Потерянный рай - читать онлайн книгу. Автор: Сейс Нотебоом cтр.№ 17

— В огненный период, — парировал другой голос (Эрик как раз вылез, чтобы постоять в горячей воде), — человек достигает личной зрелости, но наступает «бабье лето», и земля переходит от сохранного «я» к опасному «ты». Необходимо известное мужество, чтобы войти в связь с землей, соединиться с ней. Связь создается соединительными тканями, которые, связывая все со всем, строят наши тела…

Эрик скоро потерял нить рассуждений, но успел узнать о балансе селезенки и поджелудочной железы и задумался о том, все ли у него в порядке с этим балансом, потом прошел еще один круг по ледяной воде и сбежал в свою комнату, носившую имя Дикая роза. По дороге ему попались еще: Чистотел, Медвежья лапа, Водосбор и зал, где унылые рабы изнывали в борьбе с пыточными механизмами. Молодая женщина бежала по вечно крутящейся у нее под ногами ленте, русский, рядом с которым он с утра ожидал своей очереди, приседал и медленно поднимался с гигантским весом, прицепленым к блоку, а еще одна жертва, накрепко обвязанная ремнем поперек туловища, пыталась подняться, преодолевая чудовищную тяжесть и наливаясь краской от натуги; что за бессмысленный, тяжелый труд, подумал он.

Никогда еще он не занимался своим телом так много, а теперь это происходило каждый день. Его умащали маслом, массировали, натирали солью, устраивали ванны с сеном и грязью, и каждый день он получал с утра одну булочку, а в полдень — минималистскую композицию, плод трудов художника-скульптора, но все съеденное сжигалось на первых же километрах пешей прогулки в гоpax. По вечерам же предлагался выбор между булочкой и картофелиной, большим клубнем, одиноко ожидавшим посреди тарелки свидания с сочной свиной отбивной, на которое та ни разу не явилась. Сбрызгивая картофелину в качестве компенсации крупными каплями льняного масла холодного отжима, Эрик вспоминал рыбий жир, которым его пичкали в детстве. К картошке подавались две полные чайные ложки парфе из семги или тоненький кусочек авокадо; предполагалось, что этого должно хватить на бесконечно длинную ночь, на пороге которой каждый проходил ритуал приема какого-то белого порошка, разведенного в воде, после чего наступал покой до утра. Которое начиналось с поглощения дьявольски-горького напитка, приводившего через некоторое время к катаклизму в животе, сравнимому разве что с извержением вулкана, сметающим на своем пути деревни и губящим бессчетные толпы людей.

Мысли о чем-либо покинули Эрика. Если бы ему сказали, что остаток жизни придется провести рядом с доктором Крюгером, он не удивился бы. Все, что занимало его прежде — грядущая война, голландская литература, газета и даже Аннук, куда-то исчезло; он спал, как сурок, отмечая с изумлением, что тяга к выпивке и сексу пропала совершенно, и радуясь овощному бульону, за которым каждый день, начиная с без четверти одиннадцать, выстраивалась очередь, и сеансу массажа, который проводила с ним Сибилла. Однажды он осмелился сказать, что никогда не встречал женщины с такими сильными пальцами (которая вдобавок — этого он сказать не посмел — выглядела бы невесомым эльфом), и она ответила, что занимается альпинизмом, после чего он тут же представил себе, как ее сильные пальцы вцепляются на огромной высоте в отвесную скалу.

Итак, Эрик погрузился в новую для себя Вселенную, в заботы о пищеварении и правилах питания, в целебный чай и монастырское уединение. Никогда больше не поесть ему вечером салата, не почувствовав глубины своей греховности, в животе его плещется море целебного чая, он уже не мыслит своего существования без доктора Крюгера с его лекциями о секретах китайской медицины и парочки зомбированных лесбиянок за соседним столом, без фабриканта-колбасника из Лихтенштейна, водной аэробики в огромном спортивном бассейне и Qi Gong. [49] Список того, что он никогда в жизни не должен больше делать, есть и пить ежедневно пополнялся, иногда ему казалось, что он занят высвобождением своего нового тела из плена старого, которое можно оставить в Альпенхофе либо отослать в анатомический театр какого-нибудь университета. Что делать с этим новым телом, он пока не знал, но намеривался никогда больше не пить ни кофе, ни спиртного; новое тело, святыня с до блеска прочищенным кишечником, обладало сердцем и печенью двадцатилетней тибетской монашки.

Днем он отправлялся в горы, шел по тропе меж заснеженных сосен, отзываясь ставшим уже привычным Grüss Gott [50] на приветствия встречных и заходя с каждым разом все дальше; целью его походов был недосягаемый пока Святой источник в Паче. Наверное, думал он, такое можно испытать только после смерти: исчезновение прошлой жизни и сопровождающее эту потерю ощущение восторга: наконец-то свободен. Вдоль лесной тропинки, по которой он проходил каждый день, простодушные крестьяне установили деревянные шесты, а к ним прикрепили укрытые от снега изображения остановок на крестном пути, завершающиеся апофеозом, до которого ему хватило дыхания добраться лишь на пятый день. Яркий солнечный свет, пробиваясь сквозь ветви деревьев, окружал изображение золотистым сиянием, как бы подтверждая: всякой потере суждено со временем обратиться в картину, заключенную с золотую раму.

Но счастье не может длиться вечно, приближалась пора возвращения на грешную землю.

После прогулки Эрику подали почту: записку, в которой сообщалось, что с Сибиллой приключилась небольшая (nicht ernsthaftes) неприятность во время занятий скалолазаньем, поэтому завтра сеанс массажа проведет с ним «другая сотрудница», и конверт, надписанный капризным почерком Аннук, который он не стал вскрывать. Глядя в окно на зажигавшиеся в деревне огоньки и слушая перезвон колоколов, настоятельно напоминающих о вечернем чтении angelus'a, Эрик вдруг понял, что ему не хочется возвращаться в свое недавнее прошлое и вспоминать о вещах, на время отступивших, спрятавшихся за прикрытой дверцей шкафа, как тот ангел, и теперь дразнящих память, побуждая углубиться в еще более далекое прошлое, во времена, о которых хотелось забыть навсегда.

Мы позволим ему выспаться этой ночью, пусть считает, что ему ничего не снилось. К утру поднялась сильная метель. Он проснулся позже всех, выпил свою Bitterwasser и съел Semmelbrötchen в непривычном одиночестве, наблюдая за окном сражение доктора Крюгера с метелью, напоминающее сцену из фильма об Амундсене, и спустился в подвал, где обычно ожидал Сибиллу. Трудно выразить словами то, что случилось вслед за этим. Ближе всего к истине выражение: у него перехватило дыхание, но поскольку с ним мы уже знакомы, а ее никак не ожидали здесь встретить, то не будем пока вдаваться в подробности. Ясно одно: они, оказывается, уже знакомы. Но нам не увидать того, что предстало перед мысленным взором Эрика — ангельских крыльев у нее за спиной; произошло чудо: он вновь встретил ангела, которого все эти годы не мог забыть. Но не успел сказать ни слова, она, приложив указательный палец к губам, потянула его за руку, поднимая со стула. И, произнеся его имя — Herr Zondag — без ошибки, попросила проследовать в массажный кабинет; так настоящее, соединив собою будущее с прошлым, с непреодолимой силой бросает друг к другу несоединимых людей. Последнее, что мы успеваем увидеть: совершенно ошарашенного человека, готового принять на себя непосильную ношу, но пока что тупо уставившегося в стену, на плакат, изображающий схему акупунктурных точек стопы.