Ее встретил знакомый звук водяной струи, с силой падающей на старинный добротный фаянс ванны, который звенел, как пожарный колокол. Ури все так же стоял на коленях, намыливая руки в клетчатых рукавах и немедленно смывая с них мыло, чтобы тут же намылить их снова. По полу растекалась большая мыльная лужа, отдельные струйки из которой уже просочились на паркет коридора. Инге решительно протянула руку через голову Ури и закрутила кран.
Не замечая этого, Ури в очередной раз намылил руки, потянулся к крану и застыл, не понимая, куда девалась вода. Вслепую шаря в воздухе нетвердыми пальцами, он попытался открыть кран, но наткнулся на руку Инге, которая не пускала его это сделать. Он повернул к ней плохо сфокусированные глаза и быстро заговорил на иврите.
Инге опустилась на колени рядом с Ури – прямо в лужу, но ей это было сейчас неважно, – и взяла его лицо в ладони. Он дернулся в ее руках, резко оборвал сам себя и замолчал. Инге боялась, что он начнет вырываться от нее, но он застыл в каком-то смутном оцепенении. Было очень тихо, их молчание нарушали только редкие капли, падающие из крана на звонкий фаянс. От прикосновения Инге к его коже опять охватила совершенно неуместная сейчас животная радость существования – ей вдруг стал понятен рассказ о путнике, нашедшем родник после долгих скитаний по безводной пустыне. Ей показалось, что затуманенный взгляд Ури стал постепенно проясняться.
– В чем дело, Ури? – прошептала она, боясь его спугнуть.
Он опять заговорил на иврите. Она передвинула ладони в мелкие впадины за его ушами, нащупала средними и указательными пальцами костные бугорки у начала шеи и начала массировать их осторожными округлыми движениями.
– По-немецки, – шептала она. – Говори со мной по-немецки.
– По-немецки, – повторил он за ней уже по-немецки.
– Да, да, вот так, по-немецки, – подбодрила она его, отмечая, что взгляд его сконцентрировался на ее губах, словно он затруднялся ее услышать и пытался по губам угадать смысл ее слов.
– Ты знаешь, как чмокает человеческая плоть, когда в нее попадает пуля? – спросил он и продемонстрировал, сложив губы трубочкой, – Чмок! Чмок! Потому что воздух всасывается в пробитые пулей дыры. А если трупов много... целая куча трупов...
Он рванулся от нее с такой силой, что она чуть не упала:
– Мне надо помыть руки, видишь, сколько крови... надо ее смыть...
– В чем дело, Ури? Ты кого-нибудь убил? – прошептала Инге, сама ужасаясь своим словам. Глупости, кого он мог убить и зачем? Но если нет, то о чем этот бред? И почему он пришел среди ночи пешком, неведомо откуда, мокрый насквозь и больной? От кого он убегал? Кто за ним гнался? Нет, нет, сама мысль эта была нелепой, таких совпадений не бывает. Не может быть, чтобы все повторилось опять!
Вместо ответа Ури опять сделал попытку открыть кран, а она опять ему не позволила, крепко вцепившись всей пятерней в витое бронзовое кольцо. Ури был сильней ее, он мог бы преодолеть ее сопротивление, но, натолкнувшись не ее удерживающую ладонь, он разом сник и рухнул на край ванны, безвольно уронив голову на руки. Инге отпустила кран и снова начала массировать его затылок и шею за ушами, чувствуя, как постепенно расслабляются его судорожно сведенные мышцы. Она не хотела ни о чем больше спрашивать и не знала, сколько времени прошло, – ей казалось, что протекла целая вечность молчания, когда он, наконец, заговорил:
– ...кровь... всюду кровь.... видишь, вот – на руках, на лице... на стене, на земле, на мусоре... не знаю, почему они не убирают мусор, там всюду мусор, горы мусора... а на мусоре – кровь... мне надо смыть...
Он замолчал и потянулся было опять открыть кран, но она перехватила его руку на лету и, не задумываясь, опустила мокрой ладонью вниз, себе на грудь. Стоять на коленях в холодной луже было страшно неудобно, но она не хотела менять положение, чтобы не спугнуть постепенное возвращение Ури к реальности. Она только решилась легонько подтолкнуть его пальцы за вырез своего свитера. Согреваясь теплом ее тела, пальцы слегка расслабились и уже сами двинулись дальше, неуверенно нащупывая сосок. Тогда она пробежала кончиком языка по его шее от уха до ключицы, и он не отстранился. Значит, можно пойти дальше – его физическое доверие к ней было ее единственным оружием против терзающих его химер.
– Где эти горы мусора? – приникая губами к его уху, прошептала Инге, всей кожей чувствуя его подрагивающие пальцы у себя на груди. Он поднял на нее глаза, но взгляд их был направлен на что-то страшное вне ее, вне этой комнаты, вне этой жизни.
– Там лабиринт... узкие кривые улицы, тупики, переулки... за каждым углом баррикады из старых ящиков. Надо бросить гранату прежде, чем они успеют тебя подстрелить... Это все очень просто – кто кого... А они за баррикадами и в окнах с автоматами. Я не хотел стрелять... Но тогда – или я, или они...
Он вдруг резко отстранился от Инге и уперся руками ей в плечи, чтобы не упасть:
– Ты тогда была там? – хрипло спросил он. Нетвердо зная, что лучше – отрицать или соглашаться, она тихо сказала: «Да». Оказалось, что ему этого достаточно. Он заговорил быстро и сбивчиво, так что трудно было различать слова:
– Итай выбежал в тот тупик первый и налетел на засаду, а мы – вслед за ним – я и Эзра. Не знаю, сколько их было – много, с автоматами, а вперед они вытолкнули беременную женщину, совсем молоденькую, с огромным животом... Она плакала и умоляла Итая не стрелять... И он не смог в нее выстрелить, замешкался, на одну секунду... и все... Они начали стрелять из автоматов. Это даже не секунда, это доля секунды... их изрешетило пулями Эзру и Итая, а меня обошло, только чуть поцарапало, но я тоже упал, и они подумали, что нас всех... И засмеялись, загалдели о чем-то по-своему, и тут я выпустил очередь из своего автомата – одну, другую, третью... без счета, пока не расстрелял все патроны, они ведь были очень близко... руку протянуть... Я прикончил их всех, и женщину тоже... Стало тихо-тихо... совсем тихо...
Ури замолчал, с трудом переводя дыхание. Инге подняла его безвольно упавшую руку и нащупала пульс, – сердце нагнетало кровь со скоростью курьерского поезда. Постепенно глаза его стали проясняться, он всмотрелся в нее и узнал:
– Инге? – прошептал он удивленно и огляделся. – Я все время был здесь?
Она потянула его за руку, помогая встать:
– Пошли отсюда, хватит сидеть в луже.
Ури поднялся с видимым усилием, покачнулся и сказал:
– Я тебе что-нибудь рассказывал?
– Конечно. А сам ты помнишь, что ты мне рассказал?
Он ответил неуверенно:
– Про беременную женщину?
– И про женщину тоже.
Слегка поддерживая Ури за плечи, она повела его в кухню, усадила в кресло у окна и стала задумчиво перебирать свои колдовские флаконы. После долгого молчания Ури сказал почти неслышно:
– Как странно, что я это все сейчас вспомнил. Ведь там, в Израиле, врачи целый год терзали меня, но так ничего и не добились. А тут все вдруг всплыло, будто случилось вчера!