— Если вы позволите мне когда-нибудь вернуться к этой теме, сэр, мы, может быть, кое-что для вас и придумаем, — загадочно произнес Бэр и указал сигарой через плечо рулевого. — Не кажется ли вам, мистер Майлс, что это уже Моржовый?
Майлс подошел к двери. Действительно, по носу, на несколько румбов вправо, показался пик мыса Моржового. Облитый последними лучами погружающегося в море солнца, он торчал из воды, как золотая игла.
Старый шкипер с нескрываемым восхищением смотрел на эту иглу. Без пальто и шапки, в одном свитере, он вышел на мостик и подставил красное лицо тянувшемуся от земли легкому ветерку.
— Нет, как хотите, — сказал он вышедшему следом за ним суперкарго, — нужно ничего не понимать в жизни, чтобы променять на что-либо другое нашу профессию. Знаете ли, когда подходишь к земле… — он умолк, заправляя в трубку щепотку крепкого черного табаку. — Что я хотел сказать? Ах, да!.. Подходы к каждому порту чем-нибудь замечательны, где бы он ни был расположен — от Исландии до мыса Горн. Вам никогда не доводилось входить в Золотые ворота? Тогда вы не в состоянии и представить себе этой картины. Ну а как появляется из воды голова Свободы, а? Это тоже чего-нибудь стоит, хотя совсем уже в другом роде. Но самое, может быть, прекрасное, что мне пришлось когда-либо видеть, — это Рубини Рок, на Франце. Ни с чем нельзя сравнивать. Хотя, должен вам сказать, вот этот Моржовый мало чем уступает Рубини. Посмотрите: создатель не пожалел золота! Я даже не знаю, когда этот мыс красивей: тогда ли, когда возникает из черного, как теперь, моря, или когда вокруг него простирается бесконечная пустыня льда. Он всегда горит, словно гигантская призма из хрусталя, наполненная старым портвейном…
— Я больше всего на свете люблю вермут, сэр…
— Вермут и мясные консервы? — бросил от стола с картами штурман.
— Консервы — специальность нашей фирмы. Меня это мало касается, — усмехнулся Бэр.
Шкипер ткнул трубкой в сторону все увеличивающейся скалы.
— Но как бы это ни было красиво, даже тут я не хотел бы взлететь на воздух.
Шкипер повернулся и пошел к себе. Мимоходом глянул через плечо штурмана на прокладку, которую тот делал на карте.
— Последите за сигналами флагмана, Майлс. Нет никакого смысла идти на дно теперь, когда рейс проделан так хорошо.
— Будьте спокойны, сэр: я слишком дорожу собственным мясом.
— Ваше мясо — ваше частное дело, Майлс. А мне дорога «Мария-Глория». Глядите в оба, прошу вас.
— Слушаю, сэр.
Оставшись один на мостике, суперкарго Бэр довольно долго прохаживался, докуривая сигару. Закончив прокладку, к нему вышел Майлс. Он тоже прошелся разок-другой вдоль мостика. Его голова в потрепанной синей фуражке едва возвышалась над брезентовым фартуком поручней. Указывая на золотую иглу мыса, штурман сказал:
— Черт бы его побрал вместе со всеми его красотами! Второй раз я подхожу к этой дурацкой башне, и душа моя переселяется в пятки.
Бэр сошел к самому концу мостика, висящему над водой, и, делая вид, будто любуется морем, негромко произнес:
— Мистер Майлс!
Штурман подошел.
— Да?
— Когда мы будем в Тихой?
— Часов шесть хода.
— Вы хорошо сделаете, если через полчасика заглянете ко мне в каюту.
— Хотите предложить мне стакан вермута?
— Мое предложение раз навсегда избавит вас от риска стать пищей для рыбы.
— Изображаете доброго рождественского дедушку, мистер Бэр?
— Совершенно серьезно, Майлс. Через полчаса у меня в каюте.
Бэр швырнул за борт окурок сигары и, не заходя в рубку, спустился с мостика.
Суперкарго «Марии-Глории»
До времени, назначенного Бэром, оставалось еще несколько минут, когда Майлс явился к нему в каюту. Штурман топтался у порога, потирая руки, и заискивающе улыбался, глядя в спину Бэру. Не оборачиваясь, суперкарго бросил:
— Заприте дверь.
Только когда Майлс исполнил его приказание, Бэр всем телом резко повернулся к вошедшему и уставился на него немигающим взглядом серых, холодных глаз. Майлс впервые увидел эти глаза, не прикрытые очками. Он почувствовал, как противный холодок бессознательного страха медленно спускается от затылка по позвонкам. Странная слабость появилась в ногах.
— Сядьте, — сказал Бэр.
Майлс послушно сел и опустил глаза.
— Я не шутил, говоря, что избавлю вас от необходимости плавать, да и вообще служить, — тихо произнес Бэр. — Но для этого вы должны выполнить долг, возлагаемый на вас отечеством.
— Я и так служу Англии, чем могу, — проворчал штурман.
— Речь идет не об Англии, Майлс: я говорю о вашем настоящем отечестве — о Германии. Ваша мать — немка. Немецкая кровь течет в ваших жилах.
Пальцы штурмана впились в подлокотники кресла. Взгляд расширенных глаз был устремлен на Бэра. Майлс хотел заговорить и не мог: комок стоял у него в горле. А Бэр, не повышая голоса, продолжал:
— Это обязывает. К тому же если вы будете благоразумным, то раз навсегда избавитесь от необходимости служить. Солидный чек на любой из банков Англии обеспечит вам спокойную жизнь: камин, подогретые туфли и теплую жену… Ну?
— Что для этого нужно? — с трудом выговорил штурман.
— Пустяки, Майлс, сущие пустяки… Видите вот это? — Бэр взял со стола жестянку. Это была обыкновенная коробка со свиным фаршем, какими были набиты трюмы «Марии-Глории».
— Ва… ва… ши консервы? — заикаясь пролепетал Майлс. — Не выношу свиного фарша.
— Я и не собираюсь кормить вас им. Вы получите от меня несколько таких банок. В Тихой я укажу вам судно, на которое вам нужно будет проникнуть, когда оно будет грузиться русской рудой или лесом в обратный рейс. Перед бункеровкой вы положите по одной банке в каждую угольную яму, на самое дно. Запомните, на самое дно, под уголь, так, чтобы ни один дурак не мог до них случайно докопаться.
— Какое мне дело до бункеровки чужих судов? Зачем я на них пойду?
— Придется пошевелить мозгами, Майлс: придумать предлог. Вы английский моряк, вам не трудно будет…
— Но я должен знать, что в этих банках.
— Готов удовлетворить ваше любопытство, чтобы вы отдавали себе отчет в своих действиях. Все очень просто: коробка разделена надвое тонкой медной переборочкой. Одно отделение заполнено пикриновой кислотой, другое — серной. Толщина медной перегородки такова, что через определенное время медь будет съедена и обе кислоты придут в соприкосновение. Если бы вы помнили курс физики, то поняли бы, что в момент соприкосновения кислот снаряд должен загореться. Его положительное свойство заключается в том, что он горит совершенно бесшумно, развивая высокую температуру. Языки пламени длиною до тридцати сантиметров бьют из обоих донышек коробки. Последствия этого физического эксперимента, происходящего в глубине угольной ямы или в грузовом трюме, понятны. Но не бойтесь — решительно никаких следов прибора не будет найдено даже в том случае, если пожар удастся потушить: корпус банки сделан из легкоплавкого металла.