Кавказский пленник XXI века - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Самаров cтр.№ 34

Я от природы всегда ориентируюсь в пространстве безошибочно. Во время службы на специальных занятиях мои природные навыки получили развитие и закрепились. И потому я даже в темноте не боялся оставить свою команду в каком-то конкретном месте и потерять их. Не боялся промахнуться и пройти мимо интересующего меня ментовского поста.

Круглая ложбинка глубиной в сорок сантиметров как раз подходила для того, чтобы спрятаться и не маячить, если вдруг появится луна. Трава по краям давала возможность смотреть наружу, оставаясь скрытым для идущего со стороны. Хотя луне появляться было еще рано. Более того, я рассчитывал, что она не появится до моего возвращения. И конечно, до моей встречи с полицейским спецназовцем там, на соседнем склоне. Вернее, до его встречи с камнем, под который он так неосторожно закопался.

— Здесь ждите. И попрошу никого сильно не храпеть. А если уж… Лучше в храпящего не стрелять, а просто дать пинка. Я вернусь быстро.

— Про сигареты не забудь, — вовремя напомнил Ананас, потому что я уже забыл о его просьбе. — И про зажигалку. А то сигареты без зажигалки мне ни к чему.

Расстояние я определил точно, а о направлении даже не задумывался, будучи уверен, что точно попаду туда, куда следует попасть, я всегда умел выдерживать его по своему внутреннему компасу. Выдержал и в этот раз. Но за добрых пятьдесят метров я пошел осторожнее и даже сделал небольшой круг, чтобы подойти к окопу не со стороны бруствера, а со спины. Камень, под которым было вырыто укрытие, я узнал сразу, хотя вблизи он выглядел не так устрашающе, как издали, и, как мне показалось, в земле сидел достаточно прочно. Я даже пожалел, что не взял с собой Ананаса, чтобы найти применение его физической силе.

Но в любом случае, попробовав, я ничего не терял, поскольку имел возможность и без камня напасть на полицейского спецназовца и уничтожить его. Но все же я решил действовать так, чтобы все выглядело естественно, чтобы его товарищи подумали не на меня, а на собственную неосторожность погибшего. Он, как мне показалось, дремал, тихо посапывая во сне. Хотя такое дыхание может быть и просто у курящего человека. Я подкрадывался, не издавая ни звука, а последние десять метров вообще полз со скоростью, ниже черепашьей. Так я перебрался за камень, сначала попробовал толкнуть его плечом и почувствовал, что он поддается, хотя и с трудом. Тогда я просто лег на спину и уперся в него двумя ногами. Мышцы ног у человека самые сильные. А если есть опора для спины, то выпрямить ноги можно и с большим грузом. Здесь, впрочем, толкать груз не приходилось. Здесь нужно было пройти мертвую точку равновесия. Я качнул камень и услышал какое-то шевеление по другую его сторону — наверное, постовой почувствовал движение и проснулся. Я со всей силой стал выпрямлять ноги, и камень покатился. Послышался стон и хруст. Не знаю, проснулся ли часовой, когда многотонный камень переехал его и устремился вниз, но это меня не волновало. Меня волновало его переговорное устройство, которое раньше лежало в стороне, и камень не должен был по нему проехать. Не рассматривая раздавленное тело полицейского спецназовца, я нашел и переговорное устройство, и сигареты с зажигалкой, захватил подсумок с ручными гранатами «Ф-1», поскольку у меня их запас истощился, на всякий случай прихватил малую саперную лопатку спецназовца, хорошо когда-то заточенную, но уже затупленную при рытье окопа, и быстро, хотя и не бегом, устремился к своей команде…

Я опять проявил излишнюю самоуверенность, поспешил в темноте и споткнулся той самой ногой, которую сначала подвернул утром, потом повредил, ограждая Ананаса от захвата бандитского эмира. У меня всегда лодыжки страдают в первую очередь, подвернулась она и в этот раз, и я снова захромал, но останавливаться не стал, потому что знал, как следует себя вести при подобных травмах. Если начнешь себя жалеть и беречь ногу от нагрузки, она будет болеть долго, раз за разом доставляя неприятные ощущения в самые неподходящие моменты. А если ее сразу «расходить», то прилив свежей крови к больному месту поможет излечить травму предельно быстро. Слабая боль и дискомфорт останутся на какое-то время, но не будут такими, чтобы мешать жить. В нашем случае это можно произносить, как «мешать выжить». Говоря честно, мы не просто совершили побег из рабства. Мы вообще — беглецы, преследуемые не кем-то, а законом, словно преступники, бежавшие с «зоны», преследуемые государственными органами, хотя попутно их же и защищаем, и, если все завершится благополучно, будут еще долгие разборки и выяснения, насколько правомерно было применение нами оружия. Просто закон каким-то непонятным образом разграничивает бандитов на тех, кого следует убивать, и тех, кто сам может убивать, оставаясь неприкасаемым.

Скорее бы уж это бегство закончилось хоть каким-нибудь результатом, потому что я уже начал уставать от своего подвешенного состояния. Кто я? Беглец, спасающий свою жизнь, или преступник? Не будь меня, мои бомжи пропали бы. Их легко обвинить, и они стали бы простыми преступниками. А сколько здесь, на Северном Кавказе, других точно таких же, как они, пропавших без вести людей? И кто ответит за то, что люди пропадают без следа? Ведь кто-то способствует этому рабству. А если рабство прикрывается ментами, то оно уже наполовину становится узаконенным…

Я слегка сбавил темп, тем не менее по-прежнему спешил к своим товарищам по несчастью. Странно, но чем труднее нам приходится, чем больше испытаний выпадает на нашу общую долю, тем сильнее я к ним привязываюсь. Они, конечно же, совсем не такие, как я. Они даже друг для друга не такие, не похожие один на другого. И если бы раньше, попытайся кто-то из них заговорить со мной на улице, я бы просто отвернулся, даже не удостоив их ответом, то теперь начал понимать, что они в какие-то критические моменты лучше и честнее многих, с кем мне приходилось встречаться и контактировать. Я вовсе не намеревался обелять и превозносить их образ жизни и образ мысли, но каждый ли человек без раздумий вступит в бой, чтобы защитить посторонних ему людей? А мои бомжи встали на сторону справедливости и сейчас вместе со мной являются гонимыми за справедливость. По большому счету, и бомжи, и я знали, что мы смогли бы вывернуться из всей этой истории только в том случае, если бы не взяли в руки оружия. То есть если бы просто бежали, даже пальцем не тронув ни хозяина, ни его вооруженных охранников, даже глаз лакею хозяйской сестры Амиру не выбив, даже на щеку сестре нашего хозяина не наступив, или на что там еще ей наступили, на ухо, что ли… Если бы не оказали вооруженного сопротивления ментам, купленным нашим хозяином, а просто убежали бы от них, а потом и от других, которые тоже желали нас задержать. Но это все было невозможно. Насилию сопротивляться можно только встречным насилием, иначе погибнешь, иначе тебя просто сгнобят. Когда все завершится, будет следствие. И как нам объяснить следователям свою правоту, свое желание быть свободными, а не рабами? Понять, конечно, попробуют, может быть, желание и поймут. А вот только спросят нас, как вы докажете, что убивали ментов, которые стояли на довольствии у вашего рабовладельца? Кто точно скажет, когда и сколько он им платил? И деньги при этом должны быть мечеными, иначе не доказать. Нет доказательств? Значит, это можно рассматривать просто как убийство сотрудников правоохранительных органов, находящихся при исполнении служебных обязанностей. А это, я слышал, очень крутая статья.