— Мундир!
Стус, больше всего боявшийся, что ему влетит за дедову самодеятельность, с готовностью повиновался. И тем не менее Вукс не забыл ему об этом напомнить. Застегнув пуговицы, Вукс повернулся и строго посмотрел на Стуса.
— Если твой дед думает решать все сам, он ошибается… Ты знаешь, когда староста прийти собирался?
— Так, пане поручнику!
— Очень хорошо, — Вукс доверительно улыбнулся. — Я, Збышко, побаиваюсь… Сам понимаешь, черт его знает, что у этого старосты на уме. Будем его ждать за усадьбой.
— Карабин брать? — деловито осведомися Стус.
— Зачем? Думаю, револьвера хватит… — и, усмехнувшись, Вукс первым ступил на чердачную лестницу…
В решении поручика был свой смысл. Как там договорился дед со старостой, неизвестно, и чем черт не шутит, может, хитрый мужичок одним махом решил избавиться от нежелательных постояльцев. Так что, устраивая засаду, Вукс хотел выяснить намерения «пана старосты» и, если понадобится, сразу дать деру в лес…
* * *
Староста собирался навестить своего старого приятеля под вечер. Видно договоренность и впрямь была основательная, во всяком случае, Вуксу со Стусом загодя урывшимся на опушке, ждать долго не пришлось. На чуть прихваченной морозцем стежке послышались шаги с каким-то характерным пристуком, и прятавшийся за деревом Вукс увидел идущего к усадьбе весьма бодрого старика. В руках у него была увесистая палка, на которую он не опирался, а просто в такт шагу постукивал по земле.
Дождавшись, когда дед подойдет поближе, Вукс громко прокашлялся и, выйдя из-за дерева, заступил дорогу. По этому сигналу, прятавшийся чуть дальше Стус тоже вышел на тропинку и демонстративно зашел старику за спину. Впрочем, дед оказался не из пугливых. Он спокойно остановился и фыркнул усмешкой в густые, до желтизны прокуренные усы.
— Ага… Так-то вы, мабуть, те самые хлопци и е?
— А вы, мабудь, пан староста? — отозвался в тон ему Вукс, подходя вплотную.
— Авжеж-таки, трясця його матери, староста, — дед неожиданно заулыбался. — А скажи, хлопче, командир твий теж у кущах ховаеться, чи ти сам?
От этого вопроса Вукс опешил. Не отвечая, он впился взглядом в стоявшего перед ним деда, силясь догадаться, откуда тому известно так много.
— Эх, хлопче, хлопче… — покачал головой староста. — Чи ты забув, як вы з паном Дембицким на хуторе у пана Голимбиевского жили?
Какой-то проблеск мелькнул в голове поручика.
— То вы… дед Степан?
— Авжеж, Степан, а то, бачишь, не впизнае…
Вукс лихорадочно соображал, как ему теперь вести себя, и, чтобы оттянуть время, спросил:
— Ну а пан Голимбиевский как, не арестовали его тогда?
— Не-к… Он, как и вы, удрал.
— А на его хуторе кто сейчас?
— А вот на его хутор, я тебе, хлопче, соваться не советую…
— Это почему?
Поручик интуитивно почувствовал доверие к этому старому мужику, и его вопрос означал уже не проверку, а подлинный интерес.
— А потому, что пан доктор Голимбиевский теперь велике цабе и з нимцями хороводиться.
— Что, может, для них клинику открыл?
— Чего не знаю, того не знаю, а от тильки виявилося, що наш пан Голимбиевский из тих, из щирих…
— А ты, дед, хиба ни? — прищурился Вукс.
— Я тоби що, пальцем деланий, щоб у ту халепу влазыты?
— Да? А с чего это тебя старостой поставили?
— А бис його знає, мабуть того, що я у плену ихньому на той вийни був… — Дед Степан добродушно ругнулся. — Ты, хлопче, краще мене не перевиряй, а нехай твий хлопець видийде трохи. Нам с тобой «на штыри оки» переговорить тра…
Вукс с любопытством посмотрел на деда Степана и крикнул.
— Збышку, скочь посмотри, не идет ли кто? У нас с паном старостой разговор есть…
Глядя, с какой готовностью Стус побежал по тропинке, дед Степан усмехнулся.
— А ты-то сам в якому чине будешь? Ишь жолнеж-то твой як помчав…
Похоже и вправду дед знал слишком много, и Вукс насупился.
— Поручник…
— Ага, десь так я й миркував… — дед Степан довольно закивал головой. — А скажить, пане поручнику. Явить старому милость, чи е у вас якась ин-фор-ма-ция, чи нема?
— Какая еще информация? — насторожился Вукс.
— Та я ж про Москву пытаю, чи то правда, що ее взяли, чи то кляти германци брешуть?
— Врут, сволочи! — убежденно отозвался Вукс.
— От и я так гадав, що брешуть, — обрадовался дед Степан. — Я так соби прикидаю, нимци по зализныци и инфатерию, и машинерию гонять, а воно як в ту прорву. Як бы воны Москву взяли на холеру им столько вийська на фронт гнать?
— Твоя правда, дед… — вздохнул Вукс и напрямую спросил: — А наши со Збыхом дела, как?
— Про них й мова. Я того германа знаю, бачив. Нам всим от него добра ниц не буде, а тут дехто й нашу стару чвару раздуть питаеться…
— О какой чваре речь?
— А!.. — Дед Степан матюкнулся. — Украиньци тепер, выходит, одне, поляки — инше, москаль — ворог, а жид так той й взагали не людына…
О том, как немцы относятся к евреям, поручик был наслышан достаточно.
— И что, много у вас таких тут? — нахмурился Вукс.
— Хватает… Кожен свою правду шукає.
— Ну а ты, дед, какую правду ищешь?
— А чого тут шукаты? Он наша Анка вчепылася в твого Збыха и держит. От тут вона вся правда и е!
— Хорошо думаешь, дед, — усмехнулся Вукс. — Вот только, как я понял, нам со Збыхом отсюда забираться надо?
— Ну що ж, пане поручнику. Раз мы с тобой по одний стежини вже бигли, я тоби скажу видверто. Вам двом биля Анки робыты ничого. Нехай Збых тут лышаеться, а тебе я документ дистаты допоможу…
— Ну если так… — мотнул головой Вукс. — Можешь на нас рассчитывать.
— Ну, от и добре, хлопче! А зараз пишли до хаты, нехай нам Аньчин дед по чарчыни нальє, а то в мене вже вси костомахи на мороз крутит.
Дед Степан, ткнув своей герлыгой в ближайший ствол, зашагал по тропинке, и Вукс, махнув Збыху рукой, поспешил следом…
* * *
Большие, почти метровые буквы «Баккерцаль», выписанные черной краской, протянулись по всему фасаду здания, прорезанного посередине въездной аркой. Стоя на противоположной стороне улицы, пан Казимир в который раз машинально читал полустертую надпись, никак не осознавая смысл написанного.
Наконец он вскинул голову и усилием воли заставил себя прочитать надпись сначала. Да, это сюда тогда въезжали подводы с мебелью, лениво переругивались возчики, и, когда очередной фургон выезжал из ворот в глубине двора, можно было видеть фанерные ящики, поставленные прямо на булыжник, усыпанный стружкой.