Время, чтобы вспомнить все - читать онлайн книгу. Автор: Джон О'Хара cтр.№ 21

— А может быть, я не могу себе позволить в него не вступить.

— Но ведь когда тебя взяли на твою теперешнюю должность, ты не был членом «Гиббсвилля». Проблемы, проблемы. Но именно эта меня не особенно трогает. Кстати, а сколько стоит «Гиббсвилль»?

— Кажется, двести долларов вступительный взнос и сто долларов — ежегодно.

— Что ж, проблема, считай, решена. Если только ты не хочешь там несколько раз выступить, получить за это плату, а потом уже вступить в клуб.

— Они, наверное, захотят, чтобы я сначала стал членом клуба, а потом уже выступал.

— И бесплатно. Иными словами, они хотят содрать с тебя триста долларов для того, чтобы лишить тебя возможности заработать несколько сотен долларов. Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне нравится «Гиббсвилль». А что было у тебя на уме, когда ты заговорил о клубе «Гиббсвилль»?

— Что было? Первоначально?

— Да, до того как ты заговорил об этих клубных делах, которые мне, скажу тебе, ничуть не по душе. Три сотни долларов. Давай составим список того, на что эти три сотни можно употребить, и посмотрим, на каком месте окажется этот клуб. Страховка, дантист, медицинские счета, одежда для подрастающих детей, деньги на отпуск, десять платьев для меня, четыре костюма для тебя, военные облигации, новая стиральная машина — после войны. Чем длиннее список, тем ниже в нем опускается клуб.

— Они хотят, чтобы мы вступили в частный клуб.

— После войны, если еще будем здесь, мы вернемся к вопросу о частном клубе. Членами клуба быть совсем не плохо. Дети могут плавать в бассейне, играть в теннис, но давай подождем и посмотрим, останемся ли мы в Гиббсвилле — в этом занятном городке.

— Именно об этом я и говорил.

— Знаю. И мы наконец к этой теме вернулись. Ты говорил о том, что это город профессионалов.

— Точно, — сказал Карл. — Так вот, например, Шенектади в штате Нью-Йорк — город профессионалов, там живут инженеры-электрики и разные другие подобного сорта люди. А Гиббсвилль интересен своим разнообразием, и мы с тобой этого не ожидали. Ты знаешь, сколько в этом городе пивоваренных заводов?

— Много.

— Пять.

— Это много, верно же?

— Конечно, много, — сказал Карл. — Я думаю, что после войны этот город расцветет. Сначала, конечно, дела пойдут на спад. После войны это обычная история. Но все будет не так уж плохо, как могло бы сложиться, если б город рассчитывал только на угольную промышленность. По всей стране пойдет большое строительство, и здесь тоже. А что это значит? Как это отразится на нас? Школы в стране станут больше и лучше, и работа заведующего школами будет считаться куда более значительной. А в наших краях и подавно, потому что с таким количеством специалистов и людей с высшим образованием школьное образование станет необычайно важным. Если бы мы жили в фабричном городке, где большинство людей заняты физическим трудом, то есть жил бы в основном рабочий класс, то, как ты сама понимаешь, все сложилось бы по-иному. Меньше интереса к образованию. А каждый человек с высшим образованием хочет, чтобы и у его детей было высшее образование, и на меньшее он не согласен. Так что люди начнут проявлять активный интерес к образованию.

— И думать, что разбираются в этом лучше тебя.

— Пусть они так думают; главное — чтобы дали мне возможность этим заниматься, — сказал Карл.

— Ты впервые с таким энтузиазмом живописуешь Гиббсвилль. С чего это вдруг? Ты давно вынашивал эти мысли или они вдруг ни с того ни с сего на тебя снизошли?

— И то и другое. Я ко всему присматривался, изучал, прогуливался по городу, разговаривал с людьми. Но наверное, вдохновил меня все-таки сегодняшний поход на похороны. Этот человек ничего особенного не сделал, ничего существенного не добился и, судя по тому, что я слышал, не был особенно популярен… и тем не менее ты видела эти похороны. Это было впечатляющее зрелище. Я спросил себя: «Что, если бы я умер? Сколько бы людей пришло ко мне на похороны?» Так вот, если отставить в сторону мрачность самого события, меня все это вдохновило. Это хороший город, Эми. И даже если нам придется здесь прожить до конца своих дней, это будет не так уж плохо.

— Возможно.

— Неужели ты не в силах проявить хоть немного энтузиазма? Я многого не прошу, но хотя бы немного.

— Я сохраню свой энтузиазм для тех времен, когда он тебе понадобится. А сейчас тебе его и так хватает.

— Да?

— Я сегодня тоже кое о чем размышляла — если, конечно, тебе интересно знать о чем.

— Конечно, интересно.

— Так вот: я поставила себя на ее место — на место миссис Чапин. Пришло множество людей, пришли влиятельные, уважаемые лица, собрались толпы на улицах, было все, кроме разве что духового оркестра. Но что у нее осталось? У нее нет теперь мужа, ее дочь, насколько я понимаю, нечто вроде нимфоманки, у нее сын, который ничего в жизни не добился и скорее всего не добьется. Тебя все это вдохновило, а на меня, если хочешь знать, все это произвело гнетущее впечатление.

— Ну да?

— И что самое худшее, я не испытываю к ней ни капли сочувствия.

— Почему же это?

— Я скажу тебе почему, — ответила Эми. — Я ее совершенно не знаю, но я почувствовала, что в этой семье она самый сильный человек и все, что в этой семье случилось, результат ее действий.

— Ее бездействия?

— Нет, это как раз ее действий. Это ее вина. Я бы не хотела иметь такого врага, но я бы не хотела иметь и такого друга.

— О, кажется, вернулись домой девочки, — сказал Карл.

И громко крикнул:

— Карли, Инг! Идите сюда, поцелуйте папу.

— Девочки, мы на кухне, — позвала дочерей Эми.

На кухне дома номер 10 по улице Северная Фредерик Мэри Лаулэн беседовала с поварихой Мариан Джексон и ее мужем Гарри Джексоном — дворецким и шофером в одном лице. Гарри сидел развалившись на стуле «Моррис» — самом комфортабельном стуле на кухне, — курил трубку и потягивал из чайной чашки водянистое виски. На нем были брюки от его шоферской ливреи, белая рубашка и черный галстук. На одном конце большого стола сидела, скрестив руки, его жена, на другом конце стола, вертя в руках пустую чашку, — Мэри Лаулэн.

— А расстройства в ней ни на каплю, что при таких обстоятельствах просто невероятно, — сказал Мэри Лаулэн. — И стоит ей коснуться головой подушки, она тут же крепко засыпает, но…

— Откуда ты знаешь?

— Откуда я знаю? Да я уже служу тут не один год. Стоит мне утром посмотреть на вмятины и контуры подушки, и я уже знаю, как человек на ней спал, знаю лучше того, кто спал в этой же комнате, и даже тех, кто спал в той же постели. Спроси у Мариан, так это или нет.

— Это правда, — сказала Мариан Джексон.

— Если кто использует свою необычайную наблюдательность, которой его одарил благословенный Господь, то чего только этот человек не заметит. Глянешь утром на постель, и все тайное становится явным, а так как я все это время была при ней и ее покойном благоверном, я много чего интересного узнала за эти годы.