— Ваши слова можно трактовать почти как угрозу.
— Лучше как предостережение.
— Пользуясь вашим же выражением, это вопрос семантики. У вас есть ко мне что-то еще?
— Могу ли я прояснить один последний вопрос? — спросил я.
— Не тяните.
Не глядя на меня, Элдрич принялся строчить что-то на странице желтого блокнота с изящной медной пластинкой. Мысленно он уже простился со мной. Я вывел его из себя. И видел кровь на его носовом платке. Ему хотелось, чтобы я скорее убрался подальше.
— Это касается присланного вам списка.
— Список, список… — Капля крови сорвалась с его губ и шлепнулась на бумагу. Он продолжал писать, смешав кровь с чернилами. — Говорю вам, я не знаю ни о каком списке.
— И я не удивился бы, если бы в нем встретилось мое имя, — продолжил я, игнорируя его отрицание.
Кончик пера замер, и Элдрич уставился на меня, как старый злобный бесенок.
— Встревожены, мистер Паркер?
— Скорее заинтересован, мэтр Элдрич.
Юрист скривил губы.
— Что ж, раз уж вы так убеждены в существовании такого документа и моем знании о нем, тогда давайте поразмыслим. Если бы в том списке появилось мое имя, я мог бы серьезно встревожиться по поводу того, как оправдать попадание в него. — Он нацелил на меня окрашенный кровью кончик пера. — Полагаю, вы встретите моего помощника скорее, чем ожидаете. Уверен, что вам с ним предстоит многое обсудить. Будь я на вашем месте, стал бы готовить защитную речь прямо сейчас.
— И возможно, — добавил он, видя, что я встал, собираясь уходить, — вам стоит всерьез подумать о завещании.
Выйдя из кабинета Элдрича и спустившись на один пролет, я увидел секретаршу. Она встревоженно смотрела вверх на лестницу, испуганная недавно услышанным криком. Несмотря на озабоченность, в губах она сжимала неизменную сигарету.
— Что вы там делали с ним? — спросила она.
— Слегка подверг опасности его кровяное давление, хотя меня удивило, что в нем вообще еще есть кровь.
— Он стар.
— Но не отзывчив.
Она дожидалась, пока я спущусь, чтобы подняться к шефу и проверить, все ли с ним в порядке.
— Вы добились желаемого, — бросила она и, практически зашипев от злости, пригрозила: — Вы исчезнете с лица земли, и когда в вашем доме проведут обыск, то при надлежащем внимании обнаружат и кое-какую пропажу — фотографии в рамке или пары запонок, унаследованных вами от отца. Исчезнет значимая для вас вещица, дорогая фамильная ценность, овеществленная память, и никто ее больше не найдет, потому что он добавит ее в свою коллекцию, а мы закроем ваше досье и сожжем папку с вашим именем, так же как сгорите и вы сами.
— Вам это грозит первой, — заметил я. — Ваше платье уже задымилось.
Одну ногу дама уже поставила на второю ступеньку лестницы, и на ее юбке появилось удобное углубление для упавшего сигаретного пепла, который прожигал ткань. Секретарша смахнула пепел рукой, но дырка уже испортила наряд. Все относительно, впрочем: испорченное платье изначально выглядело отвратительно.
— Нам еще предстоит поболтать вскоре, — пообещал я. — А пока берегите себя.
Она прошипела что-то непристойное, но к тому времени я уже миновал ее и быстро спускался к выходной двери. Вчера вечером я предусмотрительно извлек револьвер из запертой коробки, спрятанной под запасной шиной в моей машине, и оружие придало мне больше уверенности в себе. Перед выходом из конторы Элдрича я снял куртку и, накинув ее на правую руку, замаскировал пистолет. Возвращаясь к машине, я держал его наготове и незаметно оглянулся посреди улицы, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Лишь выехав из Линна, я почувствовал себя хотя бы в относительной безопасности, осознавая ее временную условность. Встреча со старым законником лишила меня спокойствия, а уверенность и злобность угроз его секретарши дали мне необходимое подтверждение.
Коллектор располагал тем же списком, что и Эпстайн.
И в нем значилось мое имя.
Глава 31
Грейди Веттерс валялся без сознания на полу в гостиной Тедди Гаттла. Мальчик вкатил ему вторую, более сильную дозу успокоительного после того, как они закончили допрос, и он надолго лишился сознания. Дарина закрыла шторы и опустила жалюзи, а потом они с мальчиком подкрепились найденными в холодильнике продуктами. Вскоре мальчик задремал с открытым ртом, свернувшись на диване и подложив под щеку маленький кулачок. В таком состоянии он напоминал почти невинного ребенка.
Дарина не спала, пока еще не спала. Ожог продолжал болеть, но она, регулярно принимая ибупрофен, смотрела телевизор, приглушив громкость. Уже рассвело, но она не опасалась, что их обнаружат. И Веттерс, и его друг подтвердили, что днем в этот дом редко кто-то заходит, а недавняя ссора Веттерса с сестрой подразумевала, что и она вряд ли побеспокоит своего брата, пока он не принесет извинения за свое поведение.
Теперь история о том самолете в лесу стала известна Дарине — по крайней мере, настолько, насколько Харлан Веттерс захотел поделиться ею со своим сыном, но она не сомневалась, что дочери старик рассказал больше. Это выяснилось после того, как Грейди заявил, что отец считал его недостойным, не оправдавшим надежд отпрыском. Старик больше доверял его сестре Мариэль. Она ухаживала за больным отцом до самой смерти, и кто знает, о чем они говорили в его последние недели и месяцы? Дарина предпочла бы встретиться с ней как можно скорее, но осознавала, что мальчик нуждается в отдыхе. Боль ожогов ослабила и ее силы, да и в любом случае им лучше действовать под прикрытием темноты. При дневном свете изуродованное лицо привлечет внимание, а кое-кто в этом городке, возможно, еще помнит ее предыдущее появление в роли красивой журналистки.
Стараясь не разбудить мальчика, Дарина тихо прошла в ванную и изучила свое лицо в зеркале. Раны поблескивали под слоем мази, а поврежденный глаз напоминал молочную пенку в кровавой лужице. Ей нравилось быть красивой, ведь красота служила напоминанием о ее исходной природе; но ей уже не суждено стать красавицей — во всяком случае, в этой телесной оболочке. Шрамы останутся навсегда, даже если она согласится на пересадку кожи. Возможно, придется сбросить это обличье — так же, как пришлось мальчику, — и долгие годы блуждать в одиночестве, поджидая удобного случая для возрождения.
Со временем, все в свое время. Сначала важно разобраться с самолетом. Тот список должен вернуться в надежные руки.
Грейди Веттерс пошевелился и застонал, видимо замерзнув на полу возле холодного камина. Пытки им почти не понадобились. Наркотики сделали его более уступчивым, однако инстинктивно он еще пытался защищать сестру. Мальчику пришлось сломать Веттерсу щипцами пару пальцев, и тогда он выдал им все, что знал.
Хотя он мог утаить от них, что сестра рассказала о том самолете кому-то еще. Грейди Веттерс оказался достаточно глупым, чтобы выболтать эту историю Тедди Гаттлу, и тот, полагая, что действует в интересах друга, позвонил Дарине. Очевидно, Веттерсу не хотелось связываться именно с Дариной. Ему хватило ума понять, что это может привлечь ненужное внимание к нему самому и его сестре. Тедди Гаттл, к несчастью, оказался не настолько сообразительным, потому и умер. Мариэль Веттерс, согласно словам ее брата и его покойного дружка, была смышленее их обоих, но Грейди признался, что недавно его сестра рассуждала о возможности получения профессионального совета по поводу их ситуации. От брата помощи ждать не приходилось, и больше сестра к этой теме не возвращалась, но она обладала сильной волей и могла — как понимал Грейди — сделать что-то без его ведома, если считала, что поступает правильно. Если она получила консультацию, то обнаружение самолета становилось еще более срочным делом.