Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - читать онлайн книгу. Автор: Леон Дегрелль cтр.№ 27

Мы содрогались при мысли о грядущем наступлении. Мы нюхали, втягивали носом запах степи, словно казачьи кони. Мне достался огромный коричневый с белым конь, почти неприступный. Уверенный в будущем, я назвал его Кавказ. Он будет храбро биться рядом со мной и погибнет, сраженный двадцатью пулями в бою под Джержаковом.

* * *

Военные новости вконец наэлектризовали нас.

Маршал Роммель поймал в ловушку двадцать тысяч англичан в африканском порту Тобрук. Его танки пропахали берега Ливии, достигли Египта и подошли к Эль-Аламейну. Прильнув к радиоприемникам, мы ждали специального коммюнике, которое сообщило бы о взятии Александрии.

Рядом с нами германское наступление душило Севастополь. Тяжелая артиллерия и авиация рейха одну за другой уничтожали мощные фортификации последнего советского порта в Крыму.

Наконец, город пал. В тот же вечер небо осветилось сотнями вспышек, в то время как вся округа содрогалась от рева моторов: славный воздушный флот, возвращаясь из Севастополя, садился в нашем расположении. Там были «Юнкерсы» Геринга. Атака наземных сил больше не задержится.

* * *

Секретные приказы командования проинформировали нас, что наступление начнется 9 июля.

Но нам не пришлось дожидаться этого дня, так как одна неожиданность должна была ускорить наши действия. В ночь с 6 на 7 июля немецкие дозоры сектора, который был под Славянском, ползая вблизи советских позиций, были удивлены воцарившимся там затишьем.

Они не рискнули двинуться вперед. Повсюду была странная тишина. Один из наших пробрался в блиндаж: он был пуст.

Вся линия укреплений была пуста. Русские без малейшего барабанного боя улизнули, исчезли. Надо было любой ценой преследовать врага, помешать ему скрыться, принудить его к бою, измотать его живую силу и технику. В противном случае была опасность попасть в ловушку.

Сразу же приказ о наступлении был дан всем подразделениям. Вечером 7 июля 1942 года легион «Валлония» со всей армией Юго-Восточного фронта выступил на противника. Остановились мы только на пороге Азии, рядом с Эльбрусом.

Летние месяцы наступления 1942 года в России были самыми яркими в антисоветской войне.

Юг! Его яркие фрукты, его почти тропическая растительность, его африканское солнце, его сверкающие большие реки!

Каждый верил, что в конце этой невероятной гонки находилась победа! Советы даже не приняли вызова, они бежали. Ускоренным маршем сотни тысяч людей бросились их преследовать.

Утром 8 июля наш легион обошел Славянск и дошел в восточной части города до парка, где гигантские платаны затеняли большие развалившиеся дома, когда-то пышные, величественные, бывшие императорские дворцы, в салонах которых лежали в кубометрах сухого навоза убитые большевиками кони.

На юго-востоке от Славянска мы дошли до Донца, и немецкие саперы работали, налаживая понтоны и канаты.

На следующее утро мы взобрались на гребни правого берега реки, откуда русские могли бы пересечь нашу переправу. Их укрепления были выбиты в меловых горах, их белизна слепила глаза. Позиции были хорошо оборудованы и доминировали над всеми подступами, окруженные сетью колючей проволоки.

Русские даже не убрали их, они даже не взорвали ни одно укрытие. Они исчезли в полной тайне. К вечеру мы спустились на берег Донца. Но следовало соблюдать очередность, поэтому мы ждали два дня и две ночи. Сначала прошли брошенные вперед обозы с боеприпасами и снаряжением для бронетанковых частей.

Паром сделали из полдюжины резиновых лодок, на них положили доски. Канаты протянули с одного берега на другой и лодки тянули руками. Это было забавно видеть. Испугавшись, лошади или мулы регулярно падали между двух лодок. Бедные животные бросали на нас очумелые взгляды, и надо было рубить канаты. Лошади, брошенные на милость течения, плыли к берегу, доплывали первыми и фыркали с победным взглядом!

С другой стороны Донца высадка была сильно затруднена из-за песчаной скалы. Машины на вершину тащили тракторы.

Мы расстелили наши плащ-палатки на травку, философски ждали своей очереди и ловили серебристых рыбин, которые неосторожно бросались на мух.

Однако по истечении двух дней мы начали волноваться, потому что нашей дивизии удалось выйти на главную дорогу на многие километры выше по течению Донца. Теперь она двигалась почти бегом. Я отправился готовить место для лагеря на другой берег за семь километров от парома. Я был в ужасе. След дороги совершенно исчез. Сотни танков, грузовиков и повозок перелопатили огненный песок до полуметра, а то и до метра глубиной. Танк, на который я взобрался, затратил много часов, чтобы пересечь это короткое расстояние, останавливаясь, освобождаясь от песка и снова двигаясь вперед. Песок был чрезвычайно мелким. Даже пешим ходом ноги уходили в него до колен. Мы тащили тяжело нагруженные повозки и много маленьких железных тележек с очень низкими колесами, посаженными на ящики с пулеметами и боеприпасами.

Я наметил место расквартирования и подождал начала деревни у дорожной развилки. Я оставался там пятьдесят один час, мертвый от недосыпания. В конце концов я подумал, что батальон заблудился или пошел в другом направлении. Через пятьдесят один час показались первые тележки. Потребовалось более двух дней и двух ночей, чтобы протащить колеса по песку, перенося на руках все боеприпасы ящик за ящиком, километр за километром.

Наконец мы достигли главной дороги. Мы преодолели двадцать километров в фантасмагорическом облаке пыли, пробираясь между тысячами грузовиков, бензовозов, понтонов, всякого рода повозок. Когда, скользкие от пота и изможденные, мы сделали в полдень остановку, — как оказалось, только для того чтобы узнать, что опаздываем на три дня!

В шесть часов вечера мы опять тронулись в путь.

* * *

В течение двух недель мы словно бы охотились за дивизией.

Мы шли ночью по бугристой степи белого цвета, под луной. Мы проходили через речушки со взорванными мостами, по сторонам которых стояли развороченные избы. Нам надо было выжать на марше километры меловых долин, намокших от гроз, где лошади и люди танцевали изнурительные вальсы.

Затем мы опять попали в пески. Главная дорога часто была блокирована. Нам надо было идти напрямик по едва обозначенным следам, предназначенным только для высоко посаженных повозок, очень легких, которыми пользовались русские крестьяне.

Мы не входили в душные, наполненные мухами избы. Мы спали вдоль заборов или на маленьких террасах с глинобитным полом, свернувшись калачиком под одеялом.

Вскоре нам пришлось идти все ночи подряд, останавливаясь только в середине дня, так как солнце жарило до плюс сорока пяти. Мы располагались где-нибудь под деревом у входа в усадьбы, надев накомарники, засунув руки в карманы, в окружении пищащих цыплят.

* * *

Мы проходили через длинные рабочие поселения, мрачные, с их бараками-казармами, с их партийными домами, усыпанными бумагами и расколотыми бюстами хозяев режима.