По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 83

Страница

Во время артобстрела я была тяжело ранена и контужена, спасли меня жительницы Севастополя, которые укрыли меня от оккупантов, перевязку сделали. Долго я у них лежала, они помогли мне, причем посторонние женщины, тогда люди очень дружные были. Как стала чуть-чуть на ногах стоять, решила отыскать свою подругу, у Павла Дедери была невеста Нина Савельева, она находилась с нами в Стрелецкой бухте, мы друг другу слово дали, что, если живыми останемся, сообщим по адресу родителям о судьбе. Вообще, мы за неделю до отступления Нину в эвакуацию отправили, она контужена была, ранения нет, но отнялась речь. И тут на мысе я неожиданно ее вижу, удивилась, что не отправили на Большую землю, и в это время мы с ней потерялись, такой кошмар был. И вот одна из женщин, что меня выхаживали, говорит, что Нина находится в лагерном госпитале. Когда мне стало лучше, я пошла к ней, думала, может, помогу ей добраться до Симферополя, ее родители жили рядом в д. Зуя, ножницы у хозяйки взяла, она тоже со мной отправилась и всю дорогу мне идти помогала. У нас воды не было, так хозяйка с собой взяла полулитровую банку воды, около вокзала в колодце набрала и всю дорогу несла. А в этом лагерном госпитале раненые на полу валялись, им только в ранах червей вычищали, перевязка, и все лечение заканчивалось. Я к Нине пришла, ножницами по-бараньи остригла ей все волосы, чтобы от вшей избавиться, сняла с нее одежду, свою встряхнула, может, вши у меня и были, но мало, свою одежду ей отдала, сама ее одела. Потом я оправилась, сначала приехала домой, а у мамы инфарктное состояние, судороги. Ведь Севастополь взяли, там же дочка, от меня никаких известий, а как приехала, у меня же никаких документов с собой не было.

Решила сразу Нине помочь, я знала ее адрес, Зуя же недалеко, 20 км, но брат на фронте, маме плохо, меня встретили, плачут, а я как каменная стала, не плачу, столько ужасов видела. Где-то через месяц пришел в дом сын отца моего, он был инвалид, черная болезнь, его на фронт не взяли, он тоже уехал из Симферополя через Белогорский район к родственникам жены. Мама плачет, и его, и меня обнимает, я не понимаю, в чем дело. На второй день он уехал в Белогорск. Я написала записку о том, что Савельева Нина жива, находится в Симферополе по такому-то адресу, и попросила брата передать кому-нибудь записку, когда он через Зую поедет, деревня ведь небольшая, найдут. Хотела сама пойти, но после контузии не могла сразу ходить. Тем временем из взятого Севастополя пленных уже угоняли, оказывается, мать Нинина их встречала, надеялась, что дочка среди них будет. Записку передали Нининой снохе, т. к. мать поехала в Симферополь пленных встречать, и ей там сказали, что это последняя партия пленных, больше не будет, мать пришла, плачет, Нину не нашла, а сноха говорит: «Мама, мама, Нина живая, вот записка». Только я послала записку, на второй день рано утром, только солнце взошло, стучат в дверь, смотрю, женщина стоит, очень на Нину похожая, мешок за спиной, тогда же люди пешком ходили, на ногах лапти, сделанные из кожи, вроде как шлепанцы. Я вышла, она же меня не знает, познакомились, пригласила ее в дом, покормили, адрес лагерного госпиталя в Севастополе не дала, ведь в городе камня на камне не осталось, поэтому я начертила, как пройти, где повернуть, чтобы Нину найти. Нина раненая, но, к счастью, кость не задета была, в мягкую часть ранение. И как раз она уже начала ходить, а ведь ты только чуть-чуть начинаешь ходить, и уже здоровым считаешься во время войны, а тем более в лагере. На второй день ее мать вернулась из Севастополя с Ниной, и они меня с собой забрали в Зую. Как раз абрикосы поспели тогда, мы на чердаке жили, чтобы в Зуе не знали жители, мы же ведь из Севастополя, немцы приказали найти всех севастопольцев и расстрелять, и Нинина мама нам вареники варила с абрикосами. А потом Павлик, тоже оставшийся в живых, нашел Нину. Потом как-то приходит расстроенный, и говорит: «Ой, Катя, Нину арестовали! Забрали в лагерь для военнопленных». Я посоветовала найти табак, и благодаря ему Нину выручили из лагеря. Потом я уехала к дальним родственникам в деревню в Раздольненском районе, уже бьют немцев, партизаны к нам заходили, советовали укрыться и вещи спрятать, чтобы немцы или румыны не забрали при отступлении. В апреле 1944 г. освободили Крым, мои родственники долго об этом не знали даже, я ведь тоже на чердаке жила. Особенно ни с кем не общалась, когда наши пришли, тут же пошла в военкомат, я же военнообязанная, должна в армию. Мне там ответили: «Хорошо, позовем вас». И через несколько дней выслали крымских татар.

Приехала в Симферополь, устроилась временно в поликлинику, стала ждать, когда позовут в военкомат. Два дня работала, на третий вечерком вышла, ночью нельзя было ходить, патрули останавливали, мы компанией девчат с работы шли. Смотрю, по ул. Сухой (ныне ул. Крылова) стоит машина, солдаты рядом. Мы к ним подошли, быстро разговорились, и в это время мне кто-то из солдат сказал, что татар высылать будут, но я ответила: «Не может быть!» Долго не стояли, уже темнеть начало, я пришла домой, как раз ужинать сели, у нас дома был знакомый, раненый, я ему рассказала о том, что-де, говорят, татар высылать будут. Он ответил: «Кто виновный, сотрудничал с немцами, тех будут, как нацию целую — такого в истории нет, не может быть». Мы спокойно сидели, я только успела посуду со стола убрать, и вдруг 2 или 3 солдата пришли, сказали, вот вам 15 минут, а у нас вещи в сундуке закопаны, у меня ничего такого не было. Есть что одевать, но основное закопано, солдаты же, так и так, 15 минут, как предателей, мы вас высылаем, ну что скажешь, раз закон. До этого, конечно, приходили, писали, всех на учет брали, мы не думали, что высылать нацию будут. Брат на фронте, я на фронте была, только мама с братишкой остались. За 15 минут одежду взяла, как раз немножко дождик моросил, зонтик взяла, маме помогла одеться, она болела, в чем стояли, в том и уехали.

Нас посадили в товарные вагоны, где скот возят, как селедки люди набиты были, вши сразу завелись. Нам на станциях из еды ничего не давали, врачей не было, на 10-й день прибыли на место, мы ведь первые выехали из Крыма, еще не рассвело, мы уже из Джанкоя выехали. Первым был наш эшелон, позднее мне рассказывали, что и 20 дней, и месяц везли их, мы же быстро приехали, но все равно в вагоне трупы выносили, их клали у железной дороги, и дальше эшелон шел. У нас в вагоне двое умерли, и одна еще родила, конечно, были больные, сердечники, им плохо, а помощи нет. Прибыли мы на ст. Великоалексеевская Сырдарьинского района Ташкентской области, там был хлопковый завод, наша семья попала в колхоз Чкалов. Нас поселили в сарае, без окон и дверей, мы немножко подмели, сверху камыш настелили, нар не было, подушек тоже, ничего. Но там и местный народ этого не имел, сами узбеки на земле спали. На второй день погнали на работу, мы же тогда не знали, каков он, хлопок, оказалось, похожий на фасоль. Мы пришли на плантацию, чиханка называется, говорим: «Ой, как много фасоли здесь!» Узбеки густо сажали, надо очистить саженцы, чтобы расстояние между ростками было. Недели две я так поработала, потом в Багару надо было поехать, косить пшеницу, в горы. Как туда приехала, заболела малярией, температура 40, меня отправили обратно, я не знала, думала, умираю, так знобило меня, как поправилась, месяц-полтора работала учетчицей, потом в райздрав пошла, устроилась медиком, там людей не хватало. Узбеки тогда плохо, бедно жили, не белили, окон не было, печки тоже нет, одеяло накроют, туда залезут и греются. А потом я переехала в город, мы же стояли на комендантском учете, не имели права за 20 км от места поселения отходить, давали 20 лет за это. С комендантом договорились, переехали в г. Черчик Ташкентской области, я тоже там медиком работала, потом туда через полтора года приехал брат, закончил войну капитаном, и забрал нас в Самарканд. Вообще, куда бы мы ни ехали, нас сопровождал комендант, военный, каждый месяц ходили на подпись, не ходишь, тут же арестуют, к родственникам рядом пойдешь, судят, 20 лет дают. Конечно, очень много наших погибло, я слышала 46% от переселенных, жара, малярия, воды нет, голод, кормили плохо, нам ничего не давали, все в основном что-то из одежды на еду меняли, хорошо хоть, я медиком работала, это семье помогало очень. Когда брат хотел забрать нас, мы месяц ждали, пока из Ташкента разрешение придет, потом в сопровождении военного поехали, он нас в ту комендатуру в Самарканде сдал, как заключенных. Я письма Сталину не писала, ведь я кто, с нами были Герои Советского Союза, все правители крымские, те, кто из армии пришли, их тоже в спецпереселение отправили, а я кто в сравнении с ними?! Таких, как я, уйма была, всех выслали, сыновья и мужья на фронте, а женщин, детей и стариков выслали. Вернувшиеся из армии приезжали в Крым, их не пускали, они начинали искать семью, а кто-то уже умер в депортации.

Страница