Сон разума - читать онлайн книгу. Автор: Габриэль Витткоп cтр.№ 15

Прерывая чтение, X. любил открыть окно своей комнаты и долго смотреть на дворец и сад. Созерцая их переменчивое постоянство — за пеленой дождя, сверкающие инеем, запыленные летом, желтеющие в лучах заката или омраченные октябрьскими туманами, — он мысленно уносился в далекий мир, в страну теней и отголосков, где божества в масках требовали дани. Затем все рассеивалось за дымовой завесой, и X. уже не мог припомнить обстоятельств, вызвавших сей крик, похожий на птичий, — крик, заглушавший ураганы…

Позабыв о беге времени и жизни снаружи, я проводил целые часы во дворце, пока оконные стекла не приобретали свинцовый оттенок — предвестник ночи. Тогда, покидая галереи, я углублялся в нижний лабиринт, охваченный тьмой, и возвращался к родителям, стараясь ни с кем не встречаться. С того самого дня, когда я нашел ключ, небрежно оставленный в железной двери, и завладел им, я всегда носил его на теле, повесив на шею и втайне наслаждаясь его прикосновением.

Вскоре я привык к своей привилегии и принимал ее как должное. Я наверняка вознегодовал бы, случайно обнаружив, что дверь заперта на засов или что большой зал открыт для посетителей.

В тот день я пришел во дворец ни свет ни заря, пока его цоколь еще пустовал, с несказанной радостью предвкушая удовольствия долгого четверга. Как обычно, я открыл потайную дверь, и дворец, как обычно, встретил меня белым, ровным светом, тишиной и застарелым запахом.

Я взбирался по винтовой лестнице, как вдруг резко остановился. Там, где я прошел накануне, ничего не заметив, теперь что-то валялось. Какой-то предмет посредине ступеньки — призыв либо угроза. Зуб. Не веря собственным глазам, я не мог оторвать взгляд от маленького моляра в пятнах крови, с прилипшими клочками полусгнившей десны. Спустившись вниз, я добрался иной дорогой до мостков, куда изначально держал путь, но в тот день так и не удалось помечтать: ни полеты в пространстве, ни фантастические существа, которыми мне нравилось себя окружать, уже не повиновались моему воображению. Целостность разрушилась, стеклянная крыша дворца дала трещину. Я оставался не столь долго, как обычно, но не удержался, чтобы не спуститься по той лестнице, где обнаружил зуб. Он был на месте. Не отважившись пройти мимо, я предпочел снова подняться и спуститься с другой стороны. Черный поток ужаса заплескался внутри меня невысокими волнами. Ночью я не смог сомкнуть глаз.

После своей находки я растерял отвагу, но на следующий день, трепеща от страха, вернулся во дворец и все же решил подняться по роковой лестнице. Зуб исчез. Я тщательно осмотрел все вокруг — ни следа. В последующие дни я продолжил свое исследование, но не нашел ничего подозрительного. Поэтому я постепенно успокоился и несколько недель спустя даже подумал, что стал жертвой оптического обмана. Затем мы уехали на каникулы за город, и я забыл — ну почти — об этом тревожном случае.

Затем я вновь вернулся к своим прежним дворцовым удовольствиям, и долгое время не происходило ничего необычного.

11 января 19.. в саду на снегу найден обескровленный труп десятилетней Даниэль Лемуан. 2 февраля следующего года полиция обнаружила на полу китайской беседки двенадцатилетнего Патрика Ардуэна. 17 февраля — девятилетнего Андре Пера. 22 февраля — семилетнюю Марлен Фабр. 28 февраля — семилетнего Евангелоса Вагондиоса. 3 марта — двенадцатилетнюю Кароль Пайяр. 10 марта — девятилетнюю Мирей Лебо. 16 марта — девятилетнего Акселя Буа. 2 апреля — девятилетнюю Брижитт Эбуэ. 4 апреля — девятилетнего Поля Вашетта. 15 апреля — девятилетнего Жана-Франсуа Копо. 21 апреля — тринадцатилетнюю Арлетт Феликс, 30 апреля, у грабовой аллеи — пятилетнюю Жоржетт Сикар. Список рос в том же темпе, несмотря на полицейское расследование, пожарные команды и патрули жандармерии, сопровождаемые ищейками, что порой с фырканьем ощетинивались и падали на землю. Когда из уважения к семьям префект, наконец, принудил прессу к относительному молчанию о состоянии жертв, публика уже располагала достаточными сведениями, чтобы восстановить подробности, которые хотели от нее скрыть.

Это напоминало великое освобождение душ: все жители Б. избавились от вековечного бремени древнейших побоищ, радуясь, что кто-то наконец отважился взять его на себя. Жрец верховного церемониала, прокуратор высшей скверны, он вскоре был мысленно обожествлен. Однако после обожествления ему следовало умереть. В один знойный день, в самом центре города, женщины линчевали скрипача муниципального театра, и это происшествие отчасти восстановило спокойствие.

В одной галерее стоило наступить ногой на паркет, как он начинал скрипеть. Там-то я и обнаружил клубок вычесок со смрадным запахом. Всего пять минут назад, когда я там проходил, волос еще не было, однако я не слышал и скрипа паркета. Спина покрылась испариной. Я употребил слово «обычно», хотя все было необычно. Оглянувшись, я понял: когда я впервые вошел сюда в резком ослеплении ровным, рассеянным светом, на мою погибель была расставлена ловушка, но я должен избежать ее. Я вернулся — да, вновь вернулся, после того как нашел омерзительный клок волос. Однако он исчез, и я получил пару дней передышки: глупо лгал, сам не веря в свои россказни, успокаивал себя нелепой историей о хищных птицах, якобы проникших во дворец. Я старательно повторял фразу, которую отец изрекал сотню раз за столом.

— Все имеет рациональное объяснение, — говорил он, отламывая кусок хлеба или передавая соусник. Поскольку история с птицами была слишком уж убогой, я вскоре заменил ее другой, более правдоподобной — о владельце второго ключа, ведь теперь не проходило и дня, чтобы я не нашел какую-нибудь новую мерзость: грязное белье, кровянистые или уже кишащие червями останки. Впрочем, эти зловонные ошметки наполняли меня дурацким триумфом, ведь мои ожидания подтверждались: «Я же говорил!»

Он всегда ненавидел насилие, грубые прикосновения, крикливые голоса. Всегда боялся потрясений и боли. Он никак не может решиться на операцию по поводу грыжи. Ступает бесшумно. В карманах у него всегда лежат медовые конфеты от кашля. — Женевьева, — говорит он подчас сестре, — одолжи мне свой нож…

Дети готовы были, скорее, погибнуть, нежели отказаться от забав в подвале и маскарадов в каменных гротах. Вопреки предостережениям, они открыли гениально простой способ пробираться в свои владения и обманывать наблюдателей — полицейский интеллект оказался неспособным даже представить себе такую возможность.

Страх, овладевший с тех пор мною, был в сто раз приятнее и в сто раз сильнее всех прочих. Благодаря останкам мой дворец чуть не превратился в бойню, но они исчезали так же таинственно, как появлялись, и это исчезновение внушало ничуть не меньший ужас. Сколько раз мерещилась мне тень, что бросалась прочь при моем приближении? Сколько раз чудилось чье-то дыхание за спиной? Столкновение было неминуемо.

Случилось это после обеда на Троицу. В одной из самых высоких уступчатых галерей я внезапно остановился, заметив против света тщедушный серый силуэт, молча прислонившийся к балке. — Эй, кто там?..

Я впервые раскрыл рот во дворце, и фраза усилилась стеклянными сводами, отразилась металлическими арками, словно обрушился оглушительный водопад, будто пространство внезапно огласил чудовищный обвал.