Артемий Прокофьевич провел ребром ладони над картой от левого обреза до правого.
— Огромные горы протянулись между двумя морями. Эти вершины, склоны, долины, реки, земли перед хребтами, страны после хребтов — все это отныне часть Российской империи. Но часть беспокойная, клокочущая, требующая внимания большего, чем даже, уж извините, дорогой мой хозяин, ваша родная Польша!
— Польша родная для моей матери. Я же подходил к ней лишь однажды, с Третьей западной армией. Но смотрите, Артемий Прокофьевич, какой вырисовывается зигзаг, странное сплетение судьбы личной и исторической. Если бы Литва не стала частью России, мои родители не смогли бы отыскать друг друга. Если бы Кавказ не сделался частью империи, они бы друг друга не потеряли.
Георгиадис отошел от карты к небольшому круглому столику, высившемуся на разлапистой ножке вроде куриной, на котором Фекла поставила стаканы с чаем и блюдо с баранками. Отпил несколько глотков сладкой жидкости, разломал баранку, слабо хрустнувшую под его железными пальцами.
— Обстоятельства, дорогой мой Сергей Александрович. Исторические пути народов пересекаются в местах не совсем удобных, в годы не слишком-то подходящие. И Польша, и Кавказ — окраины Российской империи. Они лишь недавно влились в ее состав и пока еще не нашли в себе сил примириться с почти неизбежным.
— Вы сказали — почти. Что касается Польши, то я нижу причину несчастной ее судьбы. Но какая нужда погнала нас за эти проклятые горы?!
— Могу повторить то же самое — обстоятельства. Силою самих обстоятельств мы были притянуты туда, увлечены за эти, как вы сказали, проклятые горы. Прежде всего дела персидские. Император Петр Великий пытался пройти вдоль Каспийского побережья. Тогда-то мы впервые и столкнулись с кавказскими племенами. Они не захотели быть только свидетелями нашего продвижения. Начались стычки. Но войско прошло до самого Дербента, взяло город. Перед тем принудило к покорности два ханства — Тарковское, против самых северных горных отрогов, и следующее за ним к югу — Каракайтагское. Так российское войско прошло Дербентскими воротами, да там и осталось. Император, впрочем, вернулся в Россию, дело его продолжили генералы. Славнейший из них — Матюшкин.
Новицкий пригнулся к карте и так же проследил путь петровского войска от Астрахани до Дербента.
— Сколько же сил мог оставить император на юге? Северная война же еще не закончилась.
— Не много, — хмыкнул Георгиадис. — Но когда у него попросили подкрепления, чтобы пойти на Баку, Петр Алексеевич ответил весьма примечательно. Стенька Разин, написал он — с пятью сотнями казаков персиян не боялся, а я вам даю регулярных два батальона.
Новицкий хихикнул. Ему показалось забавным, что государь приводит в пример вора и разбойника, возмущавшего Волгу в царствование его отца.
— Да и Баку все-таки взяли. Потом было множество славных дел, и офицеры с солдатами поняли, что можно и нужно воевать там малым числом и большим умением. Две с половиной сотни пехотинцев майора Юрлова разбили четыре тысячи конных афганцев у Лахиджана. Здесь, чуть ниже Баку, на самом южном берегу Каспия. А лет через десять уже крымские татары начали искать путь в Персию, и пришлось встречать их у Терека. Две с половиной тысячи наших против двадцати пяти. Сражение было упорное, и только артиллерия наша вырвала наконец-то победу. Но — по Гянджинскому трактату в тридцать пятом году прошлого века вернули мы Персии все взятые города и отошли на север, на Терек.
Оба — и Новицкий, и Георгиадис — согласно отвели руки к верхнему обрезу карты.
— Обратите внимание, Сергей Александрович, карта эта почти пуста. Моря, основные реки, главные города. А что между ними — нам практически неизвестно.
— Terra incognita!
[25]
— Да — места совершенно нам неведомые. Кто-то из кавказцев — наших, офицеров Кавказского корпуса, — сказал, что чувствует себя порой испанским конкистадором — воином Писарро или Кортеса.
— Если они обращаются с местными жителями как испанцы с ацтеками, немудрено, что там постоянно воюют.
— Во-первых, русские не испанцы. Во-вторых, золота в этих горах нет, никогда не было и не будет. В-третьих, как военная сила горцы кавказские никак не могут быть сопоставлены с индейцами ни Южной Америки, ни Центральной, ни Северной. Насколько я, конечно, могу судить из Петербурга. Приедете на место, увидите сами.
— Что ж, страшнее французов и турок?
— Они, конечно, не регулярная армия, но противник по-своему грозный. Многие в этом успели уже убедиться… Простите, Сергей Александровович, но это правда.
Новицкий отошел от стола, взял две трубки из ряда, стоявшего у стены. Вышел в коридор, позвал Михайлу и через несколько минут вернулся, выдувая клубочки белого дыма. Вторую предложил Георгиадису. Тот кивнул, благодаря, и взял длинный чубук.
— Отец писал, что люди там отважные, но не стойкие. Приступают весьма горячо, но, получив отпор, рассеиваются, как эти струйки.
— Если дымом наполнить всю комнату, то возможно и задохнуться.
Новицкий вытянул руку и нарисовал трубкой в воздухе воображаемый косой крест, похерив всю страну южнее Терека.
— Зачем же нам это понадобилось? Не проще ли поставить цепь укрепления от Азовского моря до Каспия и отгородиться от диких народов. Пусть уничтожают друг друга.
— Не получится, Сергей Александрович. Оставив подробности военные, географические, скажу только, что есть простой закон отношений между народами, государствами. Закон взаимного проникновения. Если ты не идешь к соседям, тогда они приходят к тебе. И не с мягкой рухлядью, а с твердой, отточенной сталью. Сколько лет существует наш мир — более шести тысяч — все только подтверждает его справедливость.
Новицкий подошел к полкам с книгами, положил руку на один корешок:
— Да-да, конечно. Сначала один корабль пересекает море с востока на запад, увозит прекрасную женщину, а потом сотни кораблей отправляются за ним следом, отобрать украденное и — взять силою многое сверх того. Все пятьдесят же судов за собой вел Ахилл мощнорукий…
— Не рискну забираться так далеко в глубь веков, но замечу, что закубанские народы — черкесы и натухайцы — приходили за добычей едва ль не к Воронежу. Казаки наши, впрочем, тоже наведывались в те горы. Огромная степь там раскинулась, к сожалению, уже за пределами нашей карты. От Кубани до Дона одно Дикое Поле. Что там на самом деле творится, мало кому понятно. Если начнем только разбирать, кто же кого и когда обидел первым, утонем в легендах и былях. Пока же мы твердо знаем одно — в области за Кавказом Россия появилась не по одной своей воле, но по просьбе тамошних христианских народов, грузин и армян. Кстати, разбирая дела, наткнулся на легенду, что, мол, еще два века назад, во времена Алексея Михайловича, небольшой отряд русских пришел на помощь картлийскому царю Луарсабу. Тогда его страну разоряло войско персидского шаха Аббаса. В официальной истории факт сей, разумеется, не зафиксирован, а в традиции, даже письменной, сохранился. С любопытными довольно подробностями. Стрельцы добрались с воеводой к монастырю Мцхета, и с ними удальцы днепровские или, может, донские. Атаман же последних говорит товарищам перед решительным боем: «Утикать, братцы, некуда. Так уж коли не то — сложим головы добрым порядком и не покажем басурманам прорех и заплат на спинах казацких…»