Блицфриз - читать онлайн книгу. Автор: Свен Хассель cтр.№ 39

Порта с покрасневшими глазами сидит на кровати и не может понять, жив ли он.

— Я совершенно против тех священников, которые проповедуют причащение друзей, — объясняет он Брумме, который лежит в изножье кровати, издавая странные звуки. — Такие люди опробуют что-то секретное, — заключает он, сует голову под подушку, и его выворачивает.

— Их нужно расстреливать! — подает голос Малыш из пустого ведра.

— Огонь! — стонет Брумме, выхватывает из кобуры пистолет и трижды стреляет в потолок. Это сигнал метрдотелю из «Камински» подавать кофе. В постель, разумеется.

Через два часа начинается трогательное прощание. Они друзья до гроба. Порта и Малыш возвращаются в полк с полными мешками продуктов на плечах.

Брумме стоит в дверях и смотрит, как они скрываются в метели. Он не совсем понимает, надули его двое мошенников или он удачно избежал когтей тайной полиции.

— Если они обманули меня, клянусь Богом, я пристрелю этих мерзавцев! — выкрикивает он в ярости на себя, и лицо его принимает при этой мысли красивый синий оттенок. Но решает ответить по-дружески, когда Порта оборачивается напоследок у ворот и прощально машет.

Мы требуем объявления безжалостной войны тем, чья деятельность вредит общим интересам. Преступления против нации, совершенные ростовщиками, спекулянтами и т.д., должны наказываться смертной казнью, несмотря на расу и убеждения. Мы требуем уничтожения нетрудовых доходов и процентного рабства.

Из программы Национал-социалистической партии

Майор Михаил Гостонов, партизанский командир в Минской области, был крепко сложенным, жестоким человеком, которого боялись подчиненные. В свое время он бродил среди множества трупов. Его маленькие, хитрые глаза пристально оглядели тех, кто стоял вокруг него в маленькой избе, пропахшей мокрыми тряпками и немытыми телами.

— Завтра ночью мы атакуем эту деревню, — сказал он не терпящим возражений голосом. Указал стволом автомата на старика в рваном пальто и с обмотанными старыми онучами ногами, как у тысяч других русских крестьян. — Разин, ты займешься тем, что подожжешь свою деревню сразу же после полуночи. Когда все будет в огне и фашисты начнут бегать, как ослепшие крысы, мы начнем атаку и уничтожим этих серо-зеленых свиней.

Изможденный бедностью и тяжелым трудом старик в отчаянии заломил руки.

— Товарищ командир, а как же наши дети, старики, больные? Сейчас зима, с каждым днем становится все холоднее. Более суровой зимы, чем в этом году, я не помню.

— Перестань хныкать, мужик, сейчас война! — закричал партизан-майор. — Мы все должны приносить жертвы. Твоя жизнь ничего не значит, когда ты сражаешься за Советскую Родину. Да поможет тебе Бог, старик, если твоя проклятая деревня не будет в огне вскоре после полуночи! — Он вытащил наган и злобно ударил им старика по лицу. У того вылетело два зуба, из носа хлынула кровь. — Ты староста, поэтому не забывай, что есть твой первый долг перед нашим отцом, товарищем Сталиным, который дает тебе хлеб и работу! Родина требует от тебя служения. Ты, кажется, не сознаешь этого. Сожжешь свою паршивую деревню, как я приказал. А теперь пошел вон!

— Им нужно время от времени давать кнута, — усмехнулся майор командирам партизанских отрядов, когда староста вышел из маленькой комнаты. — Эти свиньи позволяют фашистам спать в своих постелях, сидят с ними за столом, едят вражескую еду вместо того, чтобы достойно умирать от голода!

Он сунул в рот большой кусок ветчины и проглотил, как аист лягушку.

По кругу пошла бутылка французского коньяка, оставшаяся после нападения на немецкую автоколонну со снабженческими грузами.

— Кнут — вот что необходимо, чтобы держать этих крестьян в подчинении, — хрипло продолжал майор. — Они помогают нам, но лишь потому, что боятся нас больше, чем захватчиков. Для нас существует только победа или смерть. Не забывайте этого, если кто подумывает перейти к немцам, — добавляет он угрожающе. — Каждого партизана, попавшего им в руки, они сперва пытают, потом вешают. Нам нельзя ждать ни от кого помощи. Наша война не прекращается ни днем, ни ночью. Наши жизни ничего не стоят. Нам нужно жить только для исполнения долга перед Родиной и товарищем Сталиным.

В ледяном холоде непроглядной ночи мы вылезаем из окопов и идем к новым позициям возле леса. Полусонные, образуем беспорядочную колонну. Мы обмотаны газетами, это последняя идея интендантской службы. Согласно приказам бумага греет так же, как мех. Нам ежедневно зачитывают множество приказов. О победах и геройских подвигах. Их уже никто не слушает. Смелые люди, у которых хватило мужества зарыться в снег, мертвы. Не столь смелые, вроде нас, продолжают идти и терпеть дурное обращение, бывшее участью молодых — во все века.

Идущий рядом с тобой неожиданно падает в снег, сжимая винтовку. Если у тебя еще остается хоть немного сил, ты наклоняешься и срываешь с него личный знак, дабы родные знали, что он мертв, и не разыскивали его годами. Так умирают многие.

С реки наползает мрак, и нам в полусонном состоянии мерещатся в нем клубящиеся заманчивые видения. Порте представляется громадный стол, уставленный великолепной едой. Он говорит, что видит целый батальон солдат-снабженцев, укладывающих на него тонны картофельного пюре с горами кубиков свинины.

— Господи! — стонет Малыш, пытаясь схватить большую свиную ножку, проплывающую мимо него, истекая жиром. Но касается его рука лишь холодного, заиндевелого вещмешка Хайде.

— Черт! — бранится он в разочаровании, но вскоре делает еще одну попытку. На сей раз в дымке проплывает большой кусок жареной свинины, политый яблочным соусом. Малыш на миг останавливается, глядя в изумлении на свою пустую руку. Ему не верится, что мясо было не настоящим. Галлюцинация до того реалистична, что в воздухе все еще чудится запах жареного.

Хайде просто сует в рот кусок мерзлого хлеба и с трудом грызет его.

— Ты украл мою свинину! — ярится разочарованный Малыш и хватает его за шею.

— Пошел к черту от меня! — злобно рычит Хайде. — Не давай мне повода привлечь тебя за нарушение субординации! Мне бы это доставило удовольствие! Ясно, еврейский псих-ублюдок?

— Провались ты, фашистская рожа! — невозмутимо отвечает Малыш и втискивается между мной и Портой.

Когда указательный палец у Хайде начинает зудеть, разумно держаться от него подальше. Он страдает той разновидностью безумия, которая рано или поздно охватывает каждого политического фанатика.

— Темно, как у негра в заднице, — заявляет Малыш чуть погодя. — Невозможно даже почесать свой геморрой. Задница так замерзла, что сломаешь о нее пальцы!

— Caramba [74] , видите похожие на луковицы купола? — кричит в удивлении Барселона Блом.