Вьетнамский кошмар - читать онлайн книгу. Автор: Брэд Брекк cтр.№ 173

На востоке поднимается полная луна, распухшим перезрелым апельсином вплывает в горное ущелье и пропадает из виду. Чуть погодя она вновь появляется в вышине, яркая и зловещая, и безмолвно парит над горой Дефайанс и над сверкающими ледниками священной горы Нусацум, обиталища Гром-птицы. И в голову приходит один ответ: сдаваться нельзя, — и я надеваю шкуру, рывком открываю дверь и выхожу в ночь, чтобы скитаться с волчьей стаей. Ибо жизнь — это круг, она начинается, кончается и начинается вновь, а мне ещё топать и топать по Дороге Приключений…»

I

Летом 87-го, прожив 15 лет в Калгари, я начал новую главу своей жизни. Я перебрался из Аьберты в Карибу, последний рубеж Канады в Британской Колумбии, обширную и безлюдную страну высоких гор, диких рек и непроходимых лесов.

И с первого взгляда я влюбился в эту страну как в прекрасную женщину в алых одеждах.

Как все, я приехал сюда в поисках тихой жизни в приятном месте, где люди дружелюбны и всем хватает жизненного пространства. Почти всю жизнь я, журналист, провёл в городах Северной Америки. Когда тебе 20 или 30 лет, это ещё приемлемо, но город мне осточертел, и образ жизни для меня стал важнее работы. Мне надоело гоняться за деньгами. Надоели пробки на дорогах, грязный воздух, шум, преступность, перенаселённость и прочие прелести.

Я рос на книгах, в основном на биографиях знаменитостей. И моими любимцами были известные личности, населявшие Америку во времена её детства. Дэниел Бун, Дэви Крокетт, Джим Бриджер, Сэм Хьюстон, Баффало Билл, свободные трапперы и поселенцы гор Монтаны и — мой самый любимый персонаж — Кит Карсон, индейский разведчик.

Много раз я перечитывал книжки об этих людях и страстно жалел, что не родился сто лет назад и не еду с караваном повозок на запад в поисках приключений и ничейных земель.

С самого детства я мечтал жить в глуши.

Мне исполнилось 45 лет. После долгой болезни умерла Джойс. Надо было действовать.

Я ещё подумывал вернуться к журналистике в какой-нибудь небольшой газете в Штатах и даже ходил на собеседования. Но сердце моё не лежало к этой работе, и я всегда радовался, когда удавалось вырваться в Канаду. Там был мой дом.

И я понял, что из Калгари пора уезжать. Я провёл в этом городе полтора десятка лет. Это слишком много. Там всё напоминало о Джойс. Там не удастся мне наладить жизнь. Нужен был пусть драматичный, но поступок. И я вспомнил о детской мечте забраться подальше, а там либо устроиться в маленькую газетку, либо подобрать работу попроще — поработать руками и дать отдых мозгам. Мне показалось, это будет здорово, то, что нужно. И действовать надо или сейчас, или никогда, потому что жизнь коротка, и ничего нельзя откладывать на потом. «Завтра» может и не наступить. Настало время преодолеть препятствие и начинать новую жизнь…

Поэтому я рьяно кинулся искать подходящую газету.

Моё резюме написано несколько необычно. Почти все мои коллеги шли прямой и узкой дорожкой журналистской карьеры из университета в респектабельные издания, упорно поднимались по корпоративной лестнице от литсотрудника до завотделом городских новостей и главного редактора до тех пор, пока не менялся владелец газеты: тогда их выметали из кабинетов, отбирали кофеварку и ключ в туалет и мягко выставляли за дверь, где они пополняли ряды немолодых безработных, ибо скорым было лишение милостей.

То же случалось и с моими друзьями.

Я выбрал тропу почти неторенную — и не пожалел. В конце концов, по словам известного критика А.Дж. Либлинга, канва жизни газетчика сродни сюжету о Чёрном Красавчике: попался добрый хозяин — получай запаренные отруби в качестве рождественского приварка, а угодил в руки прижимистого владельца, то быть тебе биту нещадно, несмотря на больные кости, и питаться одной картофельной шелухой.

Я позвонил в Ванкувер, в Газетную ассоциацию Британской Колумбии и Юкона, с просьбой узнать, нет ли заявки на редактора из какой-нибудь далёкой газетки.

Такая вакансия нашлась в «Коуст Маунтин Курьер», маленьком еженедельном листке в Белла-Куле, небольшом захолустном порту на побережье Британской Колумбии.

Девушка на другом конце провода попробовала было отговорить меня, мол, это в трёхстах милях от ближайшего города. Но чем больше она говорила, чем настойчивей уговаривала, тем больше я понимал, что это как раз то, что я искал.

В тот же вечер из дома я позвонил Дэну Данэвэю, основателю этой газеты. Мы хорошо побеседовали, но он тоже пытался отговорить меня, живописуя трудности, с которыми мне предстоит столкнуться. Не понимал он, что тем самым только соблазнял меня: так кладут ароматный сыр в мышеловку перед носом у голодной крысы.

Я проглотил наживку. Я согласился на эту работу. И в конце лета продал свою легковушку и купил пикап-автофургон «фармер-алфальфа», раздарил мебель, упаковал вещи, усадил двух своих собак — Хейди и Тутса — и поехал в страну Карибу, оставляя позади, за туманной дымкой, безбедную городскую жизнь.

Не думал я, что это будет так просто.

Я нашёл прекрасное место. Даже для Британской Колумбии Белла-Кула представляет собой нечто особенное, городок утоляет боль скорее, чем сам аспирин. Потому что здесь, на уютном, даже самодовольном, удалении забываются заботы равнин и всего остального света, здесь ты остаёшься наедине с собой и природой. Жизнь замедляет своё течение, когда свыкаешься с местным ритмом времени, а его здесь отсчитывают не часами и днями, но фазами оранжевой луны и биением океанского прилива. И это веская причина, чтобы для живущих здесь людей, будь то старожилы или приезжие, сохранение такого образа жизни стало общим делом.

Ибо это земля хуторов и богатых пастбищ, раскинувшихся среди гранитных пиков и ледников Берегового хребта, по другую сторону злаковых прерий и загонов заброшенной к чёрту на рога страны ковбоев, называемой Западный Чилкотин. Эта земля — живая легенда, пропахшая дымом костров и седельной кожей, здесь находятся самые большие в Северной Америке скотные фермы. Ранчо «Гэнг», например, занимает больше миллиона акров луговых угодий.

Земля эта обширна. Чрезвычайно обширна.

Это индейская земля, она всегда была и будет индейской. Потому что первые белые поселенцы не отваживались занимать эту суровую и дикую территорию вплоть до 60-ых годов 19-го столетия, когда золотая лихорадка в Карибу поманила искателей счастья на север.

И сегодня жизнь здесь сильно напоминает фронтир, и нигде больше в мире такого не сыскать. Таково здесь скорее настроение умов, чем внешние признаки, но страна эта не торопится меняться, и её стремление оставаться такой, как есть, когда рукопожатие и мужское слово надёжны, как юридический документ, придаёт ей особый колорит.

Во время золотой лихорадки городок Баркервилль на севере Карибу стал шумным и разухабистым притоном, битком набитым шулерами и неудачниками, — небывалое дело для Канады. Тут тебе и карманники, и жулики всех мастей. Ушлые баптисты и вороватые пьянчуги. Костлявые длинноногие танцовщицы из Европы и распухшие от джина клячи и гарпии из публичных домов Сан-Франциско. Грязные, сквернословящие старатели, швырявшиеся во время загула самородками, как моряки деньгами, и дети, почти до смерти замученные золотой лихорадкой.