Другой боец, путая русские и английские слова, поманил солдата пальцем:
– Янки, эн рол, а ну слазь!
– Вы его куда? – встревожилась хозяйка.
– В школу. Там пленных сортируют, считать будем.
– Я его не пущу. Он в моих валенках.
– Тогда пойдет босиком.
– Ладно, пусть валенки на нем остаются…Но чтоб потом вернул.
– Жди…Вернет…
Валенок, как призналась хозяйка, он так и не вернул.
Уже после Гражданской войны Анна Терентьева напомнила американцам, которые в местах боев разыскивали по лесам останки своих солдат, чтоб ей вернули валенки. Гробокопатели действовали от имени организации «Ветераны зарубежных войн», так называемые «полярные медведи».
– Документ имеется? – спросили женщину.
Документа у женщины не было. Она не спросила даже имени спасенного. Спустя годы сам факт спасения американского негра жители Шенкурска, за исключением нескольких стариков, уже не помнили.
В областном музее хранится свидетельство о том, что ветераны американского экспедиционного корпуса создали ассоциацию «Полярный медведь» и в 1929 году отправились в Россию, вывезли на родину останки 86 своих павших сослуживцев.
Это все, что в России тех лет составило славу Соединенных Штатов Америки.
А тогда, в январе 1919 года, на заседании Реввоенсовета Шестой Красной армии встал вопрос: чем кормить пленных?
Раздавались голоса:
– А чем они в августе наших пленных кормили?
И тут же слышались ответы:
– В Мудьюге – брюквой.
– И то лишь в начале осени.
– А обессиленных – бросали за борт.
Кто-то напомнил:
– Товарищи, не надо забывать, что американцы, поспешно убегая, в лесу оставили склад продовольствия…
Комендант штаба Матвей Лузанин как только узнал, что бойцы саперной роты из брошенного склада растаскивают мясные консервы и другие продукты, которых «видимо-невидимо», выставил усиленный пост.
В Реввоенсовете рассудили: мы не колонизаторы, чтоб кормить пленных брюквой, а ослабевших бросать на съедение лисицам.
По радио связались с Москвой.
– Вы их обменяйте, – был ответ.
На что – осталось загадкой.
В штабе американского экспедиционного корпуса был приготовлен ответ: командование корпуса готово обменять пленных на продовольствие, но…после войны.
А когда война закончится – умалчивалось.
По этому поводу в частях Шестой Красной армии ходили противоречивые разговоры. В дневнике начальника штаба Ветошкина сохранился подслушанный разговор:
«– Обменяем пленных на продовольствие – развяжем себе руки. Чем плохо? Конвоиры вернутся в строй.
– А пленные тоже вернутся в строй? Им выдадут оружие – и будут они нас опять брать на мушку?
– Мы с них честное слово возьмем.
– Уже брали. Белые генералы, задержанные в Петрограде, клятвенно заверяли нас, что против советской власти не поднимут руку.
– А тут мы имеем дело с иностранцами…
Раздавались и трезвые голоса:
– Врагу нельзя верить на слово. Мы терпели тяготы, и они пусть терпят. Будут помнить, куда ходили…»
Уже первые успешные действия Красной армии на Севере крепко тряхнули интервентов. Дерзкие налеты партизан на северодвинские гарнизоны нарушали коммуникации. Подвоз боеприпасов и продуктов питания был крайне затруднен. Реки скованы льдами, до весны навигация прекратилась. А это значит, что транспорты с военными грузами пойдут после ледохода.
Почту доставляли аэропланами, но зимняя погода не всегда благоприятствовала полетам. Нередко мешки с корреспонденцией попадали в руки партизанам, и тогда письма и газеты читали в штабе Шестой Красной армии.
Ценная корреспонденция отправлялась в штаб фронта, а оттуда уже в Москву. Чаще всего из московских газет западные журналисты узнавали, что делается в своих войсках. Уже не было победных реляций. О продвижении экспедиционного корпуса на юго-восток – навстречу Колчаку – писали сдержанно, при этом упоминали о таких трудно преодолимых препятствиях, как русский мороз и русская метель. Всячески преуменьшались успехи Красной армии. Ни слова – о разгроме Шенкурского гарнизона. Западная пресса умолчала о трофеях, которые достались Шестой Красной армии в ходе зимних боев на Севере.
Плененным «полярным медведям» советское командование разрешило писать на родину с условием, чтоб эти письма отправляло Российское Телеграфное Агентство «РОСТА».
Письма были написаны, из Москвы высланы по адресатам, но ни одно из них в 1919 году, то есть когда американский экспедиционный корпус вел боевые действия на Русском Севере, не попало в печать. Цензура запретила.
Только спустя полвека с ними можно было ознакомиться в библиотеке, которая хранила «Цифровую коллекцию экспедиции “Полярный медведь”». Это военные документы, дневники и другие личные бумаги солдат и офицеров, пытавшихся поработить русский народ. Некоторые документы сохранились в космическом музее штата Мичиган.
43
Потепление пришло в апреле. Но до северной весны, если ссылаться на письма солдат, было еще ой как далеко!
Почти каждый день, судя по солдатским письмам, – однообразная угрюмая картина: на заснеженных полянах горят костры. Под свинцовым таежным небом сгорали поленья, и в оттаявшем грунте саперы принимались за рытье могил. Дно выкладывали сосновым и еловым лапником. На лапник опускали тела погибших сослуживцев. За неимением гробов тела накрывали шинелями. Капеллан, ежась от холода, произносил слова заупокойной молитвы. Колючая поземка засыпала следы дела рук человеческих. В сердцах живых гнездилось отчаянье, закипала злоба: зачем все это?
Появились первые признаки неповиновения. Зима еще была на подходе, а интервентов уже одолевал страх: переживут ли зиму?
Солдаты отказывались ходить в караул, ссылаясь на устав: после караула требуется на следующие сутки отдых, но солдаты ходили в караул, чаще всего выполняли жандармские обязанности.
Пример открытого неповиновения подала вторая рота Славяно-британского легиона. Она состояла из русских северян, мобилизованных правительством Северного Края.
29 августа 1918 года солдаты этой роты отказались участвовать в облаве на дезертиров деревни Талаги. Лейтенант-англичанин отобрал винтовку у русского солдата, ударил его по лицу.
– Вас сегодня же отправят в арестантскую роту!..
Дальше говорить ему не дали. Лейтенанта сбили с ног, отняли у него «кольт» и, не сговариваясь, открыли огонь по офицерам.
Жители Талаг, увидевшие убитого лейтенанта, пассивными наблюдателями не остались.