По какому-то поводу Антон Уилсон в разговоре потревожил тень Вильгельма Рейха, некогда одного из самых блестящих учеников Фрейда и борца с предрассудками, окончившего свою жизнь в тюремной больнице штата Мэн после того, как навлек на себя гнев FDA. На Лири это сопоставление не произвело впечатления. «Ни на что, кроме массовой истерии и гонений, я и не рассчитываю, — сказал он Уилсону, — пока все, что я провозглашаю, не будет подтверждено и признано, пока это не станет затасканным трюизмом. Но к тому времени, надеюсь, я буду отстаивать какую-нибудь новую ересь и опять окажусь в пекле».
Пожалуй, самым суровым критиком «Смерти Разума» оказалась Дайана Триллинг, посетившая этот спектакль вместе с мужем Лайонелом. Репортер из «Нью-Йорк тайме», у которого был нюх на знаменитости, заметил их среди театральной публики и сравнил с «атеистами, посещающими религиозный обряд из социологического интереса… по [их] виду можно было заметить, что зрелище внушает им скуку и даже отвращение». Несмотря на это отвращение, ее отзыв об этом спектакле вполне достоин ее таланта; она подметила множество оттенков, которые другие упустили. В частности, она угадала под развязной манерой Лири чувство постоянной усталости. Это был «утомленный импресарио, утомленный учитель, утомленный Мессия»; он носил на себе «тусклые, но неизгладимые знаки роковой судьбы».
У Дайаны Триллинг было ощущение, что он уже не контролирует ход событий, несмотря на наигранно-оптимистические заявления о том, что «у него разработан целый план реформы». Лири-интеллектуалисчез, его сменилЛири-актер. «Когда он беретв руки микрофон, чувствуется, что этот микрофон — естественное продолжение его ослепленного страстью эго и что этот микрофон все более и более становится его опорой и поддержкой, его ролью, его незаменимым лекарством, его суррогатной личностью».
Но самые серьезные опасения у Дайаны Триллинг вызывало даже не обманчивое благозвучие монологов Лири — «они создают иллюзию связности, последовательности; кажется, что все это звучит достаточно разумно; но стоит только внимательно вслушаться, как смысл ускользает», — а качество последователей, которых он завлекал в свои сети:
Молодежь Жители Виллиджа, все из среднего класса, хорошие современные люди, у них такие лица, которым хочется верить, лица людей, способных, думается, стать интеллектуальными лидерами, если бы не то, что они сделали другой выбор, и выбор этот можно было прочитать в их глазах. Мы — все четверо — задавали друг другу один и тот же вопрос. Неужели действительно этот соблазн привлекает самых лучших, самых одаренных? Неужели на эту удочку попался цвет современной молодежи?
Тревожная мысль. Правда ли, что Лири снял сливки с молодого поколения? Не в этом ли была причина уверенности, с которой он предсказывал, что через десять лет все американское общество станет полностью психоделическим; и не поэтому ли он так бесцеремонно отмахивался от очевидных указаний на то, что прием ЛСД иногда влечет за собой расстройства психики? Чем была эта молодежь, так восхитившая Дайану Триллинг, в глазах доктора Лири? Может быть, просто пушечным мясом, заранее хладнокровно принесенным в жертву новым Провидцем, «яйцами, которые следовало разбить, чтобы он мог приготовить себе омлет?»
Такова была драматическая теория происходящего. Циничная же теория заключалась в том, что Лири создал Лигу с непосредственной целью быстро разжиться наличными на свои юридические расходы. И в этом была некоторая доля правды. Но кроме того, Лига была ловким ходом со стороны Лири в ответ на запрещение ЛСД. В 1964 году Верховный Суд Калифорнии подтвердил право верующих, принадлежащих к Церкви Американских Аборигенов, использовать пейотль в своих религиозных церемониях, установив тем самым некий шаткий прецедент и для других конфессий, основанных на психоделиках.
Но была ли Лига духовных открытий следующим рубежом? Хиппи так не думали. Когда в январе 1967 года этот спектакль наконец был показан на гастролях в Сан-Франциско, хиппи нашли его крайне скучным. Плыть по течению? Выключить разум? Как-то скучно и слабовато. Кизи хотя бы понимал, что нужно… взрываться! Тим Лири просто ищет себе очередной рекламы и популярности. Обычный мужик средних лет, не вписавшийся в рамки своего класса. Гарвардский профессор, употребляющий ЛСД, и ничего больше. И вообще, он только тормозит дело. (На деле же он стал сейчас жертвой той же маниакальной подозрительности, которая уже потопила Кизи и его идею Кислотного посвящения.) Личностная революция не нуждается ни в каких самозваных гуру, поучающих, что делать. Спасибо, доктор Лири, но мы как-нибудь справимся сами и выйдем на следующий рубеж самостоятельно.
И, как это ни удивительно, им это удалось. Хиппи назвали это «Встреча племен на первом общечеловеческом собрании друзей», и чем бы они это действо не считали, в первую очередь это было грандиозное гулянье. Ожидали, что явится три тысячи человек. В действительности на площадку в районе парка «Золотые Ворота», известную как поле для игры в поло, набилось более двухсот тысяч человек, из них всего тысяч пять — жители Большого Сан-Франциско. И кого там только не было! «Хиппи-по-выходным». Девчонки-фанатки в обтягивающих джинсах и мексиканских блузках. Радикалы из Беркли, по-видимому, несколько стеснявшиеся своих политически корректных рабочих рубашек и тяжелых башмаков. Было даже несколько настоящих битников, уже пожилых, с бонгами. Но большинство составляли хиппи, выглядевшие так, словно они разграбили реквизит дрянного летнего театра. Они разгуливали в серапах и бурнусах, викторианских юбках и узорчатых чулках телесного цвета; все были увешаны колокольчиками и цветами, маленькие мальчики потряхивали настурциями, заложенными за уши, и была даже одна седая бабушка, опиравшаяся на трость, к которой была прикреплена роза.
Элен Перри явилась на Встречу племен, украсив себя серебряным колокольчиком. Социолог средних лет, получившая известность своей книгой о жизни американского психиатра Хар-ри Стэка Салливана, Перри прожила в Хэйте несколько месяцев, изучая его своеобразные обычаи. Позднее, оглядываясь назад, она поняла, что именно в тот момент, на Встрече племен, она перестала быть посторонним наблюдателем и «полностью включилась в это новое общество, новую религию… Эти зрелища и звуки совершенно околдовали меня; я чувствовала себя словно во сне. Самый воздух, казалось, был пропитан таинственными силами, пьянил и дурманил. Собаки и дети носились повсюду в блаженном упоении, и тут я сделала одно любопытное наблюдение, которому и сейчас не нахожу объяснения: собаки не дрались, а дети не плакали».
Это был тот же Парад Любви, только многократно увенчанный, что и неудивительно — ведь Встречу племен, как и многое другое в Хэйте породило то же буйное веселье, охватившее хиппи после запрещения ЛСД. Аллен Коэн тоже присутствовал на этом сборище. Он стоял в толпе вместе с Майклом Бауэном, художником, который занимался охраной общественного порядка в составе своеобразной милиции, называемой «Психоделическая стража», и оба дивились количеству народа. «Скоро нам придется осадить кое-кого из этой толпы», — заметил Коэн. «Да, но в следующий раз, пари держу, народу будет в десять раз больше», — ответил Бауэн. Однако этому празднику следовало придумать название получше. Парад Любви не выражал всей сути. Они как раз ломали голову над этой проблемой, и тут появился Ричард Альперт. Как бы вы это назвали? — спросил у него Коэн.