У самого входа на лестницу… Он присел возле упавшей. И я видел (успел увидеть), как страж подставляет обе свои ладони под ее подпрыгивающую голову. Очень вовремя. И очень мягко приняв ее затылок… Зато теперь впал в тряску его автомат. Дык!.. Дык!.. Дык!.. «Калашников», висевший у него за спиной… Женщина билась. Страж ее держал. И его автомат хочешь не хочешь синхронно бил дулом в пол.
Так я оказался сам по себе. И по-стариковски (и одновременно по-мальчишески) нашел стопроцентно правильный ход. И не пришлось придумывать. Мне сказали эти слова – и я их только повторил. Этакий конвейер взаимных просьб. Я обратился к тому, кто рядом… Я изменил соответственно лишь возрастное обращение (и ни на чуть интонацию). Присмотри, сынок! На пару минут! И едва только ближайший ко мне мужик с автоматом изобразил согласие (занять сторожевое место у лестницы) – я шагнул в сторону. Я шагнул в темноту как в свободу. Движения совпали: он кивнул – а я уже шагнул и исчез.
Первые лестничные шаги в темноте были нетрудны – по памяти фонариков, плясавших на ступеньках. Это когда стражи показывали мне опасный путь наверх: мол, не рыпайся, старикан, куда тебе!.. Но я знал куда.
Полуразрушенная лестница – как слалом, финт направо – и подняться. Налево – и еще подняться. Но всюду гармошка битых ступенек… Я шел и оступался. Перила попросту вдруг исчезали… Нет перил… И тогда я впустую махал руками в темноте, хватаясь за воздух… Хотелось к стенам… Только в темноте понимаешь, что такое стены.
Как пройти с поворотом на третий этаж – это удерживалось памятью цепко. Памятью волочимого нами Славика. Здесь мальчонка угас. На этих ступеньках. Уже во тьме… Однако на четвертом я сбился.
Дверь была заложена наскоро кирпичом (готовились к долгому бою? или такой крупный обвал?..). Обнаружился некий боковой ход, а уже за ним ступеньки… Лестница, чрезвычайно узкая и с поворотами – почти винтовая. (Это вроде бы она. Здесь мы тоже помучили Славика.) Но я сразу ткнулся в перегораживающий деревянный щит.
Обход ничего не дал. Нет обхода… Лестничную площадку в другом конце коридора я кое-как в темноте обнаружил… Но оказалась вдруг дверь. Тупиковая… Дверь заколочена. Я дергал и дергал за ручку! Бессильный и злой!..
Пробовал вникнуть в замок, но куда там! Дверь заколочена здоровенными гвоздями, двадцаткой. Я только водил пальцем по их могучим металлическим шляпкам…
Еще одна бессмысленная тупиковая дверь. Прибитые доски крест-накрест…
Я так и привалился к двери. Старикашка сник… Устал. Все-таки уже ночь.
Как вдруг близко (шагах в десяти слева от меня) послышался говор, похожий на шепот. Там шли очень медленно. Медленно, но уверенно. Как-никак в полной темноте… Шли без фонарика.
Судя по голосам, идущие осторожничали – состорожничал и я. Я мигом снял ботинки. В носках, как балерун, легко приблизился к шепчущимся… Нет, не шепот. Но все-таки негромкий и осторожный (это чувствовалось) говор двоих – они поднимались наверх и слегка спорили. Один говорил, что «уже пора!» – а второй настаивал, что «уже пора… но надо убрать из обоих».
Речь шла о двух портативных компьютерах. Возможно, не «убрать из» и не «стереть», а «заменить»… Или, напротив: «что-то вписать», «вставить». Я не уверен. Уже не помню. Я всего лишь предполагаю и домысливаю (синдром ночного сговора), что здешние люди на случай поражения могли хотеть что-то слегка подправить. Что-то убрать-стереть. Замести следы. И похоже, что мелькнуло слово «списки»… Но мне-то что! Мне было важно, что они знают путь наверх.
И первая моя мысль была мысль ясная и детская – просто красться за ними, за знающими. Идти за ними – и все. Однако мелькнула опаска: а если их дело серьезное?.. Хорошо, если эти двое предусмотрительные чиновники (или политики), а не профи с пистолетом под мышкой. Опаска вполне в духе новейшего времени. Профи, они ведь и пристрелят. Возьмут недорого. Если дело ответственное… Если ставки крупные.
Серьезным парням (голоса молодые! свежие!) совсем не до озабоченного старикашки!.. Запросто пристрелят. (Как хорош в темноте молчаливый свидетель.) Я испугался всерьез. Хорошо помню. Это был страх.
Я так и видел, что с простреленной башкой останусь лежать на вот этой подванивающей порохом лестнице. И Даша, спускаясь вниз, пройдет мимо тела. Завтра поутру… Обязательно пройдет – других лестниц здесь нет. И, увидев старичка, присядет на ступеньку. И еще как всплакнет! (Это я иронизировал. Меня лежащего Даша даже не узнает. От лежачих мертвых отворачиваются… Поторопится!.. Сбегая в спешке пролет за пролетом.) Зато я стал подбадривать себя эпитафией. Кадры фильма… Надгробие… Бегущая строка… Старикашка, мол, шел ее выручать. ОН ШЕЛ ЗА ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНОЙ И ПОГИБ – ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕКРАСНЕЕ.
А кто-нибудь юный припишет мелом: НО ТАК ЕЕ И НЕ ТРАХНУЛ.
Страх страхом, а меж тем в полной тьме я уже вышел на лестницу (к движущимся молодым голосам)… Заговорил… Открыто и по-товарищески сказал-спросил:
– Можно ли с вами вместе подняться?.. Мне на девятый.
Их голоса на миг замерли (не ждали, что кто-то их слышит) – а затем из темноты мне этак спокойно, этак с легкой смешинкой:
– С нами до седьмого… Можно!
То есть оба идут до седьмого, но никак не выше. У них свои дела! И никакой для меня иной помощи, конечно… Так что поспешай, заблудший!
Один из провожатых врубил свой фонарик и все-таки мазнул по мне лучом. А затем недоуменно воткнул луч в мои ботинки, что на весу. (Я так и держал их в руках, не успел надеть.) Засмеялся:
– Что это у вас? С мертвяка сняли?
Я не знал, что сказать, и коротко бросил:
– Жмут.
Он опять засмеялся:
– С мертвяка всегда жмут. Поначалу.
И тем наше общение кончилось. Оборвалось… Они вскоре свернули на свой седьмой. А я затопал по лестнице выше – опять в полной тьме.
Ступеньки разбиты и скользки… Или выбиты. С пропуском в две, а то и в три сразу. (Я уже обулся.) Я нашаривал ступеньку, тыча во тьму ботинком.
Но самая тьма оказалась там… На этаже.
Я пытался определиться по запаху. Большие кабинеты (по ним били танковые пушки) должны были подванивать обстрелом. Несколько дверей (я же помнил) были вышиблены снарядами. Но, видно, боевая гарь уже улеглась. Куда ни нацель нос, в воздухе чисто… Остывшее не воняет.
Хоть выколи глаз! Я шел, тыркаясь то туда, то сюда. Череда кабинетов должна же быть, но где?.. Должна быть по линии стены. Но направление все время терялось…
Я пробовал почиркать спичками – но что можно разглядеть в объемной тьме? – только саму тьму. (Спичек осталось штук пять!) Я все-таки вошел на пробу… В кабинет с приоткрытой дверью. Вошел шажок за шажком… Прислушался… Пусто… Что-то было не так.
Я мог толкаться здесь целую вечность. Я выскочил опять в коридор… Я заметался. Весь в поту, бросался от одной стены к другой стене. Я ощупывал углы… Стучал по стене кулаком, уже не в силах сориентироваться. Надежда была разве что на везение. На случай.