Фронтовой дневник эсэсовца. "Мертвая голова" в бою - читать онлайн книгу. Автор: Герберт Крафт cтр.№ 40

Жертвы роты, вытащившей его, раненого, с позиций противника, оказались тоже напрасными.

Тяжелая артиллерия противника причиняла тяжелые потери. Несмотря на то что проходившая через Горшковичи дорога противником не просматривалась, в момент проезда по ней колонн снабжения по ним открывался точный огонь. Было ясно, что в окрестностях деревни надо искать русского корректировщика, но найти его никак не удавалось. Наконец, подразделение радиоразведки довольно быстро и точно установило место расположения радиопередатчика противника. Он оказался в саду, поблизости от нашего командного пункта. В неприметной землянке, одной из тех, что население устраивало себе для собственного укрытия, сидел седой, всегда приветливый старый русский, у которого и был радиопередатчик. Антенна была продета в один из засохших стеблей кукурузы, росшей поблизости от его укрытия. Здесь искать корректировщика вообще никто бы не додумался. Поскольку захваченный русский был в гражданской одежде, за это он заплатил жизнью. Вообще-то, по моему мнению, он заслужил не веревки, а пули. Но меня потрясло то, что население пришло смотреть на повешение своего односельчанина, словно на ярмарочное представление.

Мы получили приказ создать на окраине Горшковичей круговую оборону, чтобы в случае прорыва русских удержать расположенный на важной высоте населенный пункт. Вместе с товарищем из Баварии на огороде мы выкопали землянку и попытались ее получше приспособить к русской зиме. Сейчас можно говорить об опасном пробеле в нашей подготовке в том, что касается простой дощатой двери, открытом очаге и тонком слое земли поверх простого наката из бревен. Но тогда еще была осень.

Со своей машиной я находился в постоянной готовности к выезду по вызову из штаба батальона. То мне приходилось везти в тыл раненого, то подвозить боеприпасы. Потихоньку я сделал собственный «нелегальный» склад боеприпасов, не учтенный полевым писарем. То же самое в своем хозяйстве устроил и повар, то же самое делали в ротах, батальонах и полковых штабах, потому что в кризисные моменты всегда запасы превышали то, что проходило по документам.

Наш обоз, чтобы укрыться от бомбардировок противника с воздуха, разместился на местности, покрытой кустарником. Все думали, что их машины хорошо укрыты с воздуха, однако среди редких крон берез и ольхи они хорошо просматривались. Когда меня туда откомандировали, я там сидел как истребитель «в полной готовности». Если подлетало звено двухмоторных бомбардировщиков, то уже на большом удалении я рассчитывал направление их полета. Если они направлялись к нам, то я вскоре мог видеть, как открываются бомболюки. Это был самый последний сигнал тревоги. Я включал передачу и на полной скорости отъезжал в направлении, перпендикулярном линии атаки бомбардировщиков. Так мне до сих пор удавалось предохранить мою машину от воздействия бомб противника. Для этого требовалось, естественно, правильно парковать машину. Но при атаках Ил-2 такие маневры не удавались. Они прилетали настолько внезапно, что каждое движение опаздывало.

Над моей стрелковой ячейкой я построил низкую остроконечную крышу из березовых стволов и обложил ее битым кирпичом и землей. От осколков она давала надежную защиту. А от прямых попаданий мне требовалось три-четыре наката, чего делать мне было невыгодно, так как меня сюда откомандировали на короткий срок.

На мое несчастье, рядом с моей ячейкой оборудовали уборную в соответствии с планом лагеря, разработанного одним из кандидатов в офицеры (штурман-ном).

Штурманом был наш Франц Винер, у него была не только такая фамилия, но и на самом деле его так звали (Винер — (нем.) венец). На гражданке он был успешным экспедитором. Что может быть лучше, чем этому испытанному резервисту поручить обустройство автомобильного парка, для начала хотя бы штабной роты батальона, с ближайшей целью сделать его в дальнейшем батальонным техником. Когда он для этого внезапно сделал большой шаг от штурмана до унтершарфюрера, то это произошло вполне по его понятиям. Но от этого он окончательно свихнулся.

Получив галуны, он стал подсиживать своих товарищей, прослуживших гораздо больше его, карабкаться наверх и топтать тех, кто внизу, чтобы поскорее сделать еще один шаг вперед по карьерной лестнице. Так как по прошествии некоторого времени он в себя не пришел, мы перешли к делу.

У Винера была одна слабость: он брезговал сидеть с другими в сортире. Поэтому он обычно справлял нужду на рассвете. Что может быть проще, чем по обычаю Первой мировой войны подпилить лаги под полом сортира? Прошло немного времени, как появился наш надутый суперпруссак в полном обмундировании в мягком блеске своих новых галунов у «жертвенной ямы». Спустил штаны, нежно присел на белое бревно, и как раз в момент, когда он уже хотел начать извергать вчерашнее, выпучив глаза и довольно урча, беспомощно выбросил вверх руки и исчез с поверхности.

Однако изменить нам его не удалось. Он еще отпустил себе усики, чтобы и под носом походить на своего Верховного главнокомандующего. У нас появился прилежный техник, но мы потеряли хорошего товарища.

Через пару дней как из ведра полил дождь. Все, что было на колесах, оказалось привязанным к дорогам с покрытием. Через заболоченный лес к нашим позициям не было ни шоссе, ни гати. Боеприпасы и продовольствие, убитых и раненых приходилось тащить по бездонному болоту. Этим болотом отвратительно воняло

повсюду, и оно постоянно засасывало в себя все ему чужеродное: танки и машины, которые могли заехать в него, но выбраться уже были неспособны, разорванные тела солдат и трупы лошадей. Запах падали смешивался с сырым запахом леса, пороховых газов, снарядной начинки, всепроникающей гари соломенных крыш — таким был сентябрь 1941 г. в Северной России.

Поскольку при такой погоде с моим «Адлером» я остался совершенно без работы, командование назначило меня старшим команды носильщиков. Во главе со мной колонна ковыляла по лесу. Хотя мы давно проторили тропинку, нам все время приходилось проявлять осторожность, чтобы не сойти с нее и не оказаться у хорошо замаскированных позиций противника. Так мы и прыгали с одного корня дерева на другой, по возможности стараясь не наступать на обманчивый ковер мха в заболоченном лесу. Местами едва различимая тропа терялась в стоячей воде. Это были те места, куда сталинские орлы швырнули свой грозный груз.

У «мертвого русского», оставшегося непогребенным погибшего солдата, мы всегда останавливались, чтобы передохнуть. Это было как раз на полдороги. Труп ивана давно уже был ориентиром в бесконечном лесу и совершенно нам не мешал. Три раза мы пытались заложить его мхом, так как запах его разлагающегося тела в непосредственной близости от тропы стал совершенно невыносимым. И три раза артиллерийские орудия Красной Армии снова выбрасывали его из грязи. Время личинок и червей прошло, и безжизненное тело целыми днями лежало, медленно разлагаясь, на тропе. Тысячи раз через него переступали сапоги, прежде чем оно окончательно не разложилось на солнце и не провалилось само в себя.

Сегодня мы опять в старом составе, а вчера среди нас был батальонный врач, гауптштурмфюрер. От гауптштурмфюрера Кнёхляйна я получил приказ доставить его на командный пункт для вручения Железного креста 1-го класса. Врач прихорошился, для торжественного случая надел лучшую форму и начищенные сапоги, приготовившись идти с нами. Хочу сказать наперед, что мы заранее договорились так протащить его через болото, чтобы полностью испортить ему праздник награждения. Мы без предупреждения заставляли его прыгать на обманчивые кочки, плававшие в бурой болотной жиже над старыми воронками от бомб и снарядов. Он погружался в них до глубины орденских планок, а мы с ухмылкой смотрели, как он при каждом завывании снаряда плюхался в болотную жижу. Нам этот человек не нравился. Со своим швабским диалектом, вечно бледным испитым лицом, он действовал на нас как чуждый элемент. Было общеизвестно, что в критической обстановке на его помощь можно было не рассчитывать, особенно тогда, когда он думал, что его жизнь находится в опасности. За него должны были подставляться другие, чтобы за их решительность и храбрость он символично получил награду за храбрость. Настроение солдат соответствовало этим обстоятельствам. Наши люди после невыносимых мучений и демонстрации неслыханной и ставшей уже само собой разумеющейся храбрости отправлялись безо всяких Железных крестов в могилу, а этот хлыщ через пару дней в блеске своей награды будет фланировать по Курфюрстендамм.