Опыт путешествий - читать онлайн книгу. Автор: Адриан Антони Гилл cтр.№ 34

На следующий день перформанса на постаменте состоялось открытие мемориала жертвам теракта 7/7 [87] . Никакой самодовольный телевизионный репортер или щедрый банкир даже не задался вопросом «Искусство ли это», ведь открывавшийся объект четко соответствовал всем необходимым критериям. Он был создан художником, он уникален, эстетически правилен, не имеет практического применения и сильно напоминает другие предметы, которые мы считаем объектами искусства. Однако при этом является мемориалом, т. е. своего рода объектом искусства, хотя и с оговоркой. Но если бы он оказался лишенным духовного смысла и его мемориальные функции были бы переданы другому объекту, превратился ли он в объект искусства и воспринимался бы в этом качестве так, как в нынешнем, мемориальном? Взгляните на Трафальгарскую площадь, на другие ее памятники. Никто не задается вопросом, является ли памятник Нельсону объектом искусства, но стоит надеть на него костюм гориллы, и вечный вопрос снова возникнет.

Вопрос «Искусство ли это?» задают люди, не чувствующие себя свободно в вопросах культуры, те, кому нужно знать, что сумка, в которой они хранят свои мнения и предубеждения, — «настоящий Louis Vuitton». Вот вам простое правило — искусство есть ничто. Цель искусства заключается не в том, чтобы быть искусством, а в том, чтобы двигать, вдохновлять, подавлять, возбуждать, манипулировать, заставлять людей демонстрировать чувства и мысли, слишком тонкие и глубокие, чтобы им можно было найти словесное выражение. Оно может заставлять вас смеяться, может успокаивать, расстраивать, а порой даже приводит к эрекции.

С другой стороны, цель обоев состоит в том, чтобы украшать стены. Не стоит путать искусство и ремесло. Искусство тоже может быть частью ремесла, но объект ремесла не всегда будет произведением искусства. Смысл искусства точно такой же, как у пудинга, — оно предназначено для потребления. Его нужно почувствовать и узнать. А если вы хотите узнать, относится ли тот или иной объект к искусству, взгляните, как воспринимают его другие люди. Мы смотрим на произведения искусства не так, как на другие окружающие нас объекты. Существует четыре вида искусства: хорошее искусство и искусство плохое, успешное и неудачное искусство. Успешное искусство не обязательно будет хорошим, а неудачное искусство не всегда уж плохо.

Женщина в оранжевом начинает кричать на нас, стоящих ниже ее. Она кричит нам, что стоит там, наверху, чтобы привлечь внимание к женским половым органам. Ага, так вот для чего ей понадобились эти большие трусы. Она вытягивает наружу футболку с надписью «Мали» и вновь кричит: «Я делаю это во имя трех миллионов женщин, которые подвергнутся в этом году обрезанию в Мали». Затем она вытаскивает кривые садовые ножницы, символическим щелчком обезглавливает розу и швыряет бутон в поток встречного ветра. Никто не задается вопросом, кажутся ли девушкам из Мали цветочные бутоны достойной заменой половых губ и клитора. Затем она стаскивает с себя футболку и вновь кричит: «А вот, кому хочется Мали?» Бросает футболку жирному американцу в бейсбольной кепке, а тот передает ее жене.

Что ж, это было забавно. Но кто мог подумать, что вопрос женского обрезания может вызвать смех? Путь этой женщины в Африке будет долгим, и на этом пути многие розы лишатся своих бутонов. Толпа, жаждущая маек на тему клитородектомии, машет руками и требует еще. (Все же футболка — забавная вещь, находящаяся на стыке культуры и политики, своего рода персональный рекламный щит, посвященный тому или иному убеждению.)

Николас Пенни — директор Национальной галереи, человек, который (я готов биться о заклад на картину Пуссена [88] ) даже если и ходит в футболках с рисунком, то разве что с едва заметным. На прошлой неделе он, воспользовавшись интересом к происходящему на Трафальгарской площади, заявил о том, что следовало бы вновь сделать проезжей дорогу перед Национальной галереей. По его словам, это позволило бы создать санитарный кордон (три ха-ха) между высоким искусством и простонародьем. Ну-ну!

Мы занимаемся не чем иным, печально кивал он головой, как разрушением классической красоты площади. На ней проходит множество событий, она стала шумной и вонючей. На статуи львов и фронтоны зданий то и дело забираются люди. Это, кстати, проблема любого классического монументального градостроительства — оно заставляет людей чувствовать себя никчемными, неуместными, вульгарными человеческими отбросами — хотя, разумеется, это совершенно не входило в планы проектирующих монументальные городские пейзажи.

Само это место предназначено для того, чтобы человек почувствовал себя маленьким и убогим. Его величие и масштаб позволяют одновременно грозить кулаком populus [89] и показывать французам непристойный жест аж двумя руками. Архитекторы георгианской эпохи разрушили площадь, спроектированную Нэшем, который построил ее на месте средневекового рынка с магазинчиками и улочками. Площадь стала своего рода каменной печатью гражданской империи, убедившей растущее, не находящее себе места и скандалящее население в его долге. Граждане были призваны помнить о великих и благородных мужах, создавших империю и принесших ей богатства.

Можете ли вы назвать имена людей, чьи статуи делят площадь с проектом Гормли? Это труднее, чем найти ответ на знаменитый вопрос об именах семи гномов или братьев Маркс. Могу ли сделать это я сам? Ну, разумеется (после изучения ряда источников). Это Генри Хейвлок, герой осады Лакхнау [90] , — он умер, не успев вернуться домой, от сильного расстройства желудка. Генерал Нейпир, человек, которого не любили при жизни, хотя куда меньше, чем его статую после смерти. Он захватил провинцию Синд и, возможно, никогда и не посылал апокрифическую телеграмму (со словом peccavi) [91] . Статуя Георга IV, авторства Чантри, она тут по завещанию; за ней бюсты первых морских лордов: Джеллико, Битти и Каннингэма. За ними, перед фасадом Национальной галереи, стоит статуя Якова II, худшего из наших королей, достаточно абсурдно облаченная в одежду Юлия Цезаря и созданная Гринлингом Гиббонсом. Рядом с ним можно увидеть скульптуру Джорджа Вашингтона, подаренную народу Британии штатом Вирджиния. Вашингтон поклялся, что никогда не ступит и шагу по британской земле, поэтому его ступни покоятся на импортированной, республиканской земле, присланной нам янки. К югу, на островке, лицом к Арке Адмиралтейства стоит лучшая статуя на площади, а то и во всем Лондоне, и уж точно лучшая конная статуя: Карл I работы Ле Сура. Он внимательно смотрит на Уайтхолл, где распрощался со своей головой [92] , Вестминстер и дальше на дворец [93] .