Мы остановились возле потрясающего открытого автомобиля: «делаж», восемь цилиндров. Мужчина повернулся ко мне: «Вы поедете с нами?» Я сказал, что я тоже на машине и поеду за ними. Он был, в общем-то, любезен со мной. Казалось, он считает мое присутствие вполне естественным. Она же в тот момент уделяла мне не больше внимания, чем если бы мы были старыми знакомыми. «Где ваш автомобиль? — спросила она меня. — Вы могли бы оставить его здесь, а мы бы поехали вместе на нашем». Я согласился. Я только сказал, что хочу переставить свой на Театральную площадь, потому что стоянка машин возле кинотеатров после окончания сеансов запрещена. «Ситроен» стоял в нескольких метрах от их «делажа». Когда он увидел, что я направляюсь к «ситроену», он пошел за мной следом: «Господи, так это ваша?» Он сказал, что заметил его, как только подъехал к кино, потому что в жизни еще не видел ничего подобного. Она не спеша присоединилась к нам. «Да, уж досталось ему», — сказал он. Они оба уставились на «ситроен»: он с серьезным видом, она — с мечтательным. Конечно, они могли бы посмеяться над моей машиной, ей-богу, могли бы, потому что рядом с их «делажем» она выглядела просто смехотворно, как старая консервная банка. Но нет, они не стали смеяться. Мне даже кажется, что мужчина стал еще любезнее со мной, после того как увидел мой автомобиль. Я поставил его на Театральной площади, вернулся к ним, и мы уехали вместе.
А дальше была самая потрясающая ночь в моей жизни.
Я сел впереди, и она тоже, втиснувшись между нами. Я не знал, ни куда мы едем, ни чем вообще все это закончится, ведь он все время был с нами. Но я сидел рядом с ней, автомобиль катил по дороге, а ее муж оказался превосходным водителем. Я решил положиться на судьбу. На мне были шорты и рубашка с короткими рукавами, на ногах — теннисные туфли, они же оба были разодеты в пух и прах, но поскольку они вроде бы и не замечали, в каком я виде, меня тоже это не смущало. Они видели мой «ситроен», а значит и так уже все поняли, и в частности, почему у меня нет костюма. Такие люди, как они, должны были все это понять.
Как только мы оказались рядом, я сразу захотел ее. Мужчина, казалось, очень спешил скорее приехать, только я не знал, куда, он еще увеличил скорость. На нас он не обращал никакого внимания. Я почувствовал, как напряглось ее тело рядом с моим. Она раскинула руки в стороны, обхватив одной рукой его плечи, другой мои. Ветер прилепил ее платье к телу, и я мог угадать форму ее груди почти так же хорошо, как если бы она была голой. Она действительно выглядела очень крепкой. У нее была красивая, широкая грудь прекрасной формы. Немножко позднее, когда остались позади огни города, она вдруг сильно сжала мое плечо. И тут я подумал, что все произойдет прямо сейчас, что прямо сейчас я брошусь на нее. Мы ехали на большой скорости, ветер свистел в ушах, все казалось так просто, почти как в кино. Она изо всех сил удерживала мою руку и, когда уверилась, что я опомнился, отпустила. Потом весь вечер она вела себя именно так.
Мы остановились у первого же бара. «Пропустим по рюмочке», — сказал он. Мы зашли в маленький бар, расположенный в глубине сада, в баре было полно народу. Я думал, что мы будем там ужинать. Было десять часов вечера. «Три виски», — заказал он. Как только он начал пить и по мере того, как пил дальше, он все меньше и меньше интересовался нами. И когда я увидел, как он пьет виски, я начал кое-что понимать. Пока мы с ней пили, он заказал себе еще две порции, уже для себя одного. И опрокинул подряд одну рюмку за другой. А мы к тому времени даже не успели закончить первую. Казалось, он наконец дорвался. Чуть не умерев от жажды. Она увидела, что я ошарашен, и улыбнулась мне. Потом сказала очень тихо: «Не обращайте внимания, он без этого не может». А вообще-то он был очень симпатичный, он даже не давал себе труда говорить, ему было плевать на нее, на меня, на всё, он пил с истинным наслаждением. Все вокруг смотрели, как он пьет, и не могли оторваться. И на нее тоже смотрели. Она была очень красива. Волосы у нее совсем растрепались на ветру. Глаза были очень светлые, возможно, серые или голубые, точно не скажу. Она была словно ослепшая, а точнее, казалось, что такими глазами она не может видеть всего того, что видят другие. Когда она смотрела по сторонам, казалось, она вообще ничего не видит. Но стоило ей взглянуть на меня, и лицо ее внезапно озарялось, а потом почти мгновенно веки чуть прикрывались, словно для ее глаз это было чересчур. Когда она взглянула на меня, уже выходя из бара, я понял, что этой ночью мы будем вместе, что бы ни случилось, и что ей так же сильно хочется этого, как ее мужу — пить.
Мы снова сели в автомобиль. Мы ехали в полном молчании, только время от времени она говорила ему: «Осторожней, перекресток», или же он ругался себе под нос, потому что было слишком сильное движение. Мы долго ехали по городу, и он все время ругался, словно был вынужден ехать этой дорогой, хотя позднее я понял, что он вполне мог выбрать другой путь. Мы приехали в другой бар, возле порта. Он опять взял два виски, а мы — по одному. Но все же я начинал немного пьянеть. Она, видимо, тоже. Она пила с удовольствием. Я подумал, что, наверно, каждый вечер он таскает ее за собой по барам, иногда с кем-нибудь, кого ей удается подцепить, и она пьет вместе с ним. Выходя из бара, она сказала мне совсем тихо: «Мы должны перестать пить. Ему надо только не мешать». Наверно, ей все больше и больше хотелось отдаться мне. Пока ее муж с трудом садился в машину, она, воспользовавшись этим, наклонилась и поцеловала меня в губы. Тут мне сразу захотелось отшвырнуть его, сесть самому за руль и увезти ее отсюда. Захотелось сейчас же переспать с ней. И опять же, словно угадав мое желание, она затолкала меня в машину. Мы снова отъехали. Мужчина совсем опьянел и, видимо, сознавал это. Теперь он вел машину не так быстро, налегая всем телом на руль, чтобы лучше видеть дорогу, тогда как раньше сидел, небрежно откинувшись на спинку кресла. Мы снова въехали в город. Я хотел было его спросить, почему он колесит по городу, но в самом городе предпочитает не останавливаться. Думаю, он и сам этого не знал. Может, ему просто хотелось удлинить маршрут. А может, он других дорог не знал и поэтому все время ездил через центр. Меня все это уже начинало раздражать, тем более что теперь он тащился, как черепаха. И потом, он распоряжался нами по своему усмотрению, не спрашивая нашего мнения, заказывал нам виски с содовой только потому, что сам его любил. Мы остановились у третьего бара. На этот раз он заказал три мартеля, опять же не спросив нашего согласия. Тогда я сказал: «С меня хватит. Пейте сами ваш мартель». Мне захотелось бросить все к черту. Прошел уже час, как мы уехали из «Эдема», и конца этому видно не было. «Извините, — сказал он, — я должен был спросить вас, чего вы хотите». Он взял мой коньяк и выпил его залпом. Тогда я сказал ему: «Никак не могу понять, зачем вам переезжать из бара в бар, а не выпить все в одном месте?» — «Вы еще мальчик, вы ничего в этом не понимаете». Это была последняя осмысленная фраза, которую он произнес в тот вечер. После моего мартеля он выпил еще два. А потом вдруг разом ссутулился и как-то сник. Он сидел на табурете и чего-то ждал. Он казался совершенно счастливым. Я предложил его жене оставить его здесь и уехать со мной. Она сказала, что не может этого сделать, потому что плохо знает хозяина бара и не уверена, что его отвезут домой на следующее утро. Я начал настаивать. Она отказалась. И все же ей все больше и больше хотелось отдаться мне. Это бросалось в глаза, было буквально написано у нее на лице. Она подошла к нему, ласково встряхнула его, сказала, что мы еще не ужинали, а уже одиннадцать часов. Он достал из кармана деньги, положил на стойку, не дожидаясь сдачи, поднялся, и мы пошли к выходу.