Мария в поисках кита - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 79

Проклятье! Слово, о котором я вспомнила минуту назад, колом стоит у меня в горле. Самопроизвольно набирается курсивом. Самопроизвольно меняет шрифты, чтобы предстать в наиболее выгодном свете и отложиться на подкорке:

Times New Roman

Comic Sans Ms

ВПЗР — вот кто постоянно грешит сменой шрифтов в текстах; этой кичливой идиотке кажется, что именно так можно привлечь внимание к одной из ее мыслей, якобы претендующих на афористичность. И сколько бы ни убеждала ВПЗР ее редактор Лорик, что подобные графические экзерсисы только напрягают, раздражают и сбивают читателя с толку, ВПЗР продолжает гнуть свое. Прогерия, прогерия, прогерия, будет ли этому конец? Как избавиться от этого слова, в какую задницу его засунуть?!.

Я злюсь, я почти что в бешенстве, но на фрагментах моей физиономии в зеркалах это никак не отражается.

И Кико не отражается. По-прежнему. И по-прежнему вращается вокруг своей оси балеринка. А проклятое «пам-парампам-пам-пам», вместо того чтобы сдохнуть в конвульсиях, лишь набирает темп.

Помостик с затекшим пятном окружают углубления, похожие на оркестровые ямы; их всего лишь пять, в отличие от секстета зеркал на откидывающейся крышке. Два узких, вплотную примыкающих к задней стенке, переложены синим бархатом. Еще два — пошире и поглубже, но без всякого бархата. И еще одно, самое широкое и длинное: оно идет через всю переднюю панель.

Ну конечно, во всех этих отделениях должны храниться драгоценности: серьги, бусы, браслеты, цепочки с кулонами, камеи, а синий бархат предназначен для колец!.. Чтобы некая женщина, совсем необязательно мечтательница (у мечтательниц отродясь не бывает такого количества побрякушек), каждый вечер вставляла их в бархат в определенном порядке — сапфир, рубин, топаз, аметист. И в том же порядке вынимала по утрам.

Но в синий бархат не утоплено ни одного кольца.

Отделения для браслетов и камей — пусты.

И лишь самое большое отделение, предназначенное для бус и — частично — для цепочек с кулонами, переполнено. Странно, я не могу разобрать, что именно лежит там, хотя явственно вижу остальные детали: дырчатое, пожелтевшее платье балеринки, продольную темную полосу на третьем слева зеркале, себя — в первом и втором; потертости на синем бархате, сколотый кусочек дерева на уголке самой шкатулки. Но стоит мне перевести взгляд чуть ближе, к отделению для бус, — и тут же возникает расфокусировка, как если бы я страдала близорукостью.

Или — дальнозоркостью.

Я не знаю, чем отличается близорукость от дальнозоркости, и до сих пор не возникало ни единого повода познакомиться с ними поближе: зрение никогда не подводило меня. Не должно подвести и сейчас. И чтобы лишний раз убедиться в этом, я поворачиваю голову к Кико, к его четкому, как будто вырезанному из жести профилю…

Вот черт!

Теперь он вовсе не такой четкий, каким был минуту назад. Минуту или около того, точнее определить не получается, — но именно тогда я взглянула на него последний раз и увидела крошку в уголке губ, благополучно слизанную. В любом случае, это произошло раньше, чем дурацкий мотивчик стал убыстряться. Профиль Кико совсем нечеткий, совсем! Однозначную воинственную жесть сменила бумага, такая тонкая, что кажется — она вот-вот порвется! Улетит от неосторожного дуновения, от внезапного ворвавшегося в помещение сквозняка. И хотя ветра в букинистическом нет, профиль Кико колеблется, как подхваченный потоком воздушный змей. Вся, абсолютно вся правая половина лица — от висков и лба до подбородка — подверглась изменениям.

Я бы назвала их возрастными.

Да, да, за считаные секунды Кико стареет лет на двадцать!.. И его кожа, до сих пор почти идеальная, идет трещинами, как идет трещинами пересохшая земля в пустыне. И тепло… Нет, скорее — жар, я явственно ощущаю жар! И вижу легкую дымку, окутавшую лоб; и маленькие смерчи дрожащего раскаленного воздуха, которые поднимаются прямиком из носогубных складок. Картина среднестатистической пустыни воспроизведена полностью, остается добавить несколько штрихов: череп животного на переднем плане (для этого сгодится обращенная ко мне часть скулы). И — ящерицу, выглядывающую из-за складки века.

Вот о чем я думаю: о пустыне, черепе и ящерице. Но о черепе и ящерице — больше всего. Только о них, а не о состарившемся в магико-реалистическом духе Кико. И о том, куда бы пристроить этот немудреный реквизит, чтобы он выглядел максимально живописно. Настолько живописно, что метафора кожи как растрескавшейся земли оказалась бы доведенной до абсолюта. Или до абсурда, что в данном конкретном случае — одно и то же.

Стилеобразующий приемчик из арсенала ВПЗР, — я отравлена этой сукой и ее лингвистическими прихватами сильнее, чем мне казалось, а ящерицу можно сместить от века к переносице. Или даже к носу, чтобы она пробежалась по нему, как по гребню бархана.

И пока я думаю, что делать с до сих пор не материализовавшейся ящерицей (пора бы ей появиться в конце концов!), Кико стареет еще лет на десять.

Если так пойдет и дальше — ящерица не понадобится.

Ее вполне может заменить присыпанная песком обложка от последнего диска Жака Бреля «Стареть». Именно так он и назывался — «Стареть», Vieillir (интересно, это искаженный французский или нет?).

Vieillir —

звучит символично. Смысло- и стилеобразующе.

И совсем неважно, что этот диск записывал человек, умиравший от рака легких где-то на островах Французской Полинезии, совсем неважно, что он чувствовал, что думал. Совсем неважно, сколько песен вошло в альбом, и какие это были песни, и о чем они были. Важно вовремя воспользоваться обложкой, просто обложкой, даже если в нее ничего не вложено, даже если внутри — пустота, подобная пустоте всех вэпэзээровских романов. Это не помешает предъявить ее миру как еще одну метафору. Жаль только, что это — обложка от винила, она слишком большая, намного больше ящерицы, втиснуть ее в узкое пространство между внутренним краем века и переносицей не получится. Но… можно изменить масштаб! Уменьшить потрепанный пластиночный конверт до приемлемых размеров, а сама метафора меньше от этого не станет.

Еще один вариант — не производить манипуляций с конвертом, оставить все как есть, в натуральную величину. И просто заменить им воздушного змея. Если колеблющийся бумажный профиль Кико показался мне похожим на воздушного змея, почему он не может показаться похожим на конверт из-под винила Жака Бреля, да еще с таким говорящим названием, как «Vieillir», — чтобы самый последний дурак понял, о чем именно идет речь.

И это будет еще одна метафора.

Очередная — в веренице претенциозных метафор и забористых бессмысленных сравнений, которыми нашпигованы тексты ВПЗР.

У воздушного змея-Кико и винилового конверта-Кико примерно одинаковая плотность. И одинаковые шансы быть подхваченными сквозняком и выдутыми из чертового букинистического куда-нибудь в район маяка «Cara al mar».

Быть выдутым — самый оптимальный вариант для Кико попасть к себе домой: ведь добраться своим ходом ему вряд ли удастся. Теперь он — глубокий старик. И правая половина его лица, благополучно миновав стадию пустыни, перекочевала в стадию высокогорного плато с его расщелинами, провалами и нагромождением серых камней.