VI
Подружилась Ильмера, младшая сестра Словена, с девушкой из близлежащего финского селения. Звали эту девушку Сянявой, что означало по-фински ласточка. Была Сянява полноватой, с круглым лицом, с вздернутым носом и синими глазами, а нрав имела веселый, жизнерадостный, непрерывно щебетала, но как-то все по делу, и Ильмере ее приятно было слушать.
Сама Ильмера с детства была замкнутой, плохо сходилась с подружками, все они ее чем-то не устраивали, а тут прикипела душой к простоватой девушке, и они подолгу проводили время вместе. Разговаривали они, мешая славянские и финские слова.
Любила Ильмера бывать в хижине Сянявы. Она поражалась трудолюбию и мастерству ее отца и матери. У матери все просто горело в руках. Она вязала, вышивала, шила. Порой возвращается с улицы, в руках у нее самые обычные сучочки, веточки и листья. Посидит, поколдует над столом, что-то приклеит, что-то раскрасит, а потом еще приделает в нужных местах какую-нибудь ягодку-безделушку — и получится вещица необыкновенной красоты, хоть выставляй ее на всеобщее обозрение!
К ней приходили селяне, а потом и строители города, просили сделать для них что-нибудь необыкновенное, чтобы поставить у себя в доме на видное место и любоваться. Она никому не отказывала, исполняла работу с душой, и все оставались довольными.
А как она умела готовить! Кажется, чего проще, поджарить рыбу, выловленную в реке Мутной, или что-то испечь мучное, или поджарить мясо. Все умеют, все стараются. Но Сезьган (так звали мать Сянявы) проделывала это с таким искусством, что Ильмера даже у лучших поваров княжеских никогда такой вкуснятины не едала.
А отец Сянявы любил в свободное время мастерить игрушки для детей. То стульчики-качалки соорудит и подарит соседям (дома все это уже было), то небольшой дом сотворит, а в нем крохотная мебель, да такая красивая, что и у богатых не всегда отыщешь.
С Сянявой Ильмера обошла все окрестности, особенно они любили бродить по лесу, где было много грибов и ягод.
— Хозяйку леса зовут Вирявой, — рассказывала Сянява. — Беловолосая, тонкая, ходит голой. Она бродит по лесу и все видит. Она очень громко смеется. Любит щекотать людей. В нашей деревне попались ей два мужика. Она одного поймала и давай щекотать, а второй убежал.
— И что, защекотала до смерти?
— Нет. Потешилась и отпустила. Есть у нее муж, зовут его Ведятя. У него серебряная борода. Живут они в глубоких местах и стараются затащить к себе неосторожных людей.
— А у нас хозяина леса зовут Леший. Это существо дикого вида, выше всякого высокого дерева, но иногда может представиться простым человеком. Волосы у него длинные, серо-зеленые, зато на лице нет ни ресниц, ни бровей, а глаза как два изумруда, горят в лесных потемках зеленым огнем. Леший — существо шалое. Он старается сбить человека с пути, завести в непроходимые болота, трущобы. Если ему удается погубить человека, он злобно хохочет, и этот хохот заставляет цепенеть от ужаса того, кто его нечаянно услышит.
— И нельзя никак от него спастись?
— Можно. Надо просто надеть шубу наизнанку.
— А от Вирявы уходят, пятясь. Она тогда идет по следам, но совсем в другую сторону.
Они прошли некоторое время молча, переживая каждая по-своему услышанное.
Наконец Сянява промолвила:
— А хозяйкой вод у нас считается Ведява. Она не только может утопить человека, но и наказать какой-нибудь болезнью. Чтобы вылечить такого больного, устраиваются моления, приносятся различные подарки. При этом произносятся такие слова: «Ведява матушка, ты точно серебром выходишь, точно золотом катишься, все моешь-вытираешь, во всяком месте нужна. На это место пришли, руки вымыли, белым платком вытерли. Услышь, что просим — дай, от чего боимся — убереги. Кто к тебе попадет, нехорошо о тебе подумает, пусть не заболеет, не отбирай у него здоровье. Кто тебе кланяется, кто тебя умоляет, того прости-умилости, возьми болезнь его, отдай его здоровье!
— Нашего хозяина вод зовут Водяной, — рассказывала Ильмера. — Он живет в омутах, на дне рек, озер, часто под водяной мельницей. С виду похож на утопленника: старик с раздутым животом, волосы и борода в тине и водорослях. Между пальцами перепонки, вместо ног — рыбий хвост. А служат ему русалки. Это души утонувших или умерших насильственной смертью девушек. Они лунной ночью выходят из воды и пением и чарами стараются заманить человека в воду и там защекотать до смерти. Но если в руках у человека полынь, то они боятся его тронуть. С виду они красавицы, с длинными-предлинными волосами, одеты в белые сорочки без пояса.
Так, гуляя, делились они друг с другом о своих божествах, нравах и обычаях народа.
Однажды Ильмера предложила Сяняве посетить княжескую конюшню. Та с радостью согласилась, она тоже любила лошадей.
Они вошли в низкое помещение и невольно сморщили носики, там стоял густой запах навоза. Ильмера первой направилась к одному из стойл. В нем находился молодой жеребец серой масти. Увидев девушку, он переступил ногами, у него стали нервно вздрагивать ноздри, большими, влажно блестевшими глазами он следил за каждым ее движением.
Ильмера приблизилась к нему, протянула посоленный кусок ржаного хлеба, проговорила успокаивающе:
— Спокойно, спокойно, Резвый. Это я. Неужели не узнал? А это моя подруга Сянява. Она тебя никогда не обидит. Сянява, подойди, погладь Резвого. Он только с виду такой свирепый, но на людей он никогда не нападает.
Сянява робко, несмело пальчиками коснулась гладкой шерсти коня и тотчас убрала руку.
— Что, девушки, решили навестить наших коней? — раздался веселый голос у них за спиной.
— Дыбко, как ты незаметно подкрался! — невольно вздрогнув, сказала Ильмера. — Сянява, это наш главный конюх, Дыбко, а это моя лучшая подруга.
Дыбко, высоченный, с красивым продолговатым лицом и круглыми глазами, чуть поклонился Сяняве, произнес игриво:
— Ильмера, кажется, у тебя никогда не было такой красивой подруги!
Сянява густо покраснела и потупилась.
— К тому же она еще и большая скромница. Мне такие девушки очень нравятся.
— Мне кажется, Дыбко, ты всяких привечаешь.
— Ну, ну, только не преувеличивай. А твоя подруга шут знает что обо мне подумает. Ну что, девушки, посмотрим других наших коней?
Около часа водил их Дыбко по конюшне, со знанием дела рассказывал про лошадей, об их повадках, их пристрастиях к той или иной еде, а под конец предложил покататься. Девушки отказались.
Тогда он вывел их на волю и, оттирая Ильмеру, все норовил поближе встать к Сяняве.
— Опасайся ты этого Дыбко, — наставительно говорила Ильмера, когда они остались одни. — У него этих девок бывало-перебывало!! Я, когда только вошли в конюшню, заметила, как из одного стойла выскочила девица. Раскрасневшаяся вся. Не иначе с Дыбко целовалась.