— Ну что ж ты, Словен? А я так на тебя надеялся…
Словен пожал плечами и ничего не ответил.
Они вышли на улицу. Был один из таких тихих спокойных вечеров, которые выдаются после жаркого дня. Князья с удовольствием дышали свежим, прохладным воздухом.
— Однако мы засиделись, — произнес Довбуш…
— Мне кажется, можно было ограничиться выступлением князей, а воевод и тысяцких послушать в другой раз.
— Нет, пусть выскажутся все сразу. Когда человек выльет то, что у него накопилось внутри, с ним легче работается. Пусть говорят!
— Но какие разговоры! Все недовольны, все требуют, всем что-то надо! Эдак они тебя скоро разорвут на части!
— А мне себя не жалко, — с усмешкой проговорил Довбуш. — Пусть дерут!
— Смешного мало. Как я тебе и говорил, каждый тянет одеяло на себя. Как бы Руссинию не разорвали! Я сегодня воочию убедился, что зря ты увеличил состав Думы. Начальники великокняжеской дружины затерялись среди представителей мест. Именно они заправляют теперь в Думе, а их поведение никак не в пользу единства страны.
— Я это предусмотрел заранее и выработал для себя положение, которым и буду руководствоваться в управлении государством.
— И какое же положение?
— Во время долгих размышлений в Галкино я пришел к выводу, что в природе и в жизни человека действует правило, которое можно выразить двумя словами: взаимодействие и противовесы. Приглядись: лету противостоит зима, воде — огонь, дурному — добро, светлому — темное. Они уравновешивают друг друга и способствуют установлению в мире спокойствия и равновесия. Так и в государстве. Если сейчас произошел крен в сторону Боярской думы, она стала забирать себе много власти, стало быть, нужно создать ей противовес, и все придет в норму.
— И какой же ты противовес хочешь создать?
— Возродить вече! — победоносно ответил Довбуш. — Великие князья до меня стремились принизить значение народных собраний. Я же дам свободу народовластию. Надо углубить и расширить людской почин, внутреннее побуждение каждого человека к новым формам деятельности. Расчет прост: народ стоит за меня, против своеволия князей и бояр. В великом князе он видит самого справедливого судью и приходит на красное крыльцо искать правду, поэтому я дам больше прав вече, и оно станет противовесом Боярской думе, умерит ее аппетиты. Вот так в стране установится равновесие властных сил и наступит спокойствие.
— Велемудр устранил вече и крепил великокняжескую власть, поэтому страна стала могучей и процветающей…
Довбуш нетерпеливо перебил Словена:
— Не поминай мне Велемудра! Ты знаешь, что сотворил он с моей жизнью! Так же скверно поступал и в управлении страной! Я все переделаю по-своему! Я уже изгнал его сторонников и лишил права управлять государством, скоро расправлюсь и с оставшимися…
— Но они помогали великому князю управлять Руссинией и много сделали для ее величия! Один правитель ничего не сможет сделать, он бессилен в одиночку управлять своими подданными. Не лучше ли было подчинить их своей воле и заставить работать на себя?
— Меня бесит все, что связано с именем Велемудра! Я приказал выкинуть трон, на котором он сидел, кровать, на которой он спал, стол, за которым он ел! И я уберу всех его приспешников и наберу себе новых помощников! Только тогда смогу спокойно править, только тогда Руссиния узнает, на что я способен!
Довбуш еще долго кипятился, частя словами и размахивая руками, но Словен его уже не слушал. Впервые мелькнула мысль, что его друг делает что-то не то, что нововведения могут принести не пользу стране, а, наоборот, навредить ей, и этот вывод в сильной степени опечалил его. До этого дня он жил с уверенностью, что Довбуш немного побурчит-побурчит относительно несправедливостей своего дяди, а потом за государственными заботами забудет о них и станет спокойно править. Да вот, видно, не совсем так получается…
Чтобы немного развеяться от насущных забот, Довбуш решил устроить большую охоту. На нее были приглашены все видные люди столицы с женами, семьями. Предполагалось провести в лесах до пяти дней, поэтому с собой брались палатки, запасы продуктов, постельные принадлежности, утварь и, конечно, вино и пиво. Получился длинный обоз из нагруженных телег, возков, с множеством слуг, которые должны были обслуживать своих господ. В один из июньских дней эта нескладная вереница тронулась из Рерика.
Когда углубились в чащу леса, к Словену подъехал Бранибор, спросил, то ли насмешливо, то ли озадаченно:
— Слышал, что говорят столичные жители?
— А что они говорят?
— Дескать, единственный у них защитник — это воевода Изяслав.
— Вон как! И с чего пошли такие разговоры?
— Видно, кто-то донес до них содержание его выступления на Боярской думе.
— Кто это сделал? Кому надо?
— Кому, кроме него — Изяслава?
— Это что, с дальним прицелом?
— Пока рано судить, но боюсь, что — да.
Некоторое время ехали молча. Потом Словен как-то коротко вздохнул, произнес:
— Не нравится мне эта затея Довбуша с Боярской думой…
— А чем она плоха? Князьям, воеводам и тысяцким предоставлена возможность высказаться в таком высоком учреждении, да еще в присутствии великого князя. Этого никогда не бывало! Я с большим удовольствием выступил, да и ты неплохо высказался… Конечно, мы, вожди племен, всегда были накоротке с великими князьями, а вот перед остальными открылись, я думаю, новые возможности для плодотворной работы.
— Это все так. Но ты обратил внимание, о чем каждый говорил?
— Делился своими заботами.
— Вот именно, заботами своего племени. Но ни один не обмолвился об общегосударственных, о стоящих перед Руссинией сложностях…
— Об этом должен обеспокоиться великий князь.
— А мы? Нам что, наплевать на свою страну?
— Я что-то не пойму тебя. Разве мы, племена, составляющие Руссинию, не являемся страной? Мы что, иностранцы? И не имеем права поговорить о том, что нас тревожит? Вот Довбуш предоставил нам такую возможность…
— Так-то оно так, но…
— Что — но?
— Да не знаю, как это сказать, но что-то мне не дает покоя…
— Ничего. Поохотимся, поживем вольной жизнью, все встанет на свои места.
— Но это еще не все. Довбуш собирается возродить вечевое правление. Он сам мне сказал, что будет часто созывать вече, где народ станет говорить о наболевшем, а он, великий князь, будет прислушиваться к гласу народа и по мере возможности исполнять их пожелания.
— Замечательно! Возродится наше древнее народовластие. Думаю, это пойдет только на пользу государству.
— Но великие князья, начиная с Русса, стремились ограничить влияние вече и усиливали центральную власть…