Земля мертвых - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прозоров cтр.№ 31

Правда, разбивать огромные воинские палатки никому в голову не пришло, и привыкшие пользоваться готовеньким Росин и Немеровский оказались без крыши над головой. Хорошо, хоть раскладушки не бросили. После ужина фактические организаторы фестиваля поставили свои кроватки бок о бок, расстелили постели и забрались под одеяла.

— Одного не понимаю, — закинул руки за голову Кемеровский. — Откуда здесь все эти болотины? Ведь нормальные поселки стоять должны! Ижора, Рыбацкое, Усть-Славянка!

— Тебе сказать откуда, Миша? — откликнулся Росин. — Могу рассказать. Дело в том, что я на Московском шоссе живу. Это около метро «Звездная». Мои родители туда переехали в шестидесятом году. Так вот, мать с отцом рассказывали, что от самого шоссе и до Витебской железной дороги, от поселка Шушары и до знаменитой Бассейной улицы стояло одно большое болото. Потом это болото перерезали проспектом Славы и улицей Орджоникидзе, протянули проспекты Гагарина и Космонавтов. Построили школу мою, триста пятьдесят шестую. Дома начали везде втыкать.

Но я еще помню, как перед школой по болоту на плоту катался. Помню настоящий ивовый лес между Орджоникидзе и Типанова, полностью залитый водой. Мы туда не ходили, там множество глубоких озер стояло, утки жили, звери всякие. Мы к цветоводству ходили. Там тоже ивовый лес стоял, но глубины — от силы по пояс. Теперь на этом месте — роддом номер девять. На месте самой «Звездной» настоящие топи были, их синей глиной как из метро и закапывали. Перед «Купчино» болота метров по пять глубиной, камыши только по краям росли. Летом туда соваться страшно, но зимой сквозь толстый дед интересно за подводными тварями смотреть было… Не знаю, зачем царь Петр решил поставить свою столицу именно здесь, но тихо подозреваю, что у нас весь город такой. Я это к тому, Миша, что окажись мы в районе Обухове году в пятидесятом, так может все вокруг точно так и выглядело?

— Ты хочешь сказать, Костя, — повернулся на своей раскладушке Немеровский, — что мы провалились в прошлое на пятьдесят лет?

— Не знаю, Миша. Пятьдесят лет назад никто не стал бы вырезать простую русскую деревеньку палашами. Расстрелять без суда и следствия — возможно. Но вырезать?

— И судоходство пятьдесят лет назад уже имелось, — расстегнулась входная молния на ближайшей палатке. — После Петра Первого Нева стала достаточно оживленной рекой.

— Я вот что думаю, — из палатки вылез незнакомый парень в тельняшке и плавках: наверное, ливонец. — Может мы, собираясь высадку шведов на Неве имитировать, как-то задели струны мировой истории и взаправду в это время провалились?

— В устье Ижоры часовня стоит, — напомнил Росин. — Я так подозреваю, именно в честь победы князя Александра над шведами.

— Значит, позже, — согласился Миша. — Кстати, в бандитской лодке две пищали лежали. Помнишь, Костя?

— Помню. Без замков. Век четырнадцатый-пятнадцатый.

— Во, здорово! — оживился парень в тельняшке. — Значит, Ливонский орден еще существует? И мы можем в него вступить!

— Прекратите нести бред! — с дальнего конца поляны к ним шагал пузатенький тонконогий мужчина в одних плавках. Росин с трудом узнал в нем «Великого магистра». — Путешествия во времени невозможны! Они противоречат всем представлениям науки! Это я вам как кандидат наук по физике говорю!

— Тогда как вы объясните все, что с нами происходит, Александр?

— Кто-то из нас попал в психушку, вот как. И все мы будем мучиться его горячечным бредом, пока доктор не вколет ему успокоительное!

— Логично, — усмехнулся Росин. — И правда, давайте спать, мужики. А то проболтаем всю ночь, потом будем днем как сонные мухи. Спокойной ночи.

* * *

— Спокойной ночи, домовой, — пробормотал Никита, обнаружив, что оставленная на столе плошка исчезла. С делами по хозяйству он закончил уже в темноте, и сейчас ему хотелось только спать. Он прошел к полке: плошка, чисто вымытая, стояла там. Хомяк минуты две с интересом ее рассматривал, а потом махнул рукой и пошел на тюфяк спать.

Фосфоресцирующие стрелки на наручных часах показывали без десяти одиннадцать. Не дожидаясь обычной полуночи, Хомяк завел пружину, положил хронометр на лавку на расстоянии вытянутой руки, натянул на тело кусок полотна — видимо, простыню, закрыл глаза и пошевелил бедрами, выбирая удобное положение.

— Сено в комки сбилось, — уже засыпая, подумал — Завтра нужно свежее в тюфяки набить.

Ему снилось заседание комитета по дорожному строительству. Как всегда, каждый норовил протолкнуть своего хозяина на работу по самым вкусным заказам, а он сидел и думал, как бы за казенный счет заасфальтировать улицу у себя в деревне и подъезды ко дворам. Дорожку к дому Никита собирался выложить финской плиткой — той самой, незамерзайкой, а ее без личного разрешения шефа не разрешалось воровать никому.

— Кто ты, кряж? — вошла в кабинет босая девушка в длинной, ниже колен, полотняной рубахе и остановилась напротив него.

— Хомяк, Никита, — он хотел протянуть руку ей навстречу, но она не поддавалась, словно завязнув в столе.

— Чудится мне знакомое в тебе, Никита, — склонилась она к его лицу. — Откуда ты?

— Из деревни Келыма, — пересохшими губами произнес он. — Семена Астапича и Агрипыны Федоровны сын.

— Не знаю, — отмахнулась рукой девушка, и кабинет шефа исчез, сменившись обстановкой черной рубленной избы.

— А ты кто?

— Настя я, — кивнула девушка. — Сирота. В Кельмимаа жила, пока не убили…

— Тебя убили? — даже во сне вздрогнул Хомяк.

— Всех убили, — отрицательно покачала головой Настя. — Мы остались. Ты, и граба твоя.

Она выпрямилась и через голову сняла с себя рубашку, оставшись совершенно обнаженной. Тряхнула головой, перебрасывая толстую седую косу из-за спины вперед, на высокую грудь. Взгляд Никиты скользнул по слегка выпирающему животу и густым черным кудрям у него внизу, широким бедрам и сильным красивым ногам. Малорослая, но с ладной фигурой, ярко-синими глазами и полным отсутствием смущения, она могла быть только порождением сна.

— Что ты делаешь? — пробормотал он.

— Ты один, и я одна, — опустилась девушка на тюфяк. — Такова скудель наша.

Рука Насти скользнула под одеяло, по обнаженной груди мужчины и уперлась в трикотажные трусы:

— Ой, что это?

— Подожди… Ну, нельзя так?

— А как еще одинокой сироте удержаться рядом с мужем? — она принялась весьма настойчиво стаскивать с него единственную деталь одежды. При этом коса защекотала Никиту по ребрам, а прохладные соски заскользили по животу. Еще недавно полностью выдохшийся и мечтающий только о сне, он вдруг почувствовал нарастающее возбуждение, приподнял бедра, позволяя снять с себя трусы, и спросил только об одном:

— Ты уверена?

— Чагой твоей стану, русалкой, зазнобой, — она уже завладела напрягшейся плотью и играла ею, то поглаживая, то слегка постукивая пальчиками.