— В вашей 138-й ОАШР в плен немцев брали?
— Могли взять… Например, когда меня тяжело ранило, то четырех только что взятых в плен немцев заставили меня нести в наш тыл, и когда они донесли меня до ближайшего ПМП, то уже могли быть уверенными, что здесь их никто не тронет… Нет, все правильно, сейчас если повспоминать, то у нас немцев в плен брали… По возможности, конечно, если было кому их конвоировать в тыл…
— Среди штрафников были случаи дезертирства или самострелы?
— Дезертиры были, но за побег из штрафной однозначно ставили к стенке…
Самострелов было немного, случаев пять-шесть. На медицинских карточках передового района перед эвакуацией в тыл им прямо и без жалости писали две буквы СС — самострел.
Один из подобных случаев мне хорошо запомнился. Был у нас штрафник Новиков, москвич, так он подговорил одного из молодых заводских пацанов, чтобы тот ему выстрелил в руку, а он ему засадит пулю в бедро. Так они и сделали, только молодого парнишку наш особист сразу расколол, и, как потом говорили, их после излечения в госпитале отправили на суд в трибунал.
— С немецкими штрафниками сталкиваться приходилось?
— У меня первый орден как раз за немца-штрафника. В декабре 1944 года напротив нас стоял немецкий штрафбат. На Новый год, 31 декабря, дивизионная разведка через наши порядки пошла в поиск, на захват языка, а своего санинструктора с ними не было, и меня одолжили в группу прикрытия, на случай если придется выносить раненых разведчиков и оказывать на месте первую медицинскую помощь языку или нашим раненым. Я с собой еще взял одного санитара-штрафника, своего ординарца, в группе поддержки (прикрытия), кроме разведчиков, были также арткорректировщик и связист. Ночь темная, вьюжная, но при отходе немцы всех обнаружили, началась очень серьезная перестрелка, и так вышло, что тащить к своей траншее взятого языка пришлось мне и санитару, другие прикрывали. Я немцу из пистолета прострелил обе ноги, чтобы не сбежал, и мы его поволокли под огнем. Притащили, в землянке у ротного я его перевязал, и немца отправили в штаб дивизии. Потом, дней через пять, Кобыхно спрашивает: «Ты, вообще, представление имеешь, кого тогда взяли?!» — «Кого? Штрафника немецкого, обычного фрица». — «Сам ты штрафник… Этот немец, бывший майор, служил в абвере. В Берлине в ресторане он напился и стал орать, что русские все равно победят, вот его за это разжаловали в рядовые и послали в штрафную. Не язык, а сущий клад в штаб фронта отвезли…»
— Если речь зашла об орденах. Как награждали офицеров из постоянного состава роты? Чем отмечены лично вы за войну?
— С войны я пришел без регалий, из всех наград — костыли и инвалидность 2-й группы.
Но в 1953 году меня вызвали в военкомат, сверили мой военный билет со своими записями и спрашивают: «В декабре 1944 года служили в войсковой части № такой-то?» — «Было дело». — «Вас нашел не врученный ранее орден Красной Звезды. Поздравляем!..» Через полгода вновь пришла бумага — опять явиться в Киевский горвоенкомат, в наградной отдел, я еще жене в шутку сказал, наверное, первый орден по ошибке вручили, с каким-нибудь однофамильцем, видно, спутали, а сейчас назад забрать хотят. Прихожу: «Товарищ Винокур, приказом от такого-то февраля 1945 года вы награждены еще одним орденом Красной Звезды». Вручили… В 1959 году, когда я уже работал в Калининграде, выясняется, что за бой на высоте 252,3 я также был награжден, орденом Отечественной войны I степени.
Снова вызов в военкомат, военком вручил, пожал руку… Вот так, не было ни гроша, да вдруг алтын…
Но на войне я не думал об орденах, не до этого было… Ротный капитан Мамутов имел шесть орденов, но такому, как он, и звание Героя надо было дать дважды. Другой наш офицер, лейтенант Васильев, имел три ордена, а вот заместителя командира роты Аптекаря Мишу, провоевавшего в штрафной роте офицером два года, ни разу не наградили. Причину, кроме пятой еврейской графы, мне трудно представить. В 1957 году я поехал в Москву на 4-й Всесоюзный съезд врачей и оттуда махнул в Подольск, к Аптекарю домой. Выпили с ним серьезно, и он, посмотрев на мои две орденские планки (на КЗ), говорит: «Эх, Коля, я всю войну на передовой провел, четыре ранения, и ни хрена. Даже медаль „За отвагу“ мне пожалели дать…» После войны Аптекарь стал судьей всесоюзной категории по тяжелой атлетике, но за границу судить соревнования его не выпускали, даже в соцстраны, потому что еврей, да еще он в анкете написал, что был в штрафной.
— Запись в личном деле, что человек был в штрафной роте, могла после войны повлиять на что-либо?
— Я, например, после войны никому не говорил, что был в штрафной.
Ведь не будешь же ты каждому встречному или каждому своему начальнику объяснять, что служил в штрафной в постоянном составе, а не попал туда за мародерство, убийство офицера или за дезертирство… Штрафная рота — это в какой-то степени клеймо на будущее для всех бывших солдат и офицеров штрафных подразделений, и не важно, кем ты в ней был…
Последнее время есть тенденция представить всех бойцов, попавших в штрафные роты и батальоны, невинно осужденными, жертвами сталинского режима и командирского самодурства и так далее.
Это не совсем правильно. Большинство штрафников оказались в штрафных ротах именно потому, что они нарушили приказ, закон или устав. И пусть это были законы военного времени, жестокие и порой несправедливые, но они были обязательными. Я вспоминаю уголовный бандитский контингент нашей роты. Кто из них был божьим агнцем? Никто… В другие штрафные роты, куда направляли бойцов и офицеров из Действующей армии, нередко попадали не виновные ни в чем люди, но в нашу 138-ю ОАШР? Кроме заводских пацанов, все остальные попали в штрафники заслуженно, за настоящие, а не за мнимые грехи, и сами они это хорошо понимали… Я вспоминаю ЧП, которое случилось в нашем ЛВМУ имени Щорса уже в эвакуации в Омске. От нашего училища отправляли курсантские караулы на вокзал, на охрану местной нефтебазы и военных складов. Караул из 12 курсантов второго батальона отправился патрулировать вокзал и охранять вокзальные объекты, одним из которых был почтовый склад, где собирали со всей страны посылки, не нашедшие своих адресатов. Караул что-то своровал из этого посылочного склада, об этом как-то узнали особисты, и все 12 человек были отданы на суд трибунала.
Начальника караула старшину Костяновского и разводящего приговорили к расстрелу, остальных десять курсантов отправили в пехоту на передовую. Такие были законы в военные годы, жестокие до крайнего предела. А Костяновский был хорошим парнем, разве он заслуживал такой позорной смерти за мелочь, за кражу посылок?
— Давайте перейдем к вашим фронтовым профессиональным обязанностям.
Какую помощь мог оказать военфельдшер на поле боя? В чем была специфика работы медика в боевых условиях в штрафной роте, в чем было отличие, скажем, от действий санитарного взвода стрелкового батальона? Какие медикаменты были в распоряжении военфельдшера?
Какими были средства эвакуации раненых с поля боя в 138-й ОАШР?