Сибирь - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Марков cтр.№ 132

— А чтоб тинный дух от него отошел и мясо стало нежнее, — объяснила старуха.

— Вон оно в чем дело! Вот в этом-то, видать, и загвоздка, — заключил Акимов и переглянулся с Ефимом, который так был увлечен этим разговором, что позабыл о конях. Их надо было напоить прежде, чем запрячь в сани.

Прощаясь у ворот с Филаретом, Акимов попробовал предложить плату за приют и еду, но старик даже слушать об этом не стал:

— Да чо ты, паря, как можно такое? Разве мы торгаши какие? Не по-людски это! Нет, нет, паря, не позорь нас.

По правде говоря, Акимов не должен был делать этого. Все заботы такого рода лежали на Ефиме. Но уж очень растрогала Акимова и вкусная еда, и простота стариков с затерянной в тайге заимки.

Однако, когда отъехали от усадьбы с полверсты, Ефим отчитал Акимова:

— Ты, паря, на будущее остерегайся давать плату за приют. В наших местах такое не принято, и можешь людей ужасть как разобидеть. У нас пригреть человека, накормить его почитается божьим делом. Здешний ли ты, беглец ли, а умереть с голоду тебе не дадут и замерзнуть — тоже. Одни вот только старообрядцы да скопцы такое вытворяют, так за это люд-то наш ни в какую их за своих не считает… Ну еще эти душегубы, какие в Чигару на постоялый двор слетелись. Да тех что считать?! Коршуны!

— Понравились старики мне… Виноват, дядя Ефим.

А сын-то у них где?

— Рыбалит на озерах. Вишь, карась со дна наверх пошел.

— Совсем глухой и немой?

— Вон как та елка.

— Несчастный парень.

— А чо? Пакостные-то слова разве счастье слушать?

2

Ефим-то не зря сказал, что парень в рубашке ро дился. Пока Акимову везло. Путь от заимки Филарета до Лукашкиного стойбища, самый трудный участок маршрута, оказался вполне пригодным. Олени перемесили копытами снег, а нарты пригладили его. Свежий снег слегка притрусил дорогу и не успел еще слежаться. Кони шли легко, свободно, и кое-где Ефим переводил их на рысь. Небольшим препятствием оказались речки, которые пришлось пересекать по целине. Подледная вода уже выступила наружу, и старая дорога была скована наледью. Пришлось искать новый переезд.

Ефим вытащил из саней пешню, походил с ней по снегу, поковырял лед, сковавший речки, и, найдя пологий спуск, пересек русло в новом месте.

— Ну теперь, паря, покатим без задержки, — удовлетворенно сказал Ефим и объяснил свое беспокойство: — Эти речки, язви их, ужасть какие капризные в зимнюю пору. Случалось, вздуются, встанут поперек льдинами, и ну хоть плачь. А нонче, вишь, не успели еще обрюхатиться. И откуда, холера их забери, сила у них берется? Взламывает лед, как ореховую скорлупу.

А ведь он чуть не в сажень толщиной. Старики-то, может, правду говорят, когда стращают нечистой силой…

Акимов мог бы, конечно, высказать Ефиму свой взгляд на его рассуждения: живая земля, мол, в Нарыме, мощные процессы происходят в ней, никакой тут нечистой силы и в помине нету, — но ему не хотелось отвлекаться от своих наблюдений.

Равнина, поросшая мелким пихтачом и ельником, простиравшаяся от горизонта до горизонта, была изрезана резко выступавшими холмами и увалами. Акимов знал, что они находятся где-то неподалеку от тех плесов Кети, на которых дядюшка Венедикт Петрович Лихачев производил свои изыскания. Тут одно лето вместе с профессором провел и Акимов. Он вспоминал сейчас те дни с тихой улыбкой. О многом они тогда переговорили с Лихачевым. И немало спорили, касаясь не только общественной жизни России, постановки просвещения и образования в ней, но и специальных вопросов землеведения. Именно тогда Акимов высказал мнение об особенностях геологической структуры междуречья Кеть — Чулым: оно непосредственно смыкается с плоскогорьем, с выходами изломов палеозоя. Дядюшка тогда не то что оспаривал Акимова, а как-то подзадоривал его, будил в нем все новые мысли.

— Молодец, Ванька. Не зря носишь на плечах предмет под названием голова! — пошутил Лихачев и дружески похлопал своего юного друга по крепкой спине.

Приглядываясь сейчас к местности, Акимов мысленно возвращался к своим соображениям, высказанным профессору Лихачеву. "Правильно оценил, Иван, интересную гипотезу высказал, — разговаривал сам с собой Акимов. — Была бы возможность, зазвать бы сюда еще раз дядюшку, пройти эти площади до берегов Енисея, посмотреть на все собственными глазами. Нет, не случайны здесь эти складки".

Думал Акимов и относительно Обь-Енисейского канала. Практически свое значение он уже потерял. Железная дорога, пересекшая всю Сибирь от Урала до Тихого океана, вызвала к жизни новые пути, связывающие обжитые районы с окраинами. Но сама идея ОбьЕнисейского канала казалась Акимову и теперь весьма разумной. "Это не только кратчайший стык двух великих рек, но самое главное — это кратчайший выход глубинной Сибири на океан, выход в большой мир человечества. Рано или поздно Россия не здесь, так где-то поблизости будет снова искать путь к Северному Ледовитому океану. Не может она предать забвению своп интересы в арктической области. Такой великий народ, как русский, вдохнет жизнь и в эти обширные пространства".

Мысли Акимова уносились в далекое будущее. Он временами забывал, где он, что с ним.

Ефим не приставал к нему с побасенками о домовых и чертях, не пел он и протяжных, заунывных песен, которые, по-видимому, любил всей душой, так как вполголоса тянул невнятные слова во всякую свободную минуту. Сегодня Ефим помалкивал, чувствовал, что седок его объят раздумьями, ему не до него.

— А вон, паря, и Лукашкино стойбище. Видишь, дым над лесом?

В синеве приближающихся сумерек Акимов не сразу рассмотрел на фоне морозного неба клочья тусклого дыма.

К ночи лес помрачнел, и из-за увалов потянуло резким, пронзающим до костей холодным ветром.

— Завтра, паря, как провожу тебя дальше, заспешу в обратный путь. Что-то сиверко потянул. Может ударить сильный мороз, — сказал Ефим и, помолчав, добавил, видимо, для подбодрения Акимова: — Тебе-то на лыжах мороз не помеха, все равно соль выступит на плечах, а вот на конях ехать шибко плохо. Мороз прошибает насквозь и тулуп и доху.

Акимов и ранее предполагал, что Лукашкино стойбище — это не село, даже не деревня. Но то, что он увидел, превзошло самые худшие его ожидания.

На маленькой полянке, окруженной, будто изгородью, малорослым смешанным леском, утопая в снегу, стояли три круглые юрты. В отверстия возле самых макушек выползал дымок, изредка вместе с дымом выскакивали бойкие искорки. Они игриво вздымались в небо, посверкивая своим горящим тельцем, и загасали как-то неожиданно, трагически отставая от клубков дыма.

Возле юрт бродили низкорослые и кривоногие олени, покрывшиеся длинной шерстью, с мохнатыми бородами в ледяных сосульках. Тут же барахтались в снегу рыжие собаки, обросшие, как и олени, плотной, скатавшейся на боках шерстью.

Ни олени, ни собаки даже голов не повернули в сторону подъехавших.