– Мы можем продемонстрировать бумаги на очередном заседании Совета министров!
– Какие министры? Власть правительства распространяется разве что на дворников у Мариинского Дворца. А Керенский… Не удивлюсь, если окажется, что он тоже… инфицирован… немцами. И что, на него тоже могут быть такие же бумаги?
– Следственное управление? Прокуратура?
– Дупель «пусто»!
– В прессу? Сразу в несколько газет?
– Газеты?!
– Но не листовки же на стенки. Уж очень специфический материал. «Транши», договор с Лениным… Это на немецком языке. Требуются разъяснения.
– Армия! Но кто? Краснов под арестом, генерал Духонин в Могилёве мнётся…
– Послушайте, Пётр Моисеевич, здесь в Петрограде генерал Лечицкий. Очень авторитетен в aрмии. Давайте поедем к нему.
– Нет, встречаться с ним должен славянин.
Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Комната Председателя Петроградского Совета Адольфа Иоффе. Утро
Карта Петрограда. Торчат флажки, закрашены некоторые участки. Иоффе в бухгалтерских нарукавниках ставит ещё один флажок. Именно он курирует раздачу оружия, демонстрации, создание отрядов Красной Гвардии. В комнате сидит группа агитаторов, координаторов из районов Петрограда. Даётся разнарядка на день. Крыленко37, Чудновский38, Подвойский39, Дзерэинский40, Бонч-Бруевич41 и др.
– Товарищ Крыленко! Завтра с утра в казармы бронедивизиона. Вместо одиннадцати броневиков, они выпустили из гаража шесть! А вам, Подвойский, на Путиловский завод. Колеблются! – Иоффе поворачивается к Дзержинскому: – Феликс! Уважаемый! Не сочти за… Но идти агитировать солдат в таком виде…
Действительно на Феликсе Дзержинском полосатые брючки, бордовая жилетка, приталенный сюртук, галстук бабочка. Расфуфыренный шляхтич.
– Всё сам пошил! – заявляет гордо Дзержинский.
ДИКТОР:
Дзержинский Феликс, 40 лет – боевик, агитатор. В общей сложности провел 11 лет на каторге и в ссылке. В дальнейшем руководитель главной карательной организации страны ВЧК – КГБ. Умрёт в 1926 году. Официальная версия – инфаркт.
– Шикарно! – восхищается Иоффе. – Поздравляю! Но… Посмотри на Крыленко. Дорогой Бонч! – обращается к Бонч-Бруевичу: – Обеспечь Эдмундыча шинелкой и всем что положено. Завтра у Вас, товарищ Дзержинский, выступление на митинге в Кексгольмском полку. Там много польских солдат…
Иоффе передаёт разнарядку по броневикам Крыленко. Тот читает.
ДИКТОР:
Крыленко Николай Васильевич, 32 года – агитатор. Прапорщик. Будет назначен Лениным Верховным Главнокомандующим российской армии. В дальнейшем министр юстиции. В 1938 году арестован и расстрелян.
– Всё всем понятно?! Пожалуйста… За работу, товарищи! – командует Иоффе.
Переговариваясь, агитаторы выходят в основной зал штаба Петросовета, набитый народом, табачным дымом, криками и суетой. В комнате задерживаются Подвойский и Чудновский.
– И как вы со всем этим управляетесь, товарищ Иоффе? – удивляется Чудновский.
– Так… Мальцы! Займитесь делом! Будет время и настроение, поделюсь секретами. Давай, давай выходи из царских покоев!
Действительно, комната у Иоффе, хоть и небольшая, но всё оборудовано для жизни. Буфет, самовар, бутерброды, пирожные, баранки, крепкий банковский сейф.
К Иоффе в комнату заглядывает Сталин.
– О, заходите, Дорогой Иосиф!
– Тут вот был у Владимира Ильича. Новые директивы.
– Конечно, конечно. Давайте! Садитесь. Чаю, кофе? Чачу?
– Откуда чача?
– Грузинские товарищи…
Иоффе наливает стопку, кладёт рядом бутерброд. И ещё конверт с купюрами. – Здесь за поездку в Гельсинфорс и жалованье за сентябрь…
Сталин с удовольствием берёт конверт. Выпивает и закусывает. Иоффе пробегает глазами текст. Кричит в большой зал штаба:
– Аксентьев! – вбегает Аксентьев. – Вот, милый, текст Ленина. Сразу же на первую страницу «Правды» и по всем другим нашим газетам. А вот этот кусочек в листовку. И передайте Каменеву, пусть не суёт нос. Не его дело.
Аксентьев выбегает. Заглядывает Свердлов.
– О, Яков, дорогой! Владимир Ильич и тебя не забыл. Личная записочка. Вот, товарищ Джугашвили принёс…
Звонит телефон. Иоффе снимает трубку.
– Иоффе слушает. Да, знаю. Вы в газете «Новая жизнь». Тише! Что?!
– Иоффе привстаёт. – Успокойтесь! Ну, принёс Терещенко… Публикации требует. Да. Слушайте, Федя! Вы кто в газете? Кор-р-ректор. И не вам давать советы главному редактору. Храните молчание. Большое спасибо за информацию.
В дверях почему-то на секунду застывает Свердлов. Да и Сталин перестаёт жевать бутерброд и прислушивается. Иоффе медленно кладёт трубку. Задумывается.
Тут влетает Фёдор Раскольников42 и разводит руками:
– Полная херня! Я им, а они мне…
– Оп-па! Спокойно, товарищ Фёдор! – подхватывает Иоффе. – Это мы уже в июле проходили. Значит, переговорщиков к казакам! Срочно! Обещать золотые горы и эшелоны для отправки их на Дон!
Санкт-Петербург. Финляндский вокзал. Вечер
Дождь. Из вагона спускается на перрон Ленин в сопровождении Эйно. Он в одежде пастора. На голове седой парик. Среди встречающих гауптман. Они переглядываются. Гауптман делает успокаивающий жест. Мол, всё в контроле. Ленин и Эйно выходят на площадь, садятся в автомобиль. Едут. Сзади автомобиль гауптмана.
Санкт-Петербург. Подъезд жилого дома. Вечер
Ленин в сопровождении Рахья проходит по лестнице черного хода на третий этаж. Везде на этажах маячат охранники, руководимые Сталиным. Он же и вводит Ленина в квартиру через чёрный ход.
Присутствуют: Зиновьев, Каменев, Троцкий, Свердлов, Коллонтай, Иоффе, Урицкий, Коллонтай, Бубнов и др.
В неярко освещённой комнате заканчивает свой отчёт Свердлов. Из боковой двери входит какой-то человек. Все вглядываются. Шум узнавания. Это Ленин. Он чисто выбрит. Ни бородки, ни усов. На голове седой парик.
– Ну, просто пастор из ближайшей лютеранской церкви! – ахает Коллонтай.
– А что?! Сегодня я буду русским Лютером! – Ленин приглаживает обеими руками сползающий парик, потом просто снимает его. – К чёгту! Итак, товарищи, начну с ругани. На повестке дня лозунг «вооружённое восстание». А вы… Демонстрации, митинги… Вчерашний день, товарищ Троцкий! Хватить цацкаться! Ждать формального большинства наивно! Ни одна революция этого не ждала. Сначала захват, а потом большинство! Завтра же прибываю в Смольный. И пусть это кое-кому из вас может не понравиться, но речь пойдёт о вооружённом захвате власти. Как можно быстрее! Военно-революционный комитет должен, наконец, заработать, товарищ Иоффе! Вспомните слова Маркса «восстание есть искусство». Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно!