— Ты не знаешь, когда заканчивается верстка номера в «FHQ»? — спрашивает Клон.
— Понятия не имею. Судя по тому, что аврал уже начался — через пару дней. Но они все время проё…ывают сроки, ты же знаешь. Вообще все всегда проё…ывают сроки.
Вместе с нами в автобус зашла сумасшедшая тетка. На остановке она стояла в паре метров от нас и буравила нас враждебными взглядами, что-то покряхтывая себе в усы (у сумасшедших теток почти всегда растут усы), но до конкретных наездов не доходило. Почему-то заговорить с нами она решила только сейчас:
— Вы здесь воруете, ребята? Признайтесь честно. Вы ведь шарите у всех по карманам?
Психи в общественном транспорте — отдельная статья. Не в Уголовном кодексе статья (хотя и до этого иногда доходит), а — статья в периодическом издании. Достаточно просто обрывков диалогов, этого хватит выше крыши. Как специалист (бывший) говорю.
— Да, — соглашаюсь я, — но сегодня у нас выходной. Во всяком случае, вас мы точно не обворуем.
А если говорить отвлеченно, в общественном транспорте все пассажиры — психи. Здесь есть что-то запредельное, среди висючек и поручней. Во всех этих объявлениях во всеуслышание: «Уважаемые пассажиры, своевременно и правильно компостируйте талоны». Покажите мне человека, который знает, как можно закомпостировать талон неправильно. Его либо компостируют, либо нет.
— Вас надо расстрелять, — объявляет тетка сварливым голосом. — Вас, сукины дети, надо поставить к стенке! Сволочи. Грабите честных людей.
Я улыбаюсь, бросаю взгляд в окно — да, эврика, так и есть: в следующей прямо за нами машине — девушка в мини. Старается не замечать наших глумливых взглядов (на обтянутые хорошим нейлоном ляжки, уходящие в темноту кружевного белья). В любом другом месте она бы просто свела ноги (так они делают в метро, например, и для пущей уверенности кладут на срез юбки сумочку — чтобы всем сразу было понятно: ловить нечего), но авто — другое дело. Для того чтобы жать на педали, ноги должны быть разведены.
— Как Наташа? — вопрошает Клон, не отводя взгляда от ерзающей чиксы (чикса: напряженно пытается вырулить в соседний ряд, но проносящийся слева сплошной поток не оставляет ей никаких шансов). — Хорошо трахается?
Маскировка Клона: на данный момент — бейсболка и очки одновременно. Видимо, ему надоело постоянно совершать так много манипуляций. А может быть, он просто забыл снять дежурный шифрующий элемент.
Сотовый телефон Клона: сразу две sitiskh. Первая: «4to, ne zaebalsa esho sms 4itat'?». Вторая: «Privet, kak dela? 4to novogo?». Обе — «Delete».
— Мы не трахались, Клон. Я хотел, но она мне не дала. Хотя сначала вроде как тоже хотела.
Я никогда не был из числа тех, кто рисуется перед собеседниками мнимыми сексуальными подвигами. Удел закомплексованных слабаков, врожденных пи…доболов и зависимых латентных мачо с вечно свербящими шишками.
Клон:
— Сначала — это когда?
— Сначала — это до того, как я дал ей это идиотическое интервью.
Клон настолько удивлен, что даже отрывает взгляд от столь приятной картины за окном (точнее, за двумя окнами, если брать в расчетеще и лобовое стекло управляемой чиксой тачки).
— Я не понял. Это что, не был завуалированный намек на порево? Она действительно брала у тебя интервью?
— Да, Клон, действительно. Когда она говорила о диктофоне, она имела в виду действительно диктофон, а не презерватив.
Третья smsKa на сотовом телефоне Клона: «Za4em takomu obyvatelyu kak ty vystavlyat sebya geroem I nositelem nemotivirovannoy agressii?» Разумеется, это чистый «Delete”.
Я знаю, почему он в таком осадке. Он не может понять, почему при наличии живой звезды в радиусе нескольких метров интерес проявляется к кому-то другому. С недавних пор он перестал подогревать интерес к своей персоне, но привычка к наличию этого самого интереса осталась.
А главное — остались непонятки. Он был готов нормально отнестись к тому, что девчонка предпочла меня для легкого перепихона, но ни на минуту не допускал, что речь может идти о реальном интервью. Смешно, ей-богу.
Он закидывает голову, потом тыкается бейсболкой в стекло (чиксе наконец удалось вырулить, заголенные ляжки теперь проносятся справа по курсу, последний взгляд — и они исчезли навсегда), потом, покачивая головой, говорит:
— Тебя развели, чувак. Тебя просто развели. Не знаю, что ей от тебя было нужно, но дело свое она знает хорошо. Почти что Дарья Асламова.
И еще: думы о душе рано или поздно приводят к старушечьей оголтелости. По-другому ни у кого не получается.
— Представь себе, — говорит мне Клон, — одну вещь. Находится хакер, который умеет взламывать чужие компьютерные системы. И вот, допустим, в журнале «FHQ» заканчивается верстка номера. Все материалы на пленках отправляются в типографию финнам, правильно?
— Правильно, Клон.
— Вот именно. Только отправляются они обычно когда? С утра. Накануне все сидят до двенадцати ночи, верстают, правят и подписывают в печать — все построчно, пополосно. Подписывают полосы и складывают их в папочку у себя в компьютере. А когда папочка заполняется, выключают компьютер и идут баиньки.
Я слушаю попеременно то его, то сумасшедшую. Она теперь висит на поручне, болтаясь, как обезьяна. Она кричит — теперь уже громко, перекрывая звук дизеля (если вы не в курсе: почти все современные автобусы — заднемоторные) у нас под ногами:
— Эти летающие дома. В них боль, в них ужас. В них будем все мы. Нас они накроют («Вас давно уже накрыло, мэм, и не отпускает», — комментирует все тот же смешливый голос в районе средних дверей).
Я, буравя взглядом дорогу (которая бесконечным серым факсом отрыгивается из-под колес автобуса под сзади следующие автомобили), спрашиваю Клона:
— И что следует из этого?
Я пожимаю плечами:
— Меня все сегодня разводят. Может, и так. Меня это не коробит. Женщин в мире много. Ты же знаешь, я никогда не депрессовал из-за того, что та или иная из них не стала со мной совокупляться.
Внимание сумасшедшей тетки теперь расконцентрировалось — с нас на всех пассажиров (которых в это время суток всегда немного, поэтому она могла не особо напрягаться с криком).
— Посмотрите, что происходит вокруг, люди, — распиналась она, с видом мессии воздевая руки к небу, скрытому от нас металлической крышей с приоткрытыми воздушными люками). — Мы сошли с ума («Нам нужна она», — со смешком вставил кто-то, сидевший в районе средних дверей), автобусы сошли с ума, город сошел с ума. Вспомните о душе, люди! Вспомните, пока не поздно!
Усы тетки смешно топорщились на сморщенном, как сушеное яблоко, старушечьем лице. Из-под усов то и дело выскакивали: капли слюны, ошметки пережеванной пищи и, по-моему, окровавленные куски десен — во всяком случае, десны у нее реально кровоточили, это было различимо. Типичный портрет Тех, Кто Думает О Душе. Оголтелые юродивые на паперти, бомжи в подземных переходах с заученным «дай бог здоровья». Прихиппованные бельмоглазые демократичные преподаватели с журfuckа и психи в общественном транспорте.