Предрассветные призраки пустыни - читать онлайн книгу. Автор: Рахим Эсенов cтр.№ 43

– Он в Ашхабаде, в самом ОГПУ работает, – смущенно ответил Атда-бай. – Просит, дайте, мол, срок выслужиться перед новым начальством… Парень что надо. Я навел о нем и его отце справки. Отец его, не то турок, не то грек, торговал, родился от русской матери, в детстве его крестили, а под тридцать лет в Стамбуле он сам добровольно сделал обрезание, обратился в нашу веру… Русское имя его Андрей, мусульман он просил называть себя Батыром. Все твердил, что смысл этих имен един – мужественный, храбрый. Вот такой был отец у Хачли. А сыночек?… У сыночка бог один – золото… Играет по-крупному…

– Я что-то еще не встречал человека, который бы золотом брезговал, – перебил Эшши-бай не в меру разболтавшегося собеседника. – Все мы одинаковы. Хорошее и плохое в нас от Аллаха. Что еще сказал Хачли?

– Он ставит капкан на змею, уползшую из Кирпили…

– На Ашира?

– Да. И мои люди ему помогут.

– Как настроение дайхан? Сколько будет джигитов…

– Десятка два, – быстро отозвался Атда-бай.

– Да… – задумчиво протянул Эшши-бай. – Маловато… А что, если одним разом убить двух зайцев: Нуры, этого предателя, к нам вернуть и дайхан взбудоражить?

Эшши-бай изложил аульному баю свой хитроумный план, родившийся еще в полдень, на реке, когда он любовался купающейся Айгуль. Атда-бай, выслушав Эшши, не скрывал своего восхищения замыслом.

Начать операцию в Конгуре было решено с матери Ашира Таганова.

В ту ночь Огульгерек проснулась не от конского топота, ее разбудил осторожный, едва слышный стук в дверь. Не спросив, кто там, она отбросила щеколду, и в дом бесшумно вошли гости. Затем они, представившись друзьями Ашира, внесли тяжелую поклажу. Разговаривали полушепотом, сразу же привернули фитиль керосиновой лампы, стараясь держаться в полумраке мазанки. Когда старуха, пригласив их сесть на кошму, попыталась вглядеться в лица, один отвернулся, другой пригнул голову. Третий и не садился, столбом торчал в дверях, прислонившись к косяку. От чая отказались, к чуреку не прикоснулись. Сердце екнуло: берегись того, кто смотрит вниз, остерегайся того, кто отказывается вкусить твоей соли. Но вели себя они смирно, предупредительно, ушли с миром, оставив кучу добра.

Друзья Ашира – люди честные, думала Огульгерек, но почему держались как воры, будто от кого-то таились… Даже имен своих не назвали. От Ашира и раньше приезжали товарищи, передавали приветы, привозили гостинцы. То были общительные, шумливые ребята. Кое-кого она даже знала по имени… Обычно Ашир присылал из города конфеты, печенье, пачки зеленого чая, не забывал купить ее любимые белоснежные булочки, а сестре – леденцы в коробочках-сундучках, баранки… Этот же подарок не похож ни на какие другие. Разве только ханам такие дарят…

В темных, загрубевших от тамдырного дыма руках Огульгерек золотые десятирублевки царской чеканки еще ярче отливали холодным желтым блеском. Таких денег она не видела отродясь. Она достала из мешка расшитый золотом хивинский халат, хромовые сапоги, теплый шерстяной платок, отрез ярко-красного домотканого шелка и дубленую каракулевую шубу. Все с иголочки. А у стены еще тугой шерстяной чувал тедженской пшеницы, крупной и белой, как виноград. Вах-вах… На сухоньких ладонях взвешивала Огульгерек тяжелые монеты и, словно дитя, радовалась им, но тут же червь сомнения вползал в сердце, омрачая старушку. Будто к пиале душистого янтарного гок-чая примешивался вкус горчака.

В углу под одеялом завозилась дочь Бостан и, не поднимаясь с постели, полусонным голосом спросила:

– Что это за полуночники наведывались?

– Поди сюда, доченька!

Бостан, позевывая, подошла к матери и, увидев разложенные на полу вещи, присела на корточки.

– Откуда это, мама? Чье?

– Ашир прислал, доченька… Он стал большим начальником, советская власть платит ему золотом… Вот, смотри!

– Ашир сам приехал?

– Нет, доченька, говорю же – прислал. Ночью приходили трое… Ты спала. Впотьмах да и сослепу не разобрала, кто. Сказали – друзья Ашира из Ашхабада, проездом в Бахарден, торопились больно… Я вначале засомневалась… Да червонцы вот в платок Ашира завязаны. Это ж твой узор, Бостан?

– Да, мама, – раздумчиво произнесла девушка. – Как не узнать? Сама вышивала… Но с чего Ашир дорогих вещей накупил, когда у нас простых-то нету… На Ашира не похоже. Тут что-то не так, мама!

– Богатство нам и не снилось, – Огульгерек кротко улыбнулась и стала чем-то похожа на сына. Ее морщинистое лицо разгладилось, помолодело. – С таким добром и не уснешь… Вон почему баям-то не спится: за деньги, за отары, за ковры дрожат.

Собрав шелковую ткань, бусы, платья, Огульгерек запихала их в порожний мешок, запрятала туда же деньги и, вцепившись костлявыми пальцами в поклажу, отволокла ее в дальний угол мазанки, прикрыла старой кошмой. Приедет Ашир, пускай сам разбирается. Не прикоснулась она и к чувалу с зерном, хотя в доме не набралось бы и наперстка пшеничной муки. Дай, Аллах, здоровья Ашир-джану, не перевелся пока ячменный чурек, мать с дочерью с голоду не помрут.

А темные тени уже кружили в эту ночь вблизи новой мазанки, где поселился Нуры Курреев с женой Айгуль и с маленьким сынишкой. Не прошло и года, а молодое семейство обзавелось хозяйством, у Нуры есть уже овцы, участок поливной земли. Зная особое расположение к Нуры ашхабадского командира взвода Ашира, а также его друга Мовляма, секретарь партийной организации Игам Бегматов здорово помог молодоженам, когда те строили себе мазанку; Бегматов сам месил глину, ставил столбы, помогал накрывать крышу… А Марина готовила мужчинам еду, ходила за водой, стараясь освободить от забот Айгуль, которая была на сносях.

Нуры, получив надел хорошей земли, пай воды, подрабатывал еще на бывшей байской водяной мельнице, принадлежавшей теперь коммуне. Жизнь шла своим чередом – поле, мельница, дом, семья. Басмаческие скитания казались тяжелым сном, и Нуры стал постепенно забывать о них. Вечерами его встречала Айгуль; сынишка был такой крохотный и прелестный, что Нуры души в нем не чаял. Худо-бедно, но в доме не переводился хлеб, сахар, чай, почти каждый день Айгуль готовила то мясной суп, то густо наперченную лапшу с кислым молоком. Нуры втягивался в работу, в нем гасла зависть к Хырслану, или ему так казалось, что она гасла… Нуры стал уже спокойно спать по ночам, не подозревая, что вокруг его жилья бродят какие-то призраки. Он почти забыл о своей службе телохранителем хана, голоса сердитых юзбашей, крики разъяренного Джунаида… Но не забыли о Нуры сыновья хана.

Пригасив лампу, вслушиваясь в сладкое посапывание жены и сына, спавших в передней комнате, Нуры хотел лечь и вдруг услышал: за стеной что-то завозилось. Приподняв голову, он прислушался. Все стихло. Однако беспокойство уже разбередило душу… Нуры попытался сомкнуть глаза, а в голову лезли мысли… Слава Аллаху, Айгуль спит спокойно, как мышонок. Бедняжке доставалось каждый день: она вставала чуть свет, пекла чуреки, кипятила чай, хлопотала по дому, возилась с малышом, кормила Нуры… А когда муж уходил в поле, она, оставив сынишку на попечение матери Мовляма, бежала следом, трудилась наравне с Нуры. Возвращались они иногда вместе, и жена разжигала огонь в очаге, готовила ужин.