Весенняя лихорадка - читать онлайн книгу. Автор: Джон О'Хара cтр.№ 53

Мать лежала на траве, наблюдая за детьми (как будет наблюдать Анна на пляже, когда у нее появятся дети). Рыжевато-коричневый собрался присесть, чтобы помочиться. Мать тут же подскочила, схватила зубами и отнесла в кусты. Опустила, взяла в зубы его заднюю ногу и задрала ее. Для щенка это было внове, он вырывался, собираясь присесть, и слегка мочился, но мать держала его и трясла, пока он не перестал мочиться. Вот и все. Наверное, мать делала это недавно, но зрелище было замечательное. Оно навело Глорию на мысль о том, где отец щенков.

Отец. Этот сукин сын, видимо, где-нибудь на Лонг-Айленде, в Коннектикуте или Уэстчестере, где красиво и прохладно, а здесь мать учит своего щенка справлять нужду стоя, как мужчина, а не сидя, как размазня. Но мать как будто не тосковала по отцу. Она была самостоятельной, для женщин это большое достоинство. То, что женщины должны плакать, ждать или что там еще, — ерунда. Дайте женщине ее дитя или детей, и пошли все мужчины к черту. То, что Глория считала чепухой относительно материнства, на ее глазах продемонстрировали овчарка и ее щенок. Настроение у нее улучшилось. В ее глазах Билл Гендерсон занял место просто-напросто отца детей Анны, и пусть себе укладывает свою медсестру на операционный стол или делает что угодно. Сыграв свою роль в зачатии детей Анны, он утратит значительность. Если любишь мужчину, тем лучше, но его не обязательно любить, не обязательно даже знать. Эту идею привезли из Франции и Англии, кобылы в этих странах стали жеребиться, эту идею успешно применяли к людям в Нью-Йорке, в тех случаях, когда муж был бесплоден, а оба супруга хотели ребенка. Лиггетт. У него есть дети. Глория задумалась о себе. Три аборта и все прочее, чем она предохранялась от беременности, возможно, оказали очень скверное воздействие. Ей впервые захотелось ребенка, а она…

— Глория! Тебе звонит Эдди Браннер, — позвала мать.

— Сейчас подойду, — ответила Глория.

Эдди мог бы это сделать. Но ей не хотелось Эдди. Ей хотелось Лиггетта. И все-таки Эдди сделал бы это. Очень даже охотно.

— Алло.

— Привет, подружка. Это Эдди.

— Я знаю.

— Малышка, у меня приятная новость. Я нашел работу.

— Работу! Эдди, это замечательно. Где? Что нужно делать?

— Ну, деньги небольшие, всего двадцать пять долларов в неделю, но это уже кое-что. Рисовать для кинореклам.

— О, превосходно. Когда начинаешь?

— Уже начал. Работаю дома. Меня снабдят бристольским картоном и всем прочим, но работать можно дома. Сегодня утром мне позвонили. Вчера я был почти уверен, что получу работу, но точно не знал. Я сделал для них несколько рисунков, они, казалось, были почти уверены, что я смогу рисовать то, что им нужно, но сегодня утром позвонили и сказали насчет работы определенно. Собственно говоря, будет больше двадцати пяти в неделю. Эту сумму предложили изначально, на основе неполного рабочего дня, но теперь сказали, что смогут использовать кое-какие мои рисунки во всех фильмах. Они делают паспарту и продают их. Знаешь, что такое паспарту? Не важно. Расскажу за обедом. Пообедаешь со мной?

— Конечно. Только я не хочу, чтобы ты тратился на меня. Устроим складчину.

— Ничего подобного. За этот обед плачу я. Когда за тобой приехать?

— Выезжай прямо сейчас. Я поднялась больше часа назад.

— Еду, — сказал Эдди и повесил трубку.

Эдди был полон планов, некоторые из них имели смысл в том, что касалось дохода. Глории оставалось только слушать.

— Маленькую машину, «остин» или маленький «джордан». Знаешь эти маленькие «джорданы»? Их больше не выпускают, но это были хорошие машины. Или буду искать в газетных рекламах малолитражный «пежо». Мне очень хочется иметь маленькую машину.

— Конечно.

— Почему конечно?

— Чтобы никого больше в нее не сажать. Тебе нужна машина, чтобы думать в ней, так ведь, малыш?

— Совершенно верно, — ответил Эдди. — Машина, в которой можно думать.

— А мы с Нормой будем просто сидеть дома за шитьем в жаркие воскресные дни. Ты поедешь за город — на Северном Берегу красиво и прохладно. Уедешь и будешь думать, а мы с Нормой будем сидеть, ждать тебя, потом ты приедешь и расскажешь нам, о чем думал. Имей в виду, если не захочешь рассказывать или будешь слишком усталым, это подождет. Что еще собираешься делать со своими деньгами?

— Знаешь… — Они стояли перед светофором на пересечении Пятой авеню и Восьмой улицы. — Видишь эти фигурки на светофорах?

В то время столбы светофоров были украшены наверху статуэтками полуголых мужчин в касках.

— Угу.

— Так вот, я хочу что-нибудь сделать с ними. Правда, пока не решил, что именно.

— Кому-то надо.

— Возможно, просто скуплю их отсюда до Сто десятой улицы, если они доходят туда, и отправлю их моему выжившему из ума дяде, который любит играть в солдатики.

— Нет.

— Нет. Ты права. У меня есть идея получше, но я знаю тебя не настолько хорошо, чтобы сказать тебе.

— Конечно.

— Идея заключается в том, как контролировать неосторожных пешеходов-женщин. Чтобы вместо включения красного света все эти солдатики принимали стойку «смирно».

— «Смирно».

— И все женщины будут останавливаться, понимаешь? Будут наблюдать этот феномен, а машины тем временем будут проезжать. Только тут есть одна загвоздка. Когда женщинам надоест на это смотреть, снова появятся неосторожные пешеходы.

— Хо-хо. Женщинам…

— Понимаю. Женщинам никогда не надоест наблюдать этот феномен. Это приятно слышать.

— А что неосторожные пешеходы-мужчины?

— Мы выберем такого в мэры.

— Оставь. Это даже не оригинально.

— Нет, уж по крайней мере оригинально. Может, не остроумно, но оригинально. Во всяком случае, я ни от кого этого не слышал. Когда шучу, это моя вечная беда.

— Что еще собираешься делать с деньгами?

— Угощу тебя обедом. Куплю тебе подарок. Куплю подарок Норме…

— И пострижешься.

Эдди шутил на протяжении всего обеда, хотя Глория давно устала от его шуток. Она понимала, что его хорошее настроение объясняется не только перспективой работы. Другой причиной наверняка была Норма Дэй. Раньше его веселость не длилась долго без ободрения Глории; теперь он продолжал шутить на манер, который у любого другого она назвала бы глупым. У Эдди он глупым не был. Эдди не делал ничего глупого. И видит Бог, у него были основания шутить. Но выносить одно и то же дважды в день — слишком. Первой была Анна Пол со своим мистером Флетчером, то есть Гендерсоном. Анна собралась и уходила из жизни Глории. А теперь Эдди. Она легко могла сказать — черт с ней, с Анной, так как все равно недолюбливала женщин. Женщины бесхребетны. Глория считала, что они умнее мужчин, но не пользуются умом так, как мужчины. Разве что нужда заставит. Теперь, когда Анна была благополучна и счастлива, Глория призналась себе, что подозрения их школьных подруг вполне могли быть справедливы. Это не было осуждением Анны. Глория подумала, что это есть понемногу почти у всех женщин; только напои их достаточно в соответствующем окружении. А многим и напиваться не нужно. С ней заигрывали портнихи, танцовщицы, женщины-врачи, и — и тут она отказалась от этой мысли. Потому что на каждую женщину, которая заигрывала с ней, приходилось десять, пятнадцать, сто, тысяча таких, кто этого не делал и, видимо, не имел к этому ни малейшей склонности. Но признание, что была не права, не изменило ее настроения. Она снова стала желать Анне добра и обнаружила, что хочет покинуть Эдди. Она устала от него. Ей хотелось быть только с Лиггеттом. Или дома, или с Лиггеттом. Либо то, либо другое. Отстраниться от всего, что было ее обычной жизнью: от Эдди, подруг, фешенебельных или веселых мест, от языка, которым говорили она и окружающие, от всего в этой жизни. Но если из этого хоть что-то остается, то пусть оно полностью принадлежит ей. Здесь, под ярким солнцем на Пятой авеню, Глория думала, что единственное, чего ей хочется, это быть с Лиггеттом, лежать с ним в кровати, или на полу, или где угодно, совершенно пьяной, принимать наркотик, делать все, что ему хочется, не думая о том, который час, какой день недели, не думая, кончится это или нет. А если не с Лиггеттом, то ни с кем. Потом ей захотелось оказаться дома, где слышен голос матери, в окружении мебели, на которую она не наткнется даже впотьмах. Ей захотелось быть нравственной. Она бросит курить. Будет одеваться просто, обходиться без косметики. Носить скромный бюстгальтер, не делать маникюра. Она найдет работу, будет находиться там положенные часы. Она знала, что сможет это сделать, так как знала, что Лиггетт вернется к семье. Может быть.