Варшава - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Козлов cтр.№ 2

– А в каком магазине? В том, что прямо на проспекте?

– Нет, за «Тортами», знаешь? Пройти «Торты», кинотеатр «Мир», и в следующем доме…

Карпенко – симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, а Рублева – уродка, носатая, неприятная. Правда, фигура – ничего, особенно грудь.

Звенит звонок. Я поворачиваюсь к окну. На пятом этаже дома, где аптека, у окна стоит тетка. Я вижу ее каждый раз, когда у нас пара в этом корпусе.

Заходит Кузнецов. Ему лет двадцать восемь, в черном свитере и светло-синих джинсах.

Мы привстаем, садимся. Кузнецов подходит к окну.

– Все стоит тетя. Мы учились – стояла, теперь вот вы…

– Учиться хочет, – говорит Липатов. – Спик инглиш. Наверно, поступала в иняз раз десять, и не поступила. Теперь вот смотрит и давится слюной.

Я открываю последнюю страницу полуобщей тетради, закрашиваю клетки через одну.

Кузнецов садится за стол, смотрит на нас.

– Знаете, я утром делал два часа синхронного перевода… В общем, чувствую себя, как выжатый… апельсин. Так что, давайте поработаем в щадящем режиме. Мы же с вами на одной стороне, хотя формально и по разные стороны кафедры.

Некоторые улыбаются, отличница Трофименкова морщится.

– А вообще, сейчас для переводчиков лафа, можно сказать, – говорит Кузнецов. – Особенно с английским. Можно зарабатывать очень неплохо, в энное количество раз больше, чем, скажем, те, кто находится по эту сторону кафедры.

Он встает из-за стола, идет по проходу. У Голубовича вместо закладки – календарик с «мицубиси».

– Что, голубая мечта? – спрашивает Кузнецов. Голубович надувает губы, дергает плечами. – Тысяч десять «зеленых» стоит, не меньше.

Конкина спрашивает:

– Юрий Николаевич, а это правда, что со следующего года обучение будет на белорусском?

– Вообще, слухи такие ходят. От наших правителей можно ожидать чего угодно. То они, извиняюсь за выражение, задницу Москве лизали, то вдруг все стали ярыми националистами. Сейчас даже мультфильмы на белорусский переводят. Видели? Я вчера включил телевизор – там «Калыханка», и в ней мультфильм – на белорусском.

Конкина говорит:

– А как мы будем, если белорусский введут?

– Ну, как будем, как будем… Выучим. В школе все учили, вспомним, освежим… Будете знать еще один европейский язык. – Он хмыкает.

Мою руки холодной водой в туалете на втором этаже. Рядом курит препод с нашего факультета – он ведет у сто восемнадцатой группы. В костюме, белой рубашке, волосы стянуты в хвост. Он кладет сигарету на край раковины, вынимает из кармана калькулятор, начинает считать.

В буфете корпуса «А» беру две вареные сосиски с остывшим пюре и стакан томатного сока. Плачу восемьдесят три рубля.

Сажусь за стол. На нем – три пустых стакана и тарелка с целлофаном от сосисок.

В углу какая-то группа празднует день рожденья. На столе – торты и бутылки лимонада.

– Позвольте мне поднять этот бокал за нашу Марину, – говорит волосатый чувак. – Умницу, красавицу, спортсменку. Вот, разве что, уже не комсомолку. Зато, в прошлом, само собой, пионерку…

Все хохочут, чокаются лимонадом.

Я разламываю вилкой сосиску.

* * *

Захожу в ЖЭУ рядом с домом. В коридоре горит тусклая лампочка. Мужик курит сигарету без фильтра, у ног – ящик с инструментами. В углу свалены лопаты и метлы.

Иду по коридору, упираюсь в дверь, открываю.

Еще коридор. Несколько дверей. На одной – табличка «начальник». Я стучусь, заглядываю.

– Здрасьте.

За столом – тетка в черной телогрейке, читает «СПИД Инфо». На полу – обогреватель с раскаленной спиралью. Я вхожу, закрываю дверь.

– Ты по какому делу?

– Насчет работы. Я – студент, хочу устроиться дворником.

– А где учишься?

– В инязе.

– Иногородний?

– Ага.

– А откуда?

– Из Могилева.

– Стипендию что, не платят?

– Платят, но мало…

– Да, это раньше можно было жить на стипендию… Что, и родители не помогают?

– У них самих не особо… Да я и не хочу, я лучше сам заработаю.

– Сам, говоришь, заработаешь?

Я киваю. Тетка кладет газету на стол. В центре страницы – фотография голой девушки.

– Это ты, конечно, молодец, что хочешь сам заработать. Не то, что некоторые – только пить-гулять.

Она достает из пачки «BT» сигарету, наклоняется, прикуривает от спирали, пододвигает пачку ко мне.

– Нет, я не курю.

– Тоже молодец. Хороший парень – сразу видно. Но помочь я тебе не могу. У нас все места забиты, никто не уходит – у некоторых жилье наше, нельзя уходить. А у кого свое, все равно не уходят – сейчас с работой тяжело, никуда не устроишься. Так что…

– Ладно, спасибо.

– Не за что.

* * *

Пьем пиво в кафетерии булочной – я, Липатов и Голубович. Липатов в «косухе», черных джинсах и грубых ботинках. Он слушает только «Депеш мод». Голубович – в обычной серой куртке.

– Хорошо вчера погудели, – говорит Липатов. – Пошли с моей герлфренд в кабак, посидели. Тысяча двести. Вся стипендия, короче. Проводил ее, потом пипла знакомого встретил, раздавили ботл рашен водка. Утром еле встал…

Липатов морщится, отпивает пива. На стойке – серые бумажки от пирожных, обсыпанные крошками. Голубович отставляет бутылку, кусает заусенец на пальце. Он говорит:

– Ну, я вообще тоже с пацаном вчера, корешем своим… Зарулили в кафе, по сто водки…

– Ты ж говорил – дома сидел, футбол смотрел, «Барселона» – ЦСКА?

Я спрашиваю:

– А кто выиграл?

Голубович краснеет.

– Так это после футбола уже…

Голубович смотрит на свои пальцы, они вымазаны шариковой ручкой. Он поворачивается ко мне.

– Ну что, нашел работу?

– Не-а. А ты?

– Тоже пока голяк. Дал объявление в «Экспресс-газету» – «студент ищет работу в свободное от учебы время». Звонит какой-то хрен, говорит: есть работа – продажа курток «аляска». Он их шьет, а я должен выкупать за свои бабки и продавать на Комаровке. Я его послал, конечно. – Голубович отхлебывает пива. – Вот устроиться б на валюту на Комаровке. Это, блин, работа, я понимаю… Липа, ты кого-нибудь знаешь, кто там работает?

– Одного знаю – он в сорок шестой учился. Вместе на УПК были, а летом «косухи» брали в ГУМе. Там тогда коммерческий отдел открыли, и в нем – «косухи» по пятнадцать штук. По сто баксов, короче. Потом, в августе, бакс скакнул, а они цены поднять не успели, лоханулись. И «косухи» стали уже не по сто, а по семьдесят – если рублями. Он мне позвонил, мы поехали, взяли.