Мария в поисках кита - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 73

Таким образом волшебный гербарий опыта совершенно бесплатно передается какому-то юному ублюдку, не способному поначалу даже оценить щедрость подношения.

— Он оценит потом, — пытаюсь я убедить ВПЗР. — Оценит. вот увидите!

ВПЗР совсем не так оптимистична:

— Никто и ничего не способен оценить в этой жизни, Ти. Никто не хочет платить по счетам, норовя проскочить на халяву.

— И вы?

— Я уже давно провела все платежи в Сбербанке.

Это — еще одна домашняя заготовка для разного рода интервью. Ее пафос состоит в том, что ВПЗР слишком дорого заплатила за свой невъебический космический высочайшей пробы талант. А именно — тотальным одиночеством и отсутствием родственных душ, включая детей. «Одиночество бегуна на длинную дистанцию», — подводят пробивающий на жалость итог скромняга — ВПЗР, имея в виду «Одиночество мессии среди заблудших овец». Мессия, конечно же, она. И бегун — тоже, при том, что ВПЗР не бегает в принципе, это (как и родственные души, включая детей) требует некоторого напряжения сил. К тому же дети только и мечтают, чтобы вышибить тебя из седла главного героя на унитазный стульчак второстепенного и самим занять твое место. И в этом они ничуть не лучше, а даже хуже пришлых юных ублюдков.

Объяснять ВПЗР элементарные вещи насчет естественной смены поколений — бесполезно, все равно не услышит. Она — единственная представительница своего собственного богоизбранного поколения, и таковой и останется. И никогда (слышишь, — ни-ко-гда! — Ти) не станет гуру для совершенно левых неоперившихся засранцев. И все свои познания о французских поцелуях оставит при себе.

Она все же ненормальная.

Но не более ненормальная, чем я сама. Сидящая на верхней ступеньке странного дома и представляющая, что нахожусь в голове у писателя.

Пора все-таки выбираться отсюда.

Поднявшись, я замечаю, что случайно опрокинула какой-то предмет. Пузырек с черной тушью.

Все последующее происходит как в замедленной съемке: тушь вытекает из пузырька и устремляется к листу бумаги. Он лежит на полу, хотя еще пять минут назад его здесь не было. Как, впрочем, и самого пузырька.

Не было, а теперь есть.

И тушь заливает рисунок на бумаге прежде, чем я успеваю его рассмотреть. Но заливает не полностью, а как-то совершенно избирательно, оставляя нетронутой середину. Эта середина — нарисованные глаза, обведенные теперь четким контуром. Все остальное — чернее черного.

Я уже видела эти глаза, пусть и не такие стилизованные!..

Ну конечно. Открытка, исчезнувшая в стопке и так больше и не найденная: НЕ IS WATCHING YOU.

Он следит за тобой.

Естественнее всего предположить, что залитый тушью рисунок тоже принадлежит Кико. И это — портрет. Милый и трогательный в своей основе (все рисунки Кико — милые и трогательные, несмотря на некоторую тревожность). Но теперь я никогда не узнаю, каким именно был рисунок.

Он испорчен.

А в оставшейся части нет ничего милого и тем более — трогательного. Она настораживает и пугает. И мне бы очень не хотелось, чтобы когда-нибудь этот рисованный взгляд остановился на мне.

«Вырывать из контекста — последнее дело, Ти. Так ты никогда не доберешься до истинного положения вещей», — попеняла бы мне ВПЗР, будь она здесь. Но ВПЗР здесь нет — одни только чертовы глаза с подступившей к векам чернотой.

Контекст — это тушь? Или все же сам взгляд?

Неприятный. Раздевающий до мягких тканей. Острый, как нож из Бирмы, которую теперь принято называть Мьянма. Ему ничего не стоит вскрыть грудину и похитить сердечную сумку со всем имеющимся там добром… О да, ВПЗР обожает порассуждать на тему: что же хранится в сердечных сумках молодых девушек, претендующих на звание героини. Что-нибудь, связанное со свободой перемещения: билеты на самолет авиакомпании «Air France» до Гонконга; или зимнее расписание поездов, курсирующих по Пиренейскому полуострову; или забытый за подкладкой талон «Rent Car» (Calle de Jesus y Maria, Madrid, España). Что-нибудь, связанное с излишней доверчивостью и сентиментальностью: ключи от квартиры бывшего возлюбленного, где давно сменены замки; контрамарки на «Тоску», контрамарки на «Аиду», входные на «Чио-Чио-Сан»; потрепанный брелок с Сейлормун; плюшевый львенок. Что-нибудь, связанное с порочной сексуальностью: флэшка с гей-порно (8 Гб), поющие гандоны презервативы с сюрпризом и диск с home video-оргиями. Что-нибудь гигиеническое: помада, зубная нить и вьетнамский бальзам от всего на свете, настоянный на моче беременной тигрицы.

И еще как минимум пятьсот пятьдесят наименований различных предметов, которые не влезут не то что в сумку, но даже в товарный вагон.

Никакой особой информации они не несут и сюжет вперед не двигают, но… Это такая писательская фишка. Боссановка, как любит выражаться ВПЗР. У каждого писателя есть своя боссановка. Лев Толстой любил поучать, И. С. Тургенев — описывать природу, Эммануэль Арсан — давать идиотские советы по мастурбации, а ВПЗР втыкает в текст такие вот бессмысленные перечисления.

И она бы скоренько разобралась с глазами с залитого тушью рисунка, набросала бы в них всякой всячины животного и растительного происхождения. И добавила бы психоделического говна дешевого, но якобы освященного монахами Шаолиня барахлища, место которому в помоечном псевдоэтническом магазине «Ганг» и его дочерних структурах.

Опять же — бессмысленно, но зато как красиво!..

У меня нет никакого желания смотреть в рисованные глаза, они неприятны. Это все, что я могу сказать, не отвлекаясь на подробности. Не классифицируя их.

Тушь на рисунке высохла окончательно, края сморщились и поднялись вверх: теперь листок кажется наполовину сожженным. Жаль, что только наполовину.

Я когда-нибудь выберусь отсюда или нет?..

Всего-то и надо, что спуститься на один пролет, миновать все хичкоковские камео (если они еще там), ободряюще помахать рукой Флоранс Карала с плаката «ASCENSEUR POUR L'ECHAFAUD» и покинуть, наконец, кроличью нору. Не факт, что я не окажусь в другой кроличьей норе, большего размера, но и оставаться здесь… Вот черт, зря я вспомнила о Флоранс с плаката.

Зря.

За плакатом стоит фильм, а за фильмом — режиссер. Тот самый, просто хороший и очень тонкий. Зачарованный музыкальной шкатулкой из детства; балеринкой, зеркалами, немудреным мотивчиком в три ноты… Мотивчик и сейчас играет.

Он играет. Сейчас.

До этого звук сидел взаперти в шкатулке, которую я не смогла открыть, — ведь у меня не было ключа. Но у кого-то он есть. Я предпочла бы французского мальчика. Или шведского мальчика. Или просто — мальчика, слишком маленького. чтобы причинить зло…