Порнографическая поэма - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Тернер cтр.№ 46

— Нет.

— Тогда вы ответили на мой вопрос.

— Какой же?

— Вы не властны над тем, что происходит во снах.

— Сны не в счет.

— Почему?

— Они — выдумка.

— Но у них есть последствия. Из-за этого весь сыр-бор, не так ли? Потому-то вы и устроили этот допрос?

— Продолжайте.

— О чем?

— О вашей реакции на слова Бобби Голтса.

— Но это был сон, выдумка. Разве это имеет значение?

— Будем считать, что имеет.

— Но вы знаете, что произошло потом? Вы уже мне сказали. Без восьми минут шесть я проснулся и выпил стакан воды. Вот и вся моя реакция на Бобби — я проснулся.

— Продолжайте.

— А если в будущем у меня возникнет необходимость сослаться на мой сон?

— Вот тогда мы это и обсудим. Но вы должны нам рассказать.

— Или что?

— Продолжайте.

Сон был важным. Он меня разбудил. Заставил задуматься. Других объяснений нет. Я пришел к выводу, что первые пятнадцать лет я прожил не своей жизнью, моя жизнь до сих пор принадлежала не столько мне, сколько людям, с которыми я рос: моей семье, моим учителям, моим одноклассникам и друзьям. Все это выводило меня из себя. Не потому, что эти люди могли бы оставить меня в покое. Я прекрасно понимал, что такое невозможно. Но мне хотелось выйти из-под их влияния. То есть с тем, что ты чей-то сын, ученик или друг, поделать ничего нельзя, это факт. От этого никуда не денешься. Так что мне предстояло найти новый круг друзей, набраться нового жизненного опыта. Меня мутило от того, что меня судят по поступкам, совершенным в более раннем возрасте, когда я просто не мог поступать иначе. Так что теперь я более всего на свете хотел начать жизнь заново, меняться в соответствии со своими, а не чьими-то еще желаниями. Я хотел обрести личную жизнь. Что-то, принадлежащее только мне. Что-то, поддающееся исключительно моему контролю. И наилучший путь добиться этого, думал я, уйти из юношеского века, начать добровольную ссылку из средней школы.

На следующее утро мы с Нетти встретились в «Ковше», чтобы выпить кофе. Я рассказал ей о сне и моей интерпретации этого сна. Я также поделился с ней своими выводами. И чтобы между нами не возникло недопонимания, не раз и не два указал, что она — исключение в моей стратегии ухода, человек, которого я воспринимаю как моего союзника в поисках новой жизни. Закончив говорить, я приготовился слушать. Знал, у Нетти найдется что сказать. Что-нибудь, не противоречащее моим намерениям, призванное скрасить мою добровольную ссылку. Сделать ее не такой одинокой.

Поначалу в ее голосе слышалось сочувствие. Она знала: меня что-то гложет. По ее словам, она заметила, что я очень уж задумчив, не очень быстро улавливаю суть. Не столь быстро, как раньше, когда мы были детьми. Заявила, что поначалу относила сие на счет гормонов, а потом перешла к так называемой ноше, которая давила на меня. К тому, что этот сон — первое свидетельство того, что копящееся внутри прорывается наружу.

— Твое подсознание переполнено, — промолвила она. — Вот его содержимое и дает о себе знать.

Я согласился, потому что ее слова совпадали с моими ощущениями. Но потом наши пути разошлись. Она подошла к проблеме с совершенно иной стороны. Уход в себя — не выход, мне придется лицом к лицу встретиться с тем, что мне противостоит, черпать силы из того, что происходило и происходит. Я должен разобраться со своим детством до того, как попытаюсь ответить на вопросы, кто я есть и куда иду. И она упорно гнула свою линию, не принимая никаких возражений. Это было ужасно. Пару раз я даже ущипнул себя в надежде, что сейчас проснусь и разговор этот окажется еще одним сном.

Наконец я решил, что с меня хватит. И прямо заявил ей об этом.

— Да пошла ты, Нетти. Кто дает тебе право так разрывать мою жизнь?

Но на самом деле означало это следующее:

— Эй, я-то думал, что ты мне поможешь!

А потом произошло странное. Вместо того чтобы ответить мне тем же: «Да пошел ты!» — Нетти улыбнулась, взяла меня за руку. Пояснила, что далеко не всегда злость — это плохо, и дать волю ярости — значит сделать первый шаг к осмыслению так называемой ноши. Я не мог поверить, что слышу это от нее, хотя мне полегчало после того, как я ее послал. Однако спросил, где она слышала такое о злости, и она рассказала, что в последнее время много читала о снах… почему мы их видим, что они означают. Юнга, Фрейда… других. А потом произнесла нечто такое, от чего злость сменилась страхом, будто я, возможно, сойду с ума, если не попытаюсь разобраться, что же на меня давит. В качестве примера привела Лиззи Борден — женщину с топором. Вроде бы ей даже посвятили стихотворение. О том, как она зарубила родителей.

20 августа

Я не знаю, сколько раз я возвращалась к началу моих отношений с этим парнем. К тому времени, когда мы, дети, бегали по округе: я, он, Бобби, Марги — все лучшие друзья, в поисках друг друга. А потом, когда ушел его отец, как он изменился, из самого счастливого парня в мире превратился в надутого, озлобленного говнюка, который может что-то сделать, только если ты его слезно попросишь. Разумеется, Бобби и Марги тоже стали пугающими монстрами. Но он был первым.

И вот теперь он хочет все изменить. Ему приснился этот странный сон о том, что произошло много лет назад, что-то связанное с пляжем, Ранди Коббом и Бобби. Очевидно, из его подсознания что-то рвется наружу. Он так и не извинился за то, как поступил со мной в восьмом классе, за то, что бросил меня. Черт, да понадобилась операция на открытом сердце, чтобы он вновь заговорил со мной! Однако какие-то усилия он предпринял. И я знаю, он сожалеет о том, что все так вышло. Я в этом уверена! Но что теперь?

Да, что теперь? Предстоит большая работа. Я хочу сказать, что этот парень в таком разрыве с реальностью, что сам уже не знает, когда говорит правду. Я до сих пор не могу понять, почему он не хотел идти к Джону и Пенни, чтобы отметить окончание учебы в начальной школе. И почему так расстраивался всякий раз, когда я упоминала бедного мистера Джинджелла. Меня, правда, мучает совесть из-за того, что я показала ему те фотографии. Мне следовало сообразить, что он еще до них не дорос. Может, это его грызло? Может, он — гей? Кто знает?

Я — нет. Я по-прежнему думаю о том дне, когда Джон и Пенни подарили нам камеры. Я думаю, он поступил правильно, учинив им разнос за то, что они показывали недоделанные фильмы, а потом попытались всучить нам эти камеры как награды. Это было круто, хотя думаю, что всякий раз, назвав кого-то лицемером, он должен смотреться в зеркало. Может, в этом ключ к разгадке? Может, он чувствует за собой вину? Не знаю. Я устала писать о нем.

Думаю, грустно, что он осознает все это только сейчас, ведь это трудный путь — возвращаться назад на глазах у всех. В этом, наверное, ирония судьбы. Однако другая моя часть, самая жестокая, находит этот процесс завораживающим. Он показал себя таким мерзавцем по отношению ко мне, когда началась учеба в средней школе. Он и представить не может, какую причинил мне боль. Представить не может.