Жалитвослов - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Вотрин cтр.№ 98

Гримаса изумления исчезает с лица Вити, и на ее месте появляется сердитое выражение — брови нахмурены, рот поджат.

— Это когда они меня без сладкого оставили, — говорит Витя.

— А не страшно в лесу одному? — спрашивает Егупов. — Волков не боишься?

— Тут волков нету, одни протелы, — отвечает Витя, сердитая гримаса не сходит с его лица, отчего получается, что он будто сердится, что настоящих волков в лесу не осталось. — Они земляные — норы копают и в них живут. Они не страшные.

— А еще какие рожи у тебя есть? — спрашивает Егупов.

Сердитая гримаса быстро исчезает с Витиного лица, он скашивает глаза, как-то сморщивает нос и становится похожим на Егупова. Егупов будто смотрит на свое отражение в детстве и видит себя таким, каким его всегда дразнили дворовые пацаны.

— Косой! — доносится до него из прошлого их истошный крик.

— У меня их много, — говорит Витя, довольный впечатлением. Он надувает щеки, что-то делает со лбом и становится поразительно похожим на Валентину Андревну. — Она так злилась, — говорит он ее голосом. — Засадила меня в карцер. Так я в лес сбег.

— Тут еще кто — нибудь живет, в лесу? — спрашивает Егупов.

— Еще пацаны живут, наши, интернатовские, — говорит Витя. — Наших тут много. Мы костры жжем и с пауками воюем.

— А к родителям не хочешь? — спрашивает Егупов.

— Они мне не давали рожи строить, — говорит Витя. — Обещали меня в цирк отдать. А я в цирк не хочу, там животных мучают и рожи у всех ненастоящие.

— У тебя, значит, настоящие? — спрашивает Егупов.

— А я знаю, какая рожа вам нужна, — радостно объявляет Витя и вдруг отступает назад. — Мне пацаны рассказали, они вас под матюшиной дверью подслушали.

— Покажи! — просит Егупов, делает шаг к нему. Получается жалобно, он не ждал такого от себя, удивляется.

— Не-а, — говорит Витя радостно и делает еще шаг назад. — Это моя любимая рожа, она у меня всегда, когда никто не смотрит.

— Покажи! — просит Егупов, протягивает к нему руки. Витя звонко смеется и бежит по тропинке. Егупов бежит за ним, но скоро его теряет — солнце уже садится, лесом завладевают тени.

Возвращается Егупов в интернат затемно, возвращается мрачный и облепленный паутиной: палку он потерял по дороге. Комната встречает его темнотой, в ней чувствуется враждебность, но он не обращает на это внимания: все комнаты в темноте выглядят враждебно, а эта враждебность вполне может быть направлена на руководство интерната, которое никак не расплатится за электричество. Егупов долго обливается водой. В дверь стучат. С полотенцем на плечах он идет открывать. На пороге Валентина Андревна с керосиновой лампой.

— Лампа вот, — говорит Валентина Андревна. — Если что записать захотите.

— Спасибо, — говорит Егупов.

— Есть не хотите? — спрашивает Валентина Андревна — А то бы червячка заморили.

— Нет, я лягу, — говорит Егупов. — Устал.

— А, ну ладно, — говорит Валентина Андревна. — Спокойной ночи.

Она в каком-то широком платье и в ночных шлепанцах. Егупов закрывает дверь, слыша, как она шаркает ими по коридору. Он ставит лампу на стол, подкручивает ее, чтобы не коптила, достает из своего чемоданчика в шкафу блокнот и начинает писать в нем. Витя Катков не выходит у Егупова из головы. А вдруг это не собака — философское животное, как считал Платон, а ребенок. От этого сумасшедшего вывода Егупов пропотевает. Он быстро строчит в своем блокноте. Ложится заполночь и во сне всю ночь идет куда-то под несмолкаемым дождем, что ест ему глаза, как пот.

Наутро и впрямь идет дождь. Валентина Андревна встречает его, одетая в дождевик, в огромных резиновых сапогах, залепленных грязью. Егупов спрашивает ее, как спалось, и Валентина Андревна отвечает:

— А я и не ложилась.

Стаскивает с себя дождевик, Булдурген приносит ей что-то горячее в кружке, Валентина Андревна говорит:

— Мы с Булдургеном так и не ложились, правда, Булдурген?

Булдурген кивает, что-то бормочет.

— Ну да, — громко подтверждает Валентина Андревна и с торжествующим видом поворачивается к Егупову:

— Можете доложить в министерстве — все пойманы. — Дети, которые скрывались в лесу, — отвечает Валентина Андревна на егуповский молчаливый вопрос, добавляет: — И Катков тоже.

— Вы мне его покажете? — спрашивает Егупов, стараясь не выдать своего волнения.

Валентина Андревна довольно смеется.

— Конечно, дорогой Станислав Петрович, — говорит Валентина Андревна.

Егупов смотрит на часы.

— В десять поезд, — говорит Егупов. — Мы успеем?

Валентина Андревна удивлена.

— А, — осторожно начинает Валентина Андревна, — вы разве не посмотрите нашу отчетность. Все инспектора смотрят нашу отчетность. Она у нас в порядке, — торопливо присовокупляет Валентина Андревна.

— Я в этом уверен, — говорит Егупов.

— И участок не осмотрите? — спрашивает Валентина Андревна.

— Местность у вас очень красивая, — задумчиво говорит Егупов. — Остался бы отдохнуть. Да дела зовут.

Они выходят в парк и идут к воротам. Накрапывает. Земля мокрая. Воздух пахнет грибами.

— А где дети? — задает Егупов вопрос.

— Дети в палате, — ровно отвечает Валентина Андревна. — Карантин.

Они идут по дороге. Дорога набухла от дождя, и ей даже мысль не приходит поиграть с ними. Кажется, ей мечтается сейчас о солдатских батальонах, как тогда, сорок лет назад, доброй поступи тяжелых сапог, которые бы выжали из нее эту бременящую влагу, гусеницах танков. Дорога ушла в свои мысли и не замечает Валентину Андревну, не замечает Егупова.

— Когда нам спустят новую инструкцию? — спрашивает Валентина Андревна. — А то мы все работаем по старой. Если у них есть душа…

На это Егупову есть что ответить.

— Своевременно, — произносит Егупов магическое слово. — Своевременно, дорогая Валентина Андревна.

Вот они выходят на тропинку, ведущую к поляне, и тут Егупов останавливается. По обеим сторонам тропы висят на деревьях большие коконы, сплетенные из тугих паутинных нитей. Их около десяти, и в каждом видно детское лицо, где — печальное, где — с улыбкой. Коконы перекликаются между собой звонкими детскими голосами, некоторые даже поют песенки. Валентина Андревна с улыбкой наблюдает за Егуповым.

— Это в качестве наказания, — объясняет Валентина Андревна. — Скоро придет Булдурген, снимет их.

Детские глаза с высоты тоже с любопытством смотрят на Егупова. И вдруг он замечает, что все лица стали гримасами — ноздри раздуваются, глаза смеются, рты крепко сжаты, но давятся смехом. Егупов изумленно застывает. Наконец-то он видит то, чего так долго искал. Кто-то за его спиной прыскает, и с одного из деревьев чей-то изменившийся голос бросает: