Красный дождь - читать онлайн книгу. Автор: Сейс Нотебоом cтр.№ 35

Эпели с гордостью поведал мне, что единственный на весь Тихий океан Университет Атениси, где обучали латыни и греческому, находится в Тонгатапу, и дал мне его адрес. И я явился по приглашению ректора, Фута Хеле, чтобы принять участие в «незабываемом античном празднике»: под домом прогуливались свинки, в доме кто-то пытался играть на вдрызг расстроенном пианино Моцарта, а во дворе группа молодых людей пыталась исполнять местные песни в ожидании Лага-церемонии. К последнему я был готов: kava выглядит невинно, она похожа на сильно разбавленное молоко, но не имеет с ним ничего общего. Ее приготовляют из перечного корня. Не знаю, что повлияло на меня особенно сильно: медленная, гипнотизирующая песня, скрип пестика, которым растирали в здоровенной ступке белый корень, или дочь Фута Хеле, продолжавшая барабанить на раздолбанном пианино нечто невразумительное: если это и был Моцарт, то в специальной аранжировке, предназначенной для исполнения в тропиках. А может, дело было в ветре, шумящем в ветвях пальм, и в самом грязно-белом напитке, смеси воды с растертым корнем. Смесь приготовлялась в долбленом деревянном чане на четырех ножках, откуда каждый черпал kava половинкой кокосовой скорлупы. Результат не похож на опьянение (несмотря на многократные визиты вашей скорлупки в чан), но вызывает либо сонливость, вплоть до полной отключки, либо демонстрацию не лучших сторон характера, после чего возникает страстное желание воспарить и, неспешно взмахивая крылами, отправиться инспектировать соседние острова на предмет наличия там еще полных чанов с kava.

На самом же деле улететь с острова оказалось непросто, это я понял в последний день своего пребывания там. С большим трудом удалось зарегистрировать билет на рейс до Самоа, отправлявшийся вечером в субботу, одно было неясно: произойдет это счастливое событие вчера или завтра; впрочем, все это не имело значения, — потому что рейс так и не состоялся. Пассажиры, ожидавшие самолета возле здания аэровокзала — на Тонге все происходит не «внутри» а «возле» зданий, — вели себя почти как беженцы, нервно поглядывая на часы и прислушиваясь, не раздастся ли в вышине шум моторов самолета. И чего все так беспокоятся? — думал я, оставаясь, благодаря счастливой неосведомленности, единственным среди них оптимистом. Они-то помнили, что нигде в мире молитвенная нерушимость Господнего дня не соблюдается с такой истовостью, как на Тонге; до наступления воскресенья оставалось всего полчаса, а по воскресеньям местный аэродром самолетов не принимал. Следующее за полуночью мгновенье до сих пор живо в моей памяти. Все застыли, затаив дыхание, часы пробили полночь; и сразу же в вышине послышался шум самолета, развернувшегося над аэродромом и возвращавшегося назад, не забрав нас с собой. Мы, внизу, начали нервно смеяться, каждый — своим мыслям. Шум одинокого самолета замирал в тишине тропической ночи. Я должен был бы сильно расстроиться, но этого не случилось. Чудом оказался я на Тонге и теперь, благодаря новому чуду, должен был провести воскресенье в месте, где понятие Праздности, ничегонеделания в этот день возведено в абсолют; состояние полного покоя сопровождается колокольным звоном, который раздавался каждые два часа, подтверждая: все застыло. Все, на самом деле все, закрыто; движутся лишь птицы и прихожане, направляющиеся в церковь, зажав под мышкой Библии и молитвенники. Ни рестораны, ни бары не работают, райская праздность распространяется по затихшему острову. Из окна своего номера я смотрел на проходивших мимо прекрасных, как во времена Гогена, людей. Гордо, словно драгоценности, несли они черные книги; люди, живущие в раю, шли петь, и молиться, и слушать проповеди о вечных адских муках.

Все здесь располагало к медитации, и я решил пройтись и подумать о чем-то приятном. О красоте и грехе, праздности и движении. Как бы устроить так, чтобы остаться здесь навсегда: ловить рыбу, срывать время от времени кокос, позабыть суету внешнего мира, основать личный скит Ордена Молчащих и Постигающих? Путешествуя по свету, я делил места, которые посещал, на те, куда мне хотелось бы вернуться, и те, куда лучше не возвращаться. Останься я здесь, пришлось бы сообщить миру о месте, которое невозможно покинуть. — Кто еще не понял, поглядите на карту Тихого океана. Островное королевство Тонга занимает площадь 362 500 квадратных километров и расположено на уйме островов и островков, застывших посреди бескрайнего океана; время здесь вообще ничего не означает, и неудивительно, что именно здесь провели линию перемены дат. Собственное время Тонги течет медленно, как густой сироп, и определяется без участия часов; параллельно с ним существует время Папаланги — остального мира, и соотношение между ними примерно такое: один час Тонги равен двенадцати часам Папаланги. Но раз времени тут не существует, то не существует и множества других вещей, к которым мы привыкли; не знаю, достанет ли мне внутреннего покоя, чтобы основать Орден Молчащих и Постигающих.

Когда-то молодой канадский писатель, посетивший Амстердам, спросил меня, зачем, черт побери, живя в одном из прекраснейших городов мира, я все время куда-то езжу. Хороший вопрос, особенно если он вспоминается, когда сидишь, опершись спиною о ствол пальмы. Солнечные зайчики превращают океанскую равнину в поле, вымощенное драгоценными камнями, но мне видится туманный октябрьский вечер в Амстердаме, а сразу за ним — ледяной, сырой вечер на острове в венецианской лагуне, с которого далекие городские огни едва видны. Венеция и Амстердам, два города, которые я, возможно, люблю больше всего на свете. А Лос-Анджелес? Этот город нельзя любить, считают многие из моих американских друзей, но сейчас здесь, на другом конце бескрайнего океана, я ощущаю, как ни странно, болезненную тоску по нему, чудовищно разросшемуся мегаполису, так и не победившему пустыню, посреди которой он некогда возник. Я провел там целый год, когда писал «День поминовения»; гуляя по залитому солнцем берегу океана в Санта-Монике под колоссальными вашингтоновыми пальмами, я сочинял книгу о снежной, холодной берлинской зиме.

А из моего внутреннего архива продолжали всплывать воспоминания: волшебный город Паган в Бирме с сотнями храмов, ночное плавание на старинном корабле по реке Гамбии, вечер в 1955-м — на балконе, над огромной центральной площадью в Саламанке, по которой прогуливались, болтая и споря, студенты и профессора унивеситета. И все эти миры живут не только в моей памяти, они существуют на самом деле; стоит мне захотеть, и я полечу туда. Сложная, почти невыполнимая задача для вечного странника: вновь навестить те места, где уже побывал.

Каждому дается лишь одно тело, мое в данный момент находится в Тонгатапу. А другие города и пейзажи пускай остаются там, где они есть. Зазвонили колокола, на этот раз у меня появилось чувство, что здесь и теперь — не в Японии, не в Мали, не в Мюнхене — звон их обращен ко мне. Вдали виднелись чуть заметные над поверхностью океана рифы Хакау Тапу, солнце покраснело, коснувшись воды, большие черные летучие мыши, жутковатыми плодами провисевшие весь день на деревьях, готовились к ночной охоте; настало время вечерней мессы. Мимо прошел старик в заплетенной косичками тростниковой юбке — ta'ovala с пропущенной сквозь нее kafa — веревкой из кокосовой мочалки: так одеваются тонголезские аристократы. Часто эти штуковины, предназначенные для церемониальных случаев, вроде церковной службы, передаются по наследству. Я последовал за стариком и вытянул счастливый жребий, потому что попал в ту церковь, где праздновал воскресный день король Тонги, Тауфа'ахау Тупоу IV, окруженный всей своей семьей. Когда-то, на заре времен, бог Солнца Тангалоа влюбился в девушку, которая собирала ракушки на берегу. Ее звали Йилахева, и он похитил ее, как Зевс Европу; похоже, все боги только и делают, что похищают девиц (за исключением того, которому молимся мы, но именно поэтому он остался в одиночестве). Девушка родила сына Ахойейту, который и стал первым Тау. С тех пор существует местный королевский род, длинная, непрерывная линия предков, в точности как в Японии. Японский император до сих пор ночь перед коронацией проводит с богиней Солнца, и никто не смеет при этом присутствовать.