Провинциал и Провинциалка - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Маканин cтр.№ 28

Я сблизился с Павлом Гребенниковым именно тогда, когда выяснилось, что мы оба идем в их девичью сто двадцатую комнату. Мы были с ним однокурсники. Но до этого только кивали друг другу.

– Ты тоже к ним? – спросил Гребенников. Вопрос был в лоб, потому что мы оба заворачивали по коридору в их комнату.

– Да.

– К ним Полупроводники собираются прийти. Забито.

То есть студенты с отделения полупроводников.

– Точно? – спросил я.

– Да. Их вино у девчонок уже на столе стоит. – И тут же Гребенников, улыбаясь, добавил: – Но их самих пока нет…

Мы были очень молоды. И очень веселы. Мы приостановились на углу, и оставалось только выяснить последнее. Улыбаясь, я спросил:

– А между прочим, ты к кому?

– Ну, например, к Чекиной Вале.

– Это удачно. Не поссоримся. А я – к Цаплиной.

Мы засияли – получалось, что сама судьба делала нас товарищами, во всяком случае, на этот вечер.

– А ты Вале Чекиной, кажется, земляк?

– Точно, – сказал я. – Это что, так важно?

– Еще бы!

Придя в сто двадцатую, мы вдруг сглупили и устроили нелепый скандал:

– Зачем вы и нас пригласили, и их?.. Подлость!

Что-то подобное мы им мололи минут десять. Они обиделись. Они молчали. А мы повторяли:

– Зачем же давать авансы и вашим и нашим?

Они молчали. И не стали садиться к столу. Получилась неприятная пауза.

Наконец Валя Чекина сказала мне:

– Вот скажи-ка честно, кто тебе нравится на нашем курсе? Из девушек? Только честно скажи – мы же земляки.

– Ты и Цаплина! – выпалил я.

– Нет, ты честно скажи. Назови всех, кто тебе нравится.

– Ты и Цаплина, – упрямо твердил я, ни на шаг не отходя от золотой жилы.

И опять потянулась этакая постыдная пауза. Опять они молчали. Они сидели по углам. Особенно дулись не упомянутые среди «нравящихся» Лариса Чубукова и маленькая Чечеткина. Ожидалось, что парней будет шестеро, а сейчас вместо шести было лишь двое. И оба какие-то психи.

Цаплина решила высказаться:

– Они, то есть те ребята, для нас, пожалуй, приятнее.

Я как раз разливал вино (наше, мы тоже принесли) по стаканам. И вот стаканы стояли на столе полнехоньки, в неловкой и нелепой ситуации, а Цаплина высказывалась:

– Они приятнее. Они основной состав, а вы…

– А мы?

– А вы – дубль, – спокойненько и строго выговорила Цаплина. Она дружила с Полупроводником, яростным футбольным болельщиком.

Эта пауза была уже совсем никуда не годной. И тут Валя выручила – рассмеялась:

– Ладно, девочки. Давайте веселиться! Дубль ведь тоже играет.

– Во всяком случае, его не прогоняют с поля, – сказал я с обидой.

– Вот-вот. Девочки, за стол!

Был уже третий курс – нас всех разнесло по разным специальностям, а значит, по разным группам. Так что около года я их никого не видел. Разве что только на бегу мелькнет лицо.

Однажды я стоял в очереди в библиотеку – сдать учебники, две связки, штук двадцать пять, – стоял и томился. Вдруг услышал:

– Здравствуй, земляк.

– Привет, Валя.

Валя стояла и лучилась – похорошевшая, посветлевшая.

– Ну, как ты?

– Подожди… Положу книги.

Мы отошли. Присели на низкий подоконник, болтали. А я не терял при этом из виду свою очередь.

– Ну, что в сто двадцатой?.. Уже повыходили замуж?

– Ничего подобного.

– А Чубукова? Лариса?.. Она не перестала тебя грызть?

Валя улыбнулась:

– Перестала.

– Ну, еще бы. Ты ведь специально излучала сияние, а парни млели. Это и высушило Ларису.

Я подшучивал, а Валя неожиданно посерьезнела. И сказала:

– Не смейся над ней. Она сейчас такая добрая, грустная…

– Лариса?

– Да… Она такая прелесть. Понимаешь, – Валя понизила голос, – она очень влюблена. Только тс-с об этом. – Она вдруг встрепенулась вся и спросила с жаром: – Миленький! (Надо сказать, что это ее «миленький», хоть и прошло время, а все же кольнуло меня.) Миленький!.. Ты ничего не открыл? Ну, чего-нибудь выдающегося?..

– Нет.

– А почему?

– Не знаю…

– Ты не обижайся. Я ведь к чему говорю: у нас один студент сделал труднейшую задачу… Я прямо восхитилась. Я теперь как слышу «наука», «открытие» – мне прямо не по себе становится. Ах, как хорошо быть талантливым!..

Она вся светилась. И спрашивала:

– А ты не думал над этим? Не задумывался?

И поддразнивала, и как бы рассматривала собеседника со стороны:

– А ведь нельзя, миленький, не думать. Нельзя!

За какой-то год она заметно переменилась. Речь стала быстрая, находчивая, и это очень ей шло. Кроме того, в ней появилось особое женское обаяние, как бы приодетое в манеру этакого легкого разговора.

– Тебе надо подружиться с какой-нибудь приличной девушкой… Ты понял?

И это она всерьез говорила, а в глазах прыгали бесенята.

– А то я напишу нашим землякам, в каких ты компаниях бываешь.

– В плохих, что ли?

– Не в плохих, но и не в хороших. Тебя окружают несимпатичные люди. Малосимпатичные.

– Ах да, ты же любишь, чтобы все было красиво!

– Вот именно. И тебе советую.

– Ай-ай!

– И не айкай! – Она улыбнулась. – С кем это ты на днях шел по коридору?

– Ну и с кем?

– Не знаю уж с кем. Тянул к себе каких-то двух теток в возрасте.

– В каком еще возрасте?.. Им тридцати нет.

– Миленький, им сильно за сорок! – И она начала хохотать. – Нет тридцати, ой, ты меня уморил! Да они на ладан дышат!.. Они шли, от коридорного сквозняка качались!

Ей было девятнадцать, она закидывала голову с короткими остриженными волосами и заразительно хохотала. И все, кто шел мимо нас, оглядывались – и, как по приказу, улыбались, приобщаясь к ее радости. Особая была минута.

А это уже было в конце четвертого курса, когда я на физическом практикуме случайно встретился с Цаплиной Надей. Цаплина стала строже, деловитей.

– Садись рядом, – сказал я, ставя еще стул к столику с приборами.

– А у тебя что?

– Магнетизм.

– У меня тоже…