Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 43

— Ну да. Где-то один «як» на два «ила». Вот как у нас было в корпусе: одна истребительная авиадивизия на «яках» — на две штурмовые авиадивизии на Ил-2. И если бы не «илы», то думаю, что наша промышленность выпускала бы что-нибудь другое, а не «яки». Или выпускали бы «яки», но не в таких количествах.

— У меня сложилось впечатление, что в наших истребительных полках количество сбитых немецких самолетов было каким-то второстепенным показателем. Я прав?

— Нет. Количество сбитых — это важный показатель и предмет вполне законной гордости как командования полка, так и рядовых летчиков, на счетах которых записаны эти сбитые. Другое дело, что это далеко не единственный показатель работы полка.

Например, в нашем полку всегда в боевых рапортах вначале указывали, сколько раз слетали на прикрытие штурмовиков, обязательно указывали, что потерь у прикрываемых нами штурмовиков не было. Отчитывались, сколько раз прикрывали войска, и про то, что во время нашего прикрытия бомбежек войск не допускали. Указывали, сколько раз слетали на штурмовку, сколько бомб сбросили во время штурмовок и «охоты» и сколько единиц техники и живой силы уничтожили, сколько разбомбили мостов, сколько провели разведок и т. п.

Вот плюс ко всему этому, так сказать, венцом боевой работы указывали количество сбитых самолетов противника, которых, естественно, лучше иметь побольше.

Просто же абстрактное «количество сбитых», оно ни о чем не говорит.

Опять же, мы же в основном в прикрытии ударных самолетов летали, а там правило такое: лучше ни одного штурмовика не потерять и ни одного «мессера» не сбить, чем сбить три «мессера» и потерять хотя бы один штурмовик.

Я почти всю войну провоевал командиром звена.

Как летчик-истребитель я своими четырьмя сбитыми законно горжусь. Как летчику-истребителю мне выпало счастье видеть, как взрываются ударом о землю сбитые мной самолеты врага. (Поверь, это счастье.) Но еще больше я горжусь тем, что за всю войну в моем звене не было потеряно ни одного летчика! В моем звене летчики не гибли, ко мне в звено летчики только приходили, приобретали боевой опыт и уходили на повышение в другие звенья и эскадрильи. Ни одного погибшего! В отношении потерь я был чертовски удачливым командиром. Когда ко мне новичка посылали, я ему сразу говорил: «Запомни! В моем звене правило простое — или мы возвращаемся все, или погибаем все! Все на всех поровну — и жизнь, и смерть!» Только так!

Больше того, в прикрывавшихся моим звеном штурмовиках и бомбардировщиках тоже нет ни одной потери от немецких истребителей. За всю войну! Хотя случалось моему звену прикрывать и четверку, и шестерку, и восьмерку. Понял?

— Понял, а когда вас сбили, там вы разве не звеном были?

— Звеном, но не моим. Тогда надо было лететь экстренно, просто собрали две пары, из летчиков разных звеньев. Я в том бою вообще ведомым был.

— Из всех видов боевых задач — «свободная охота», маневренный бой, «непосредственное сопровождение» и атака бомбардировщиков противника — какая технически самая сложная? На ваш взгляд.

— Да во всех есть свои сложности, но «непосредственное сопровождение», наверное, самая тяжелая задача. Сложная задача, не каждому по плечу. С ней успешно мог справиться далеко не каждый летчик и даже далеко не каждый истребительный авиаполк. Да, именно «непосредственное сопровождение». Ты же как связанный! Ни скорости, ни маневра! Носишься, как пес на цепи, только и успевай «отгавкиваться» да смотри, чтобы тебе самому «хвост не оторвали».

Вот в нашем полку это умели. Поверь, гвардейское звание, его не просто так присваивают.

— А следующая по сложности?

— Тяжелые бомбардировщики атаковать. Особенно, если их много — 2—3 девятки и больше. Хрен его знает, куда их стрелки палят! Во всех направлениях. Никогда не скажешь точно: то ли по тебе, то ли «в белый свет как в копейку». Тут от тебя ничего не зависит, а это очень неприятно. Хоть у немцев пулеметы и слабенькие были, и стрелки «не очень», но все равно тяжело. Пуля она же дура, не разбирает — когда в бронестекло, а когда и в голову.

— Когда вы в победу поверили окончательно?

— Да в принципе я никогда не сомневался, что победим. А окончательно понял, что мы победили, когда мы в Германию вступили. Еще бои шли, а я уже понял — победа, мы победили!

— А в 1941—1942 годах не было ощущения, что «все, конец, продули!»?

— Временами накатывало. В эти годы было по-настоящему тяжело. Первые два года войны мы продержались «на костях и крови»! Как оказалось, ни черта у нас нет! Вроде какая армия была! А бежали наши, как овцы. Ни командиров, ни оружия! Но разозлились и продержались только вот на этой злости, на силе духа: «Убивайте нас, но назад мы не сдвинемся! В крови нашей захлебнетесь, но не пройдете!» Первые два года войны немцы действительно захлебывались нашей кровью. Потом мы уже научились воевать, и в то время, когда я воевал, наши потери по сравнению с 1941 — 1942 годами были намного меньше.

Теперь я уже понимаю: немцы были страшной силой. У них идея была, то, что весь мир — это только для них, а все остальные — это так, мусор под их сапогами. И поверь, в эту идею немцы верили фанатично. Не останови мы их, и Америка не устояла бы. Они бы и ее достали.

Тогда я немцев ненавидел, сейчас уже нет, понимаю — за свой самообман они заплатили полной мерой.

— Сейчас многими принято считать, что в Великой Отечественной войне нам лучше бы было иметь летчиков числом поменьше, но квалификацией повыше. На ваш взгляд, насколько они правы?

— Кое в чем, конечно, правы. Много у нас было недоучек, отсюда и потери. И я был недоучкой, но мне повезло.

Но, с другой стороны, и количество сильно уменьшать тоже нельзя. Пойми, иметь ВВС, состоящие только из немногочисленных асов, невозможно.

Поверь, я, как никто другой, уважаю таких асов, как Кожедуб или Покрышкин. Это люди выдающихся боевых мастерства и таланта. Я-то, как никто другой, понимаю, какого пота и крови им стоили их победы. Особенно в наших ВВС, где летчику и выбирать не из чего, и убегать нельзя. Но при этом могу заявить тебе точно, на 99% война с люфтваффе была выиграна такими летчиками, как я, — простыми, не героями. Именно такие, как я, занимались тяжелой, рутинной, но необходимой работой — обеспечивали удары штурмовиков и бомбардировщиков, прикрывали наземные войска, сами штурмовали наземные части немцев, летали на разведку и много чего другого. Занимались тем, из чего и состоит война, и не будь нас, на эту каждодневную и ежечасную «рутину» Героев просто не хватило бы.

Да, Кожедуб и Покрышкин как воздушные бойцы выше всех, но на войне они вдвоем не заменят даже десятка таких, как я. И уж тем более не заменят сотню. Вот и весь расклад.

Тяжело правильно рассчитать, сколько и как надо учить летчиков, чтобы и мастерство они приобрели, и в численности не потеряли. Невероятно трудно.