Штрафбат смертников. За НЕправое дело - читать онлайн книгу. Автор: Хайнц Гюнтер Конзалик, Расс Шнайдер cтр.№ 36

Шванеке поднялся, молча прошел мимо Кроненберга, ногой отпихнул загородивший проход мешок и вышел на улицу. Светило зимнее солнце. День уже клонился к вечеру. Вокруг было белым–бело от отливавшего синевой снега, Шванеке даже зажмурился. По деревне сновали грузовики, а вдали через поле с рокотом катились мотосани. Наверное, первых раненых доставляют, отрешенно подумал Шванеке.

Кроненберг, подхватив мешок, попытался нагнать Карла Шванеке.

— Объясни, что с тобой? — с тревогой продолжал расспрашивать санитар. — Грусть–тоска накатила?

Не оборачиваясь, Шванеке сквозь зубы послал Кроненберга подальше и, ускорив шаг, исчез за углом крестьянской хаты.

— Нет, утонченность этому человеку не грозит, — со вздохом заключил Кроненберг, отирая со лба пот. — Даже если до конца дней своих будет зубрить поэтов–классиков…

В госпитале доктор Хансен стоял у операционного стола. Ассистировал ему Эрнст Дойчман. Оба работали молча, сосредоточенно, проворно, словно уже не один год трудились вместе. Когда закончили с последним раненым — проникающее осколочное ранение в области бедра — осколок мины прошел буквально в нескольких миллиметрах от кости, они решили перекурить. Устало вытянув ноги, они долго просидели на деревянных ящиках, не говоря ни слова, только выпуская дым.

Доктор Хансен попытался разговорить немногословного, довольно пожилого человека, своего ассистента, однако мешала врожденная стеснительность.

— Хочу вам сказать одну вещь, герр младший врач, — поняв, в чем дело, пришел Хансену на помощь Дойчман.

— Да–да, я понимаю… Вы… вы хотите мне сказать, что вы… в общем…

Молодой хирург не договорил.

— Да–да, именно это я и хочу вам сказать, — суховато продолжил Дойчман. — Я — врач.

— Понятно. И… как вы… оказались здесь?

— Я должен ответить на этот вопрос? Это приказ? — осведомился Дойчман.

— Нет, разумеется, нет, — ответил явно смущенный доктор Хансен. — Знаете что, давайте позабудем, что я для вас начальство.

Какое–то время оба молчали.

— А теперь вы — помощник санитара… — наконец прервал молчание Хансен.

— Так точно.

— Если хотите, то есть я имею в виду так было бы куда лучше для нас обоих, я имею в виду для госпиталя, я мог бы переговорить с доктором Бергеном, чтобы он оставил вас здесь. Мы ведь так быстро успели сработаться… Как вы думаете?

Тон Хансена был почти умоляющим. Дойчману показалось, еще немного, и этот молодой хирург брякнется перед ним на колени.

— Поймите, здесь вы могли бы работать с полной отдачей, не то что там, у себя… Я был бы весьма рад, если…

— Спасибо, — ответил Дойчман. — Но мне кажется, что мне лучше будет остаться на старом месте. Вы уж не взыщите. Я ведь не хирург, и вместо меня вполне справится и Кроненберг. А что до меня — мне все же лучше будет там.

Эрнст Дойчман кивнул на окно, за которым погромыхивала русская артиллерия. Сказано это было не терпящим возражений тоном, он и сам не понимал, почему он так цеплялся за роту. Ведь здесь, в этом пусть импровизированном и временном, но все же госпитале, у него было куда больше шансов уцелеть, чем там, в двух шагах от передовой. Но отчего–то ему было совершенно все равно, и Дойчман чуть удивленно спросил себя, а действительно, почему его так тянет туда. Вроде никаких особых причин и нет, но тем не менее…

— Нет–нет, поймите, вероятно, с вашей точки зрения я поступаю необдуманно, но по–другому, увы, не могу. Там мои товарищи… Впрочем, дело не только в них…

Он отчаянно пытался подобрать нужные слова, и не мог.

— Мне кажется, я вас понимаю, — задумчиво произнес доктор Хансен.

— Ну вот и хорошо, — улыбнулся Дойчман.

Оба поняли друг друга, и Эрнст Дойчман вдруг понял, что здесь у него есть друг, человек, на которого он может положиться. Поднявшись, он стал приводить в порядок забрызганную кровью и усеянную обрезками некогда живой плоти операционную.

На краю Борздовки стоял Шванеке, неотрывно наблюдая за медленно ползущей через белое от снега поле к темневшему на горизонте лесу крохотной черной точкой. За Тартюхиным. Точка все уменьшалась, а потом, нырнув в ложбину, исчезла, будто ее никогда и небыло. Уже начинало смеркаться. Шванеке, сплюнув, повернулся и решительно зашагал к деревне. Пора было ехать восвояси. У хаты, служившей операционной, он увидел Дойчмана. Тот, бледный, стоял в дверях, опершись о косяк. Рот был озабоченно сжат. Он был без шинели, но, похоже, ему было наплевать на мороз.

— Время ехать, — напомнил ему Шванеке.

Дойчман кивнул, продолжал стоять.

— Что–нибудь случилось?

— Да нет, ничего.

— Ты слишком впечатлительный, дружище, — усмехнулся Шванеке. — Слишком–слишком. Это ни к чему хорошему не приведет. Отключись, вот что я тебе скажу!

— Трое умерли на столе, а двоим пришлось ампутировать ногу, — как бы про себя произнес Дойчман.

Шванеке пожал плечами:

— И что с того? Когда мы шли в атаку под Орлом, рядом со мной бежал один. Понимаешь, осколком ему снесло полбашки, а он бежит с криком «ура». Бежит, кровища хлестает с мозгами вперемешку, а он бежит и орет «Ура!». Потом свалился, конечно. Так вот, нам тогда даже поблевать некогда было. Мы атаковали. Когда идешь в атаку, уже ни о чем не думаешь. Так что, приятель, отключайся.

— Это всегда удается?

— Учись! Вот что я еще тебе скажу: ты не был на фронте, вот поэтому тебя так и пробирает, хотя ты и врач и, насмотревшись на всякое, вроде бы должен и привыкнуть. Оно и понятно: здесь, на фронте, все по–другому, не так, как в больнице. Поверь мне, если я начну обо всем задумываться, мне только и останется, что пустить себе пулю в висок. Пару минут назад я задумался. И что? Это куда хуже, чем лежать мордой в грязи под ураганным огнем русских. И я дал себе зарок: никогда и ни о чем не задумываться, братец! Ладно, ты давай одевайся, и поехали… Домой, так сказать…

Чему–то усмехнувшись, Шванеке побрел к саням: широкоплечий, а сейчас в этом тулупе квадратный почти. Дойчман посмотрел ему вслед, и по лицу его мелькнула едва заметная, нерешительная улыбка. «Домой…» — подумал он. Вот когда я вернусь к Юлии, тогда и скажу, что я вернулся домой. А теперь? Домой? К кому? К Крюлю? Не задумываться ни над чем… Отключаться… Как это — отключаться? Человеку в двух шагах от тебя сносит полчерепа, он бежит с криком «ура», а ты должен об этом не задумываться? Не замечать этого?! Шванеке вот задумался, и выяснилось, что для него это хуже, чем лежать под ураганным огнем. Как эти люди будут жить безногими? Как жить, если ты даже ходить по–человечески не можешь? Домой… Куда? К Юлии? Или к Крюлю? Бред. Вернувшись в хату, Эрнст стал готовиться к отъезду «домой».

Обер–фельдфебель Крюль был по уши в работе. Перед ним на столе были разложены схемы траншей, которые предстояло вырыть, и он занимался тем, что отмечал красным цветом уже готовые участки. Карта была масштабом 1:2000. В результате его дотошных расчетов выяснилось, что 2–я рота прорыла на целых пятьдесят метров меньше положенного. Следовательно, план был недовыполнен несмотря на то, что всем были выданы кирки, лопаты, даже взрывчатку и ту использовали. Даже невзирая на 10–часовой рабочий день. В глазах Крюля это выглядело невыполнением поставленной задачи, чуть ли не вредительством. А с кого спросят? С него, с Крюля, разумеется. Пятьдесят метров недокопа! Он пересчитал все снова, но эти злополучные полсотни метров как были, так и остались. Судя по всему, оберлейтенант Обермайер пока что был не в курсе. И Крюль живо представлял, как явится пред светлые очи своего непосредственного начальника. Но сначала Крюль, как и все командиры его ранга, призвал к себе старших групп. И поскольку заодно решил пропесочить их и за неуклонно падавшую воинскую дисциплину, приказал всем одеться по форме: ну, там, при ремнях, в одежде по форме, при касках.