Найденов в последний раз окинул взглядом то, что уцелело от обстановки комнаты, задумчиво посмотрел на мрачный остов обгоревшего рояля, и тут взгляд его остановился на массивной задней ножке инструмента. Найденов нагнулся и вдруг, стремительно выпрямившись, приказал краснофлотцам:
— Отодвиньте рояль!
Крепкие руки вцепились в инструмент. Одна ножка отломилась. Рояль сдвинулся и с грустным гулом упал.
Найденов откинул дверцу люка. Почти вровень с полом стояла вода, уже подернутая тонким ледком.
Найденов и Сибирка молча переглянулись.
— Быстро, водолазный прибор! — скомандовал Сибирка.
— Есть водолазный прибор! — ответило сразу несколько голосов, и краснофлотцы наперегонки устремились к порту.
Найденов расхаживал, заложив руки в карманы, чтобы другие не видели, как нервно сжимаются и разжимаются его кулаки.
Сибирка неподвижно стоял над люком, словно боясь неосторожным движением потревожить тусклое зеркало воды.
Ни тот, ни другой не произносили ни слова.
Так прошло полчаса. Принесли водолазную маску и баллон с кислородом.
— Сейчас… водолаз бежит, товарищ капитан…
Но Сибирка словно не слышал. Он молча надел ранец, натянул маску. Нащупал ногой лесенку, ведущую в подвал, и как был — в бушлате, без резинового костюма, — стал спускаться в наполненный водою подвал.
Склонившийся над люком Найденов видел, как мерцал под водою острый луч фонаря. Через несколько минут голова Сибирки показалась над люком. Он скинул маску.
— Никого!
Найденов с облегчением вздохнул. Сибирка понимающе кивнул.
— Я тоже боялся…
И тут раздался возглас старшины-акустика. Пока другие занимались люком, он терпеливо и методически, шаг за шагом, выстукивал пол.
— Есть! — радостно крикнул акустик, поднял руку, требуя тишины, и приник ухом к полу. Его молодое лицо расплылось в радостной улыбке.
— Товарищ подполковник, — сказал он Найденову, — нельзя ли сюда «ухо»?
Найденов поставил прибор и включил экран. Зигзаг, указывающий на близость часов, загорелся ярче прежнего. Линия сделала несколько резких скачков.
Снова и снова. Изгибы кривой были причудливы. Глядя на них, акустик полушепотом, словно боясь спугнуть воцарившуюся тишину, читал выстукиваемые кем-то буквы Морзе: «Вода выше пояса…»
Экран погас. Это значило, что стук прекратился.
Сибирка сердито посмотрел на акустика:
— Какое там: «выше пояса»? Я ушел с головой…
Найденов знаком заставил его замолчать: экран опять засветился, и на нем задрожал яркий зигзаг. Акустик прочел:
— «Выше пояса… открыть боковую…»
Найденов и Сибирка переглянулись. Сибирка стал было снова надевать маску, но Найденов решительно сказал.
— Нет, если мы и найдем боковую дверь, то не сможем ее вскрыть, не затопив помещения.
— Значит?..
— Нужно откачать воду из подвала.
Через два часа спустившиеся в подвал Найденов и Сибирка обнаружили в стене дверь, обитую войлоком и железом.
* * *
…Житков сделал несколько глотков кислорода и с загоревшимися, как от вина, глазами — принялся рассказывать о том, как ему удалось освободиться от пут, как он проник из подполья в подземную радиостанцию, как подал оттуда сигналы на «ОН-1» и на «Пургу» и как у него не хватило электроэнергии. Потом рассказал про борьбу с водой, проникавшей в чулан из затопленного подвала.
— Опять рука Витемы, — со слабой улыбкой проговорил Житков. — Так оно и должно было быть. Одно меня удивляет: как он мог оставить то, из-за чего весь сыр-бор загорелся? — с этими словами Житков вытащил из-за пазухи лоскут грязной робы. — Как пить дать — их работа. Но ясно: Витема работал не сам — он бы не бросил. Даже впопыхах. Роба! Ошибки быть не может. И номер и буквы — «РУ». Приятно поглядеть! А то я там, в темноте, просто измучился от любопытства.
— Роба-то роба… — задумчиво проговорил Найденов, — и по всем данным именно та, которую мы искали, но погляди: на ней нет следов лака.
Житков с испугом расправил спецовку: на ней действительно не было «невидимых» пятен, лишь зияли большие дыры.
Глава шестая. Сигнал бедствия
Вынужденный отдых
Работы по оборудованию «ОН-1» подвигались не слишком быстро, так как оказались сложнее, чем можно было думать. Оставался открытым и вопрос, удалось ли вражеской разведке по похищенным кусочкам робы разгадать, хотя бы частично, тайну лака Бураго — Житкова?
Командование решило все же довести до конца работы на лодке и осуществить на ней второе плавание, уже в боевых условиях.
Как известно, в первую операцию Житков выходил на поверхность с рубкой, обтянутой чехлом. При подогревании электрическим током чехол становился, в известных условиях освещения, почти невидимым. Но опыт показал, что практическое значение такого способа маскировки невелико, не говоря уже о том, что надевание и снимание чехла было сопряжено в боевых условиях со значительными трудностями, а подчас и вовсе невозможно. Да и подогревание ткани требовало большого расхода энергии.
В полупогруженном состоянии, когда приходится беречь каждый ватт электроэнергии, или в условиях позиции, требующей тишины, когда тоже нельзя пользоваться главными машинами, применение чехла было возможно лишь за счет радиуса подводного хода лодки.
Новый лак, приготовленный Валей и Житковым, не требовал подогрева, но его было пока так мало, что едва удалось покрыть перископ и верхнюю часть боевой рубки. Корабль мог лишь, что называется, высунуть нос из воды — не больше. Но, по мнению Житкова, и это могло уже в корне изменить тактику подводного корабля, — особенно в борьбе с конвоями и при форсировании минных полей.
В ближайшем будущем Житкову предстояло доказать свое предположение на деле, а Вале — продолжать работу над лаком, чтобы упростить рецепт и сделать возможным производство лака в промышленном масштабе.
Теперь Житков и Найденов виделись только на лодке. Командир «ОН-1» переселился поближе к кораблю, в порт, и редко бывал в городе. Найденов иногда появлялся на лодке для наблюдения за монтажом нового типа его локатора — прибора, более совершенного, нежели первый образец «уха».
В самый разгар этих работ, задолго до их предполагаемого окончания, Житков и Найденов вдруг получили удивившее их телефонное распоряжение: отправиться в один из пригородных санаториев и отдыхать там две недели, забыв обо всех работах и заданиях.
И вот уже десять дней, как они живут в тихом, уединенном санатории: едят, спят, читают.
Дни стояли на редкость ясные и мягкие, и друзья с особенным удовольствием занимались лыжами. Хрустящий снег легко продавливался. Лыжня была глубокой и гладкой. Молчаливые ели ласково протягивали со всех сторон лапы в толстых снежных рукавицах. Лес по сторонам сливался в зелено-белую стену.