Сладость губ твоих нежных - читать онлайн книгу. Автор: Илья Масодов cтр.№ 16

Раньше солнца, раньше света

Прозвучало слово это —

Зов грядущих поколений,

Имя радостное — Ленин!

День и ночь горнила дышат,

И луна и солнце слышат

Звон горячих наковален,

Ленин — Сталин! Ленин — Сталин!

Сталин! Правда твоих книг

Не умолкнет ни на миг!

Нет покоя никогда

В светлой кузнице труда!

День и ночь горнила дышат,

И луна и солнце слышат

Звон горячих наковален,

Ленин — Сталин! Ленин — Сталин!

Бей рабочий от плеча,

Слышишь слово Ильича!

Слово Ленина зовёт,

Мудрость Сталина ведёт!

День и ночь горнила дышат,

И луна и солнце слышат

Звон горячих наковален,

Ленин — Сталин! Ленин — Сталин!

Все хлопают, особенно усатый, и девочки хором запевают Интернационал, они поют что есть силы знакомые им с детства слова, у многих на глазах слёзы, от холода и от чувств, они поют ясно и хорошо, как большая нотная машина, и Катя, стиснув руки в кулаки, сама удивляясь природе своего голоса, словно песня ожила в ней и дышит сама через Катин рот, такая, какой должна она быть, и никакое зло не может её заглушить, потому что всё, что поёт Катя, есть единственная и чистая правда. Узницы интерната поют непрерывно, три раза подряд, не давая мелодии ни остыть, ни ослабнуть, Надежда Васильевна тоже поёт, и стоящая возле неё Ольга Матвеевна, и Галя с бечёвкой в руке, и Макарыч хрипло подвывает из своей будки, приняв по случаю праздника двести граммов спирта, и Валентина Харитоновна, заведующая хозяйственной частью, подбавляет тонким козьим голоском, перетаптываясь чищенными холодными сапогами по песку и отирая рукой нос, и гости тоже поют, усатый громко и покачиваясь, а пожилой хрипло и почти неслышно. Пока длится песня, наступает полная тьма, зажигается фонарь, распугивая сгустившиеся было звёзды, и охрипшая Ольга Матвеевна произносит речь, о трудовой сознательности и исправлении допущенных ошибок, о любви к товарищу Сталину и заботе Родины, о пророческом даре Ленина и штурме Зимнего Дворца, закономерно ставшим концом Вечной Зимы человечества. Все снова хлопают, особенно усатый, он даже снимает перчатки, а поседевший не снимает, он уже старый и его плохо греет собственная кровь.

Потом все идут в столовую пить чай, усатый раздаёт девочкам из вещевого мешка по конфете, в столовой довольно холодно и сумеречно, светят три керосиновые лампы, все сидят в одежде, и Ольга Матвеевна объявляет, что сейчас боевой комиссар Гражданской войны расскажет о славных временах великих подвигов во имя победы революции, седоватый откашливается, смотрит на обращённые к нему бледные, голодные детские лица, и начинает говорить, он и дальше часто кашляет, снедаемый болезнью как наследием суровых годов становления Страны Советов, а говорит о митинге, на котором он лично видел товарища Ворошилова, о своих боях за Уралом, о ранении в живот, после которого еле выжил, и о своём товарище Федьке, погибшем от белочешской пули, как Федька упал, и он зарыл его снег, надеясь, что советская власть оживит, когда придёт время, силой научного электричества всех погибших за неё солдат, а до того времени, пока электричество нужно советской власти для разгрома интервенции и белой контрреволюции, лежать Федьке на сохранении в снегу, в замороженном виде, но враги откопали Федьку, и он сгнил, и много других красноармейцев сгнило в лесах и полях, не дождавшись мощи свободного электричества, способного быть, как знают теперь все из газет, и кровью, и силой человека, и даже его умом. Только совестью и честностью электричество стать не может, это философская проблема, над которой давно бьётся наука, но тщетно, не могут произвести совесть в лаборатории, и потому капиталистам не победить советскую власть её же оружием, ведь негде врагам взять чистоту души и энергию незапятнанной совести. И множество другого опыта классовой борьбы передаёт старый красногвардеец интернатским девчонкам, и становится понятно, что он твёрдый, несгибаемый ленинец и верный пёс трудового народа.

Когда седой гость устаёт и часто, надрывно кашляет перед собой в стол, Ольга Матвеевна хлопает, и все вслед за ней, а потом включают радио, по которому передают праздничные песни, и Ольга Матвеевна выходит с гостями во двор, а Надежда Васильевна предлагает девочкам танцевать под радио. Танцуют парами, и Катя впервые может открыто, на виду у всех, обняться с Зиной, и увидеть близко к себе её лицо, обычно совершенно скрытое ночной темнотой. Зина шепчет ей на ухо, они смеются и толкают встречные пары, в столовой тесно танцевать, и Катя с Зиной, как и другие, вылетают на улицу, под конус жёлтого фонаря, и кружат по песку, испрещивая его следами сапог. Гости стоят неподалёку, курят, седой запахивает рукой воротник на горле и улыбается чему-то своему, усатый смеётся, притоптывая ногой, ему визгливо вторит Валентина Харитоновна, а Ольга Матвеевна не смеётся, она пустоглазо смотрит в песок, машинально убирая рукой папиросу ото рта, и сбивает пепел указательным пальцем. Покурив, гости собираются уезжать. Седой прощается с девочками, он уже почти не может говорить, пыль походов разъедает ему горло, он только кивает и машет устало рукой в тёплой перчатке. Одна из девочек целует его, поднявшись на цыпочки, потом смущённо отходит в сторону, и тут все начинают подбегать к нему и целовать. Усатый хохочет, притоптывая ногой, ему визгливо вторит Валентина Харитоновна, поцеловав красного комиссара в бритую щёку, Катя чувствует странный его запах, химический аромат лекарств и жжёный дух больного горячечного тела. Некоторые целуют героя даже два раза, и ему приходится отступать к будке, где скалится за решёткой окна неусыпный Макарыч, как обезьяна в клетке, и Надежда Васильевна заслоняет седого от лезущих к нему девочек, насильственно прекращая стихийную демонстрацию нежности. На прощанье комиссар ещё раз машет из машины рукой, дверца захлопывается и мотор рычанием заставляет колёса разбрасывать песок, железные ворота со стоном смыкаются, вновь оставляя детскую толпу на тёмном острове, отгороженном от всего мира камнем высоких стен.

Радио умолкает, девочки печально собираются в очередь у сортира. Катя стоит с краю, заслонённая стеной барака от фонаря, что даёт ей возможность хорошо видеть звёзды, просыпанные в небе, будто должна скоро прийти большая серебряная птица и склевать их для своей сытости.

— Вот ты где, Котова, а я тебя всюду ищу, — говорит вдруг над ней голос Надежды Васильевны. — Пошли, к начальнице.

Катя вопросительно смотрит в холодные глаза Надежды Васильевны, но там нет ответа, и тогда Катя понимает: что бы не случилось, пощады не будет. Надежда Васильевна молча поворачивается и идёт прочь, и Катя начинает плестись ей вслед. К Ольге Матвеевне. Это крысы, крысы. По пути её постепенно пробирает дрожь, и когда они проходят мимо второго барака, у Кати уже зуб на зуб не попадает.

— Я что-то плохо сделала? — робко спрашивает она, не в силах больше выносить гнетущую кладь неизвестности. Надежда Васильевна молчит, засунув руки в карманы своего военного полушубка, шаги её тяжелы, и Катя понимает, что Надежда Васильевна пьяна. — Я что-то сделала не так? — снова спрашивает Катя, и сердце снова замирает у неё в груди. Она уже и не думала, что её сердце сможет так замирать, но страх глуп и всё ещё живёт в ней, несмотря ни на что. Надежда Васильевна не отвечает Кате, она смахивает волосы рукой со лба, покачнувшись на повороте, опирается той же рукой о стену цеха за углом, но удерживается и идёт дальше. Так они приходят к каменному строению с начисто выметенным крыльцом, над крышей которого течёт река дыма, заслоняя своим потоком сияние звёзд. Катя ещё никогда не была внутри, там страшно и тепло, хорошо натоплено печкой, из глубины комнат слышится музыка, бархатный женский голос поёт о любви и цветущих весенних садах. Надежда Васильевна стучит в одну из дверей, приоткрывает её, берёт Катю за плечо и вталкивает её перед собой внутрь. Катя спотыкается о порог, хватаясь рукой за дверной косяк, и видит стол у окна, накрытый скатертью, на нём тарелки и бутылки, сбоку от стола застеленная серым одеялом кровать, рядом с ней полированный комод с двумя дверцами, на комоде стоит горящая керосиновая лампа и лежат стопки книг, на стене висит портрет товарища Сталина. Катя останавливается взглядом на лампе, которая лучится ярким потусторонним светом, словно всё находится где-то глубоко под землёй. Она боится смотреть в другую сторону, где стоит у окна, закрытого белой гардиной с инеевой вязью, приближённая к высшим силам Ольга Матвеевна.