Охота на охотников - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Поволяев cтр.№ 10

- Все, мотаем отсюда. - Каукалов ухватил "голубого" за шиворот, стянул с сиденья. Не выдержав, прикрикнул на напарника: - Чего сидишь? Помоги!

Набережная по-прежнему была пуста - ни одной машины. Когда "голубого" перебросили на заднее сиденье, Каукалов успокоился, вытащил из кармана пачку "мальборо", закурил. Покосился на убитого, "удобно разлегшегося" на заднем сиденье, опять ощутил, как внутри у него жарким костром вспыхнула ненависть к этому человеку.

Он понял, что все свои жертвы - и прошлые, и нынешние, и будущие отныне станет ненавидеть. За то, что они есть. Видимо, таков закон "большой дороги". А он теперь человек с "большой дороги".

- Обыщи этого балеруна! - приказал Аронову. - У таких артистов из погорелого театра обычно с собою бывают доллары.

Аронов, влажнея глазами, брезгливо, двумя пальцами, оттянул у "голубого" лацкан пиджака и засунул руки в карман. Пошарил там. Лицо его посветлело:

- Есть!

В кармане действительно оказались доллары - баксы, как их звал московский люд, - восемь бумажек по пятьдесят долларов каждая. Аронов извлек ещё какое-то удостоверение, хотел было присовокупить к пачке долларов, но Каукалов остановил:

- Не надо! Пусть будет с ним.

Аронов с сожалением сунул удостоверение обратно, потом выдернул снова, открыл:

- А знаешь, ты угадал - он действительно балерун.

- Что, в Большом театре работает?

- В Большом, - Аронов пошарил в другом кармане, нашел какой-то картонный пропуск, сунул обратно. - Надо же, а наших родных, деревянных ни копейки.

- Все. Поехали, - повелительно произнес Каукалов, сел за руль, похвалил "голубого": - В чистоте, в порядке содержит педераст машину.

- Содержал, - поправил Аронов, оглянулся на "голубого", лежавшего на заднем сиденье с задранным вверх острым подбородком, произнес с неожиданным уважением в голосе: - А ловко ты его! Ни одной кровинки... Как живой лежит.

- Живой... - Каукалов хмыкнул.

- Слушай, а нас за это... - Аронов не договорил, провел пальцем по горлу. - А?

Каукалов скосил на напарника насмешливые глаза.

- Да ты что, батяня! Кому мы нужны? Время советской власти, когда за это брали за хибос, кончилось. Все! Сейчас - другие времена, другие нравы. Ты думаешь, страной управляет президент? Во! - Каукалов сложил пальцы в фигу, показал Аронову, повторил азартно, хрипло, с торжеством: - Во! Его главы администраций? Во! - Он тряхнул фигой в воздухе. - Мэры? Во! Мы управляем, мы! - Он ткнул себя кулаком в грудь. - В каждом районе сидит свой пахан и решает, кто прав, кто виноват, творит суд, и к нему на прием ходит население. Как когда-то к первому секретарю райкома партии. Все, Илюшенька, кончилась власть Советов. Насоветовались. Сейчас наша власть наступила, наша!

Аронов несколько раз взмахнул рукой, пробуя что-то сказать, вставить хотя бы пару слов - не получилось, Каукалов говорил слишком азартно, слишком жестко. В таком состоянии люди обычно не слышат других, и Аронов сник. Оглянулся на "голубого", заваленного, подобно зверю на охоте, спокойно и равнодушно подумал о том, что раньше смертельно боялся трупов, крови, отворачивался от каждого "жмурика", провожаемого под погребальную музыку Шопена на кладбище, бледнел, а сейчас ничего - привык. "Со второго раза привык, надо же!" - Лицо Аронова украсила слабая улыбка.

Впрочем, в следующий миг внутри у него что-то дернулось, в груди возникла далекая боль - возникла и тут же исчезла.

Неожиданно совсем близко от них загрохотало что-то тяжелое, гулкое, Каукалов резко нажал на газ, собираясь отрываться от преследования, но в следующий миг сбросил ногу с педали и нервно рассмеялся. Прокричал громко, стараясь осилить железный грохот:

- Это поезд!

По металлическому, с высокими формами мосту шел грузный, с нескончаемым хвостом вагонов товарняк.

- Как бомбежка в войну, - Аронов поежился, - слишком много грохота.

- Откуда знаешь, какая бомбежка была в войну? В войну ещё не только тебя - даже твоих родителей не замышляли.

- Читал.

- Читатель! - Каукалов усмехнулся. Усмешка его была недоброй.

Они проехали по набережной километра полтора, остановились в месте совсем глухом, где дыхание города уже почти не чувствовалось - вдали лишь мерцали тусклые огни фонарей да чернота неба плоско окрашивалась в рыжеватый, какой-то нестираный цвет - это в недалеких облаках отражалось освещение центра. Каукалов прижал "опель" к узкому тротуарчику, проложенному вдоль парапета, выбрался из машины, вгляделся в темноту.

- Никого!

Вдвоем они проворно вытащили "голубого" из салона, перевалили через парапет. "Голубой" вошел в воду, будто опытный пловец - головой вниз, почти без звука и брызг. Аронов отряхнул руки.

- Плавай, путешественник! Счастливого пути!

Через несколько минут они были уже далеко от той набережной и от того парапета. Аронов повеселел, отпускал шуточки, пробовал развеселить и напарника, но тот был угрюм, на розыгрыши не поддавался, и в конце концов Аронов тоже сник, устало откинулся на спинку сиденья.

- Ты чего, Жека?

- Думаю, что нам делать с этой машиной? Кому её спихивать? Ты со своими толстосумами ещё не связался?

- Пробовал, но дядек, на которого я рассчитывал, находится в отпуске, отдыхает в Греции. Через пару недель должен вернуться.

- Пара недель - это много. Значит, опять к деду Арнаутову? - Каукалов дернул головой. - Неприятен он мне...

- Мне тоже. Может, мы поспешили с этой машиной, а? - Аронов хлопнул ладонью по панели "опеля". - Может, нам надо было моего дядька подождать?

- Нет! - Каукалов взялся пальцами за рукав куртки, оттянул его, помял пальцами. - Я уже не могу, Илюшк, ходить в этом старом тряпье. Мне нужна новая одежда. Нормальная. Модная.

- Тогда что же делать?

- Ехать снова к деду Арнаутову. В конце концов твой дядек тоже может оказаться несъедобным пряником. А дед Арнаутов хоть и ублюдок, но знакомый ублюдок.

Аронов зажал подбородок в кулак, кивнул, соглашаясь с напарником. Жека прав насчет пряника, ведь так все может и случиться. Каукалов же думал сейчас о том, что наступит момент, когда ему станет важен сам процесс насилия, возвышения над людьми, а не результат. Сегодня он здорово ощутил, что убийство - это творчество, оно вдохновляет, добавляет бодрости. Не совсем понял, в чем дело, но когда давил балеруна и тот вздымался над сиденьем, пытаясь головой всадиться в потолок, скреб руками по воздуху, то ощущал, что силы, находившиеся в балеруне, перекачивались в него, им словно бы надо было найти нового хозяина, переместиться в новую оболочку.

Каукалов охотно раскрылся этой неожиданной подпитке, всосал в себя энергию, вытекающую из умирающего, и сейчас чувствовал себя гораздо лучше, чем тридцать минут назад, до того, как они расправились с водителем.