайся, — склонил голову Андрей.

— Поскольку обитель Соловецкая на острове стоит, а время наступит теплое, ты, мыслю, по воде поплывешь. — Государь вскинул руку, и четки соскользнули к локтю. — Посему советую в Кирилловскую обитель по пути заглянуть. Игумен, полагаю, супротив такого возражать не станет. Там твой знакомец в ссылке пребывает, князь Михаил Воротынский. Предложи ему вернуться к службе. Ибо планы его об обустройстве порубежья южного зело разумны. Кому, как не ему, сие до ума довести?

— Князь Михайло?! Опять?! — изумился Андрей. — За что?

— Земли Перемышльские мною еще в первую опричнину отписаны, а у него там удел наследный. Князю я те же слова, что и тебе, молвил. Но ты волю мою принял, от прав удельных отказался, лишь доходами земельными власть свою ограничив. Князь же Михаил зело буен стал и волю мою отверг. Посему земли его я в казну отписать повелел, его же вновь в монастырь послал смирению учиться. На воле оставить не мог, ибо умен он и знает о порубежье русском очень многое. Хватит мне одного воеводы, что ворога в мои земли водит, князя Курбского подлого.

— Князь Воротынский не предатель!

— Я знаю, Андрей Васильевич. Но ведь ты же меня и учил не един раз, что долг царский во благо подданных грех на себя принимать. Я принял, князя Воротынского волей ограничил. Но зла у меня на него нет, и слов его обидных я не помню. Так ему и передай. Вернется — приму с прежним доверием, пост воеводский возверну, жалованье увеличу. Как выходить станешь, вели иноку, что дверь охраняет, к подьячему Разрядного приказа тебя отвести. Там моим именем жалованную грамоту на имя князя возьмешь, на города Одоев, Воротынск, Новосиль и Перемышль, на город, что на Черни, и поместья окрестные по старым рубежам, что от отца своего он наследовал, на город Стародуб-Ряполовской, что в Муромском уезде, волость Мошок, да в Нижегородском уезде село Княгинино с деревнями, да на реке Волге Фокино селище. Помню, все до последней деревни помню. Грамота сия отписана еще в прошлом году. Князь ее брать отказался, сказав, что удел ему предками и Богом завещан и на них в моем даровании он не нуждается.

«Нехило князь землицы и промыслов накопил», — шевельнулось в голове Зверева. Но вслух он сказал другое:

— Ты хочешь, чтобы опричники думали, будто я еду за воеводой?

— Я хочу, чтобы воеводу ты привез тоже. Может, хоть тебя он послушает и грамоту возьмет. Теперь ступай, мне пора к обедне.

* * *

Это путешествие стало одним из самых необременительных за все время пребывания Андрея Зверева в этом мире. Верхом, с заводными он помчался до Новгорода, оттуда стругом доплыл до княжества. Здесь, с любимой женой и детьми, в родном доме он провел две недели. За это время корабельщики подготовили его ушкуй к походу — и под широким белым парусом с древним, еще языческим новгородским крестом князь спустился к Неве, по ней вышел в Балтийское море, обогнул Скандинавский полуостров и через двадцать один день уже привалил к причалу под прицелом суровых башен Соловецкого монастыря, сложенных из крупных природных валунов.