Столетняя война - читать онлайн книгу. Автор: Жан Фавье cтр.№ 180

Тем временем дофин Людовик прибыл в Лангедок и вновь нанял в свою армию некоторых рутьеров — в частности, Потона де Сентрая, — что заставило остальных, отныне разобщенных, разбежаться. Бурбонский бастард исчез. Вскоре он умрет.

К несчастью для края и прежде всего для окрестностей Лораге, помощник Вильяндрандо, Жан де Салазар, собрал отряды, оставшиеся в Лангедоке, а также те, которые по окончании дел в Испании отхлынули на эту сторону Пиреней. Карл Vn ловко вышел из положения — он их нанял. И вот знамя короля стало развеваться рядом со знакомым всем знаменем Вильяндрандо. Жан де Салазар станет одним из капитанов ордонансных рот. Еще в конце царствования Людовика XI он будет командовать «ротой испанцев».

В те же времена Арагонец Франсуа де Сюрьенн упустил случай примкнуть за деньги к королю Франции, с которым до сих пор, неизменно верный тому, кто больше предложит, вел постоянную борьбу в рядах англо-бургундцев. Его бывший начальник Перрине Грессар благоразумно вышел из войны, из которой до тех пор неизменно умел извлекать свою выгоду. Арагонец сознательно выбрал сторону англичан. Он даже стал военным советником английского Совета во Франции. В действительности он позволял себя эксплуатировать Сомерсету и Саффолку, которые были очень рады, что под рукой есть человек, готовый на любые дурные дела. Он до последнего момента оборонял Монтаржи, удерживал Сен-Жермен-ан-Ле, держался в Вернёе. Короче говоря, он шел в арьергарде медленного смещения к Ла-Маншу англо-французской границы, которой не было. Это ему было поручено захватить Дрё, взять Фужер.

Таким образом, этот капитан по крайней мере выглядел солдатом на регулярной службе, которому англичане должным образом платили, чтобы он мешал Франции Валуа расширяться и придавать границе пилообразную форму. Взятие Монтаржи — доселе остававшегося в руках Карла VII — в июне 1433 г. принесло ему десять тысяч салюдоров; в 1436 г. Саффолк назначил ему постоянное содержание. Итак, ничего бандитского не было в этом сеньоре из знатного рода, получившем в 1437 г. титул рыцаря, на который бывший каменщик Перрине Грессар никогда не смел и претендовать.

Но Сюрьенн и его люди жили за счет населения, равно как и компании французского короля, с которыми они сражались за Гатине, Иль-де-Франс или Нормандию. То, что не удавалось похитить, жгли, чтобы не оставлять врагу. Нивы превращались в пепел, виноградники устилались обрезанными лозами, поваленные деревья пересекали дороги вокруг Монтаржи, как позже вокруг Дрё. В одних случаях это делали люди Дюнуа и Потона де Сентрая, тогда солдата на регулярной службе, в других — люди Арагонца.

Сюрьенн не гнушался брать деньги у обеих сторон. В то время как англичане заплатили ему три тысячи ливров, чтобы он оборонял Монтаржи, он получил от Дюнуа двенадцать тысяч золотых руайялей, чтобы сдать город Карлу VII и войти с отрядом в состав французской армии. Но он впоследствии поселился в першском городке Лоньи, то есть у англичан, забыв, что получил деньги от Генриха VI на оборону Монтаржи, а от Карла VII — за то, что поступает к нему на службу.

Через девять лет Сюрьенн повторил тот же трюк — за одиннадцать тысяч салюдоров сдал тому же Дюнуа крепость Галлардон, тогда как англичане уже заплатили ему за ее оборону. Больше иметь дело с ним никто не пожелает.

Правду сказать, англичане уже не имели права проявлять требовательность по отношению к тем, кто им служит. В том, что у дела Ланкастеров есть будущее, мало кто был уверен. За них сражались только ради непосредственной выгоды. Один из членов английского Совета не без горечи писал в 1439 г.:

Они не хотят ничего или почти ничего делать без содержания или жалованья. И даже когда им заплатили, они очень скоро устают от дела.

Разоренная Франция

Эта война засад, налетов, «внезапных нападений» изнуряла страну. К налогу на борьбу с живодерами добавлялся налог на борьбу с англичанами — или французами — и налог на то, чтобы живодеры шли грабить в другое место. Под угрозой находилось все — маленькие и большие города, укрепленные деревни и отдельные хутора. Никто не мог считать, что он вне опасности: так, однажды у ворот Санса обнаружили архиепископа Людовика Мелёнского, которого живодеры обобрали на таком расстоянии от стены его архиепископского города, на каком был слышен голос. Не лучше от превратностей судьбы были застрахованы и военные: маршал Жан де Рьё закончит свои дни в застенке Гильома де Флави.

Города по крайней мере могли защищаться, контратаковать, а чаще всего откупаться, пусть рискуя, что бесконечная игра в шантаж и уступки после начнется снова. Так, Тулуза, купив в 1438 г. уход англичан, обосновавшихся в Клермон-Дессу, а потом уход Бурбонского бастарда, в 1439 г. должна была платить за уход Вильяндрандо. Тем не менее бюргерство было готово платить, чтобы избавиться, хотя бы и временно, от угроз, мешавших восстановлению экономики. Поэтому Карлу VII без большого труда удавалось заставлять провинциальные Штаты вотировать налоги, необходимые для обороны или спокойствия. Штаты Лангедока, Штаты Оверни и даже Штаты Бургундии были готовы оплачивать «выгоны», которых требовали рутьеры.

Сельской же местности оставалось лишь дрожать от страха. В период, когда одна угроза исчезла, а другая еще не возникла, жители даже не начинали восстанавливать разрушенное. Крестьяне укрывались кто в замке, кто в лесу. Лангедокские деревни худо-бедно укреплялись. Церковь служила крепостью, а охапки сена превращали нефы в общие спальни. В церкви Богоматери Бург-Дьё, в Берри, богослужению как-то помешали роды. Но никаких гарантий не было, и в Пикардии рутьеры не остановились перед тем, чтобы поджечь церковь в Лионсе, когда там заперлось двести-триста деревенских жителей. Другие церкви получали новое предназначение: одну превратили в стойло, другую в публичный дом.

Повсюду на горизонте виднелся дым от горящих деревень и подпаленных риг. В такой ситуации никто не осмеливался покидать город, отправляться в путь, рисковать своим состоянием. Французская экономика впала в паралич. Сокращение населения было не менее ощутимым, чем прекращение хозяйствования. Целые деревни стояли заброшенными, бедная местность Юрпуа и богатая — Валуа выглядели настоящими пустынями, так же как Овернь или Керси, Мен или Ангумуа. Лимож остался без жителей. Самые торговые улицы Тулузы опустели и к тому же стали нежилыми.

В парижском порту Эколь-Сен-Жермен — через который дерево, зерно, сено везли вниз по течению, — к пристаням близ Сен-Жермен-л'Оксерруа уже не причаливало ни одно судно. Положение Гревского порта было немногим лучше, а число перекупщиков на парижском рынке сократилось вдвое.

Деловая и муниципальная жизнь повсюду переживала реорганизацию. Тулузцы сократили численность капитулов. В Монтобане в 1442 г. не нашлось желающего взять на себя обязанности консула.

Война и ее следствие — недоедание — всегда сопровождались эпидемиями. В 1438 г. Иль-де-Франс опустошила оспа, в 1440 г. Лангедок вновь поразила чума. Горожане часто спасались бегством в сельскую местность, но что им там было делать, кроме как пополнять число бродяг?

Отчаяние выражали все слои общества в разных присущим им стилях. Однажды в 1438 г., когда рутьеры выказали особую дерзость, бравый Горожанин, живущий на острове Сите, записал у себя в дневнике: