При этих словах наши союзники перестали дышать. Их глаза в страхе уставились на спартанцев. Если предложение египтянина было искренним – а не было никакой причины считать его иным,– для Лакедемона оно означало спасение. Требовалось лишь отказаться от общеэллинского дела. Что сейчас ответят эти спартанцы? Немедленно отведут посла к своему царю? А слово Леонида – закон, так значительно его положение среди Равных и эфоров.
Судьба Эллады вдруг заколебалась на краю пропасти. Союзники стояли, пригвождённые к месту, затаив дыхание в ожидании ответа четырех лакедемонских воинов.
– Мне кажется,– обратился Олимпий к египтянину, не поколебавшись ни мгновения,– что, если Великий Царь действительно хочет сделать спартанцев своими друзьями, он найдет от них гораздо больше пользы, если они останутся с оружием в руках.
– Более того, опыт учит нас,– добавил Аристодем, что честь и слава – блага, которые нельзя даровать росчерком пера. Их берут копьем.
В этот момент я пристально посмотрел на лица союзников у многих на глазах выступили слезы, другие как будто бы с облегчением выпрямили колени, уже готовые подогнуться. Египтянин, очевидно, тоже заметил это. Он улыбнулся снисходительно и терпеливо, ничуть не смущенный.
– Господа, господа. Я смущаю вас вещами, которые еще можно и нужно обсудить, не здесь, не на рыночной площади, так сказать, а в узком кругу, в присутствии вашего царя. Пожалуйста, если не возражаете, отведите меня к нему.
– Он скажет то же самое, братец, – заявил Диэнек.
– Но в гораздо более грубых выражениях,– вставил какой-то спартанец из толпы.
Птаммитех подождал, пока уляжется смех.
– В таком случае, можно мне услышать ответ из уст самого царя?
– Он нас выпорет, Птаммитех,– с улыбкой вставил Диэнек.
– Сдерет шкуру у них со спины,– сказал тот же спартанец, что вмешался мгновение назад,– за одно лишь предложение такого бесчестья.
Глаза египтянина метнулись на него и увидели пожилого спартанца в домотканом плаще. Этот спартанец пробился во второй ряд и стоял за плечом Аристодема. На мгновение Птаммитеха ошеломил этот старик, который явно нес груз более шестидесяти лет и тем не менее в одеянии гоплита стоял среди других, более молодых воинов.
– Пожалуйста, друзья мои,– продолжил египтянин, не отвечайте под влиянием гордости или минутной страсти а позвольте мне развернуть перед вашим царем более широкие перспективы такого решения. Позвольте обрисовать дальнейшие замыслы Великого Царя. Греция – это лишь начальный плацдарм. Великий Царь уже правит всей Азией, и теперь его цель – Европа. Из Эллады войско Великого Царя двинется на завоевание Сикелии и Италии, оттуда – в Гельвецию, Галлию, Иберию (Птаммитех перечисляет римские названия областей, о которых ни персы, ни греки не знали). Если вы будете на нашей стороне, какая сила устоит против нас? Мы победоносно пройдем до самих Геркулесовых Столбов и еще дальше, до самых стен Океана! Пожалуйста, братья, обдумайте ваш выбор. Гордо встать здесь во всеоружии, чтобы вас самих сокрушили, вашу страну опустошили, ваших жен и детей обратили в рабство, а славу Лакедемона, если не сказать – само его существование, навсегда стерли с лица земли! Выберите, как я предлагаю, более скромный путь. Следуйте за неодолимым приливом истории. 3емли, которыми вы правите теперь, покажутся ничем рядом с владениями Великого Царя, которые он пожалует вам. Присоединяйтесь к нам, братья! Вместе завоюем весь мир! Ксеркс, сын Дария, клянется: ни одна нация или войско не превзойдет вас честью под знаменами Великого Царя! А если, мои спартанские друзья, вам кажется бесчестным бросить ваших братьев-эллинов, Царь Ксеркс простирает свое предложение дальше, на всех греков. Всем союзникам-эллинам он предоставит свободу и поставит рядом с вами, и среди остальных любимых подданных почетом они уступят лишь вам самим.
Ни Олимпий, ни Аристодем, ни Диэнек, ни Полиник не подали голоса в ответ. Египтянин увидел, что они уступают слово старику в домотканом плаще.
– Среди спартанцев каждый имеет право голоса, не только эти послы, поскольку все мы считаемся Равными – равными перед законом.– Старик шагнул вперед.– Могу я, господин, взять на себя вольность предложить вариант, который, я уверен, найдет одобрение не одних лакедемонян, но и всех греческих союзников?
– Да, пожалуйста, – ответил египтянин. Все глаза скрестились на ветеране.
– Пусть Ксеркс сдастся нам,– предложил он.– Мы не уступим ему в великодушии, поставим его войска в первых рядах среди наших союзников и окажем ему все почести, которыми он так щедро осыпал нас.
Египтянин взорвался хохотом:
– Прошу вас, друзья мои! Мы зря теряем драгоценное время. – Не удержавшись от нетерпеливого жеста, он отвернулся от старика и снова повторил свою настоятельную просьбу Олимпию: – Отведи меня к вашему царю!
– Это бесполезно, друг,– ответил Полиник.
– Царь – старый сварливый пень,– добавил Диэнек.
– В самом деле,– вмешался старик.– Это неуравновешенный и вспыльчивый тип, еле грамотный, и, говорят, к полудню он обычно уже навеселе.
На лице египтянина расползлась широкая улыбка. Он посмотрел на моего хозяина, потом на Олимпия.
– Понятно,– сказал Птаммитех.
И снова повернулся к старику, который, как теперь он понял, был не кем иным, как самим царем Леонидом.
– Что ж, почтенный,– прямо обратился египтянин к спартанскому царю, почтительно склонив голову,– поскольку моему желанию поговорить лично с Леонидом, похоже, не суждено сбыться, из почтения к седине, что я вижу в твоей бороде, и многим рубцам, что мои глаза усмотрели на твоем теле, возможно, ты сам, господин, вместо вашего царя примешь этот дар от Ксеркса, сына Дария.
Он достал из мешка двуручный золотой кубок великолепной работы, инкрустированный драгоценными камнями и, и объявил, что выгравированное изображение посвящено Амфиктионии, покровительствующей Фермопилам, равно как Гераклу и Гиллу, его сыну, от которого ведут свой род спартанцы и сам Леонид. Кубок был так тяжёл, что египтянину пришлось держать его двумя руками.
– Если я приму этот щедрый подарок,– обратился к Птаммитеху Леонид,– он пойдет в военную сокровищницу союзников.
– Как тебе будет угодно,– поклонился египтянин.
– Тогда передай своему Царю благодарность от всех эллинов. И скажи, что мое предложение остается в силе, если боги даруют ему мудрость принять его.
Птаммитех передал кубок Аристодему, который принял его от имени царя. Прошло несколько мгновений. В это время Птаммитех впервые встретился глазами с Олимпием, а потом пристально уставился на моего хозяина. Взгляд египтянина заволокло торжественным спокойствием, граничащим с печалью. Очевидно, он осознал неизбежность того, чего с таким состраданием и заботой хотел избежать – Если попадете в плен,– обратился Птаммитех к спартанцам,– назовите мое имя. Я приложу все усилия, чтобы спасти вас.